Чешский Иван

Пятьдесят лет назад, в августе 1968-го, чехословацкому социализму стёрли человеческое лицо. Реформы доброго коммуниста Александра Дубчека были раздавлены танками. Пражскую весну заморозила «доктрина Брежнева». Оккупированная Чехословакия подверглась более чем двадцатилетней «нормализации». Утвердилась неосталинистская диктатура коллаборационистского руководства КПЧ – вплоть до сноса Бархатной революцией 1989-го. Всё это широчайше известно. Как и сугубо мирный характер чехословацкого протеста. Но в полувековой юбилей стоит вспомнить и другое. О чём мало говорят, а часто уже и не знают.

Чешское и словацкое сопротивление ломает стереотипы

Борьба против коммунистических режимов в Восточной Европе и в самом СССР вообще не прекращалась ни на день. С новой силой она поднялась после смерти Сталина. Почти сразу восстали болгарские табачники в Пловдиве и рабочие в ГДР. Продолжали партизанскую войну болгарские горяне и румынские гайдуки. Освобождённый из тюрьмы Владислав Гомулка возглавил польскую «оттепель». В Венгрии дошло до революции, и самые кровавые каратели просто оказались в петле. «Что-то югославское»светило повстанцам неясными маяками идеализированного самоуправленческого социализма. Даже в жесточайше сталинистской Албании подпольщики атаковали советское посольство, а партийная фронда критиковала руководство на столичной конференции.  Да и в самом Советском Союзе Новочеркасск 1962-го был отнюдь не единственным бунтом – особенно под венгерским влиянием.

Чехословацкие реформы тоже вызрели задолго до 1968-го. Словацкие партизаны воевали против коммунистов бок о бок с украинскими бандеровцами. Чехия была лояльнее, но активное сопротивление развернулось и здесь. «Белый легион» католического проповедника Йозефа Вицена и студента-техника Антона Тунеги вёл антиправительственную радио- и листовочную пропаганду. «Чехословацкое разведывательное управление» полковника Карела Прохазкиконсолидировало статусную интеллигенцию для информационной войны.  Моравской антикоммунистической группой «Светлана» командовал бывший антинацистский партизан Антонин Слабик. Чешская организация «Чёрный лев 777» речника Иржи Ржезача обстреливала и подрывала офисы правящей КПЧ.

Братья-студенты Цтирад и Йозеф Машин, сыновья бойца антинацистского Сопротивления, создали группу из шести человек – студенты, крестьяне, военные. Пользуясь отцовскими уроками, они устраивали налёты на полицейские участки, застрелили нескольких полицейских, попали на урановые рудники, сумели бежать оттуда, застрелили нескольких штазистов в ГДР и прорвались-таки в Западный Берлин. Оттуда переехали в США. Цтирад скончался в 2011-м, Йозеф жив и сегодня.

Все эти люди – казнённые, как Ржезач и Тунега, выжившие, как Вицен и Слабик – признаны героями в современной Чехии. И как видим, далеко-далеко не все исповедовали мирный протест. Это явно «рвёт шаблон» – ломает сложившийся стереотип о несклонности чехословаков к силовому отпору и риску. Но 1968 год был ещё впереди.

1 июня 1953 года – позже Пловдива, но раньше Берлина – восстал чешский Пльзень. Бунт начался на машиностроительном заводе «Шкода». 20 тысяч рабочих и студентов протестовали против грабительской денежной реформы. Захватили здание городского управления, радиостанцию и тюрьму. Разбили и сожгли изображения Сталина и «чехословацкого Сталина» Готвальда, водрузили на их место портреты свергнутого ими демократического президента Эдуарда Бенеша. Освободили политзаключённых – их оказалась сотня на 130-тысячный город – немалая доля, однако. Завязалась жестокая драка с «Народной милицией». Одолеть восставших эти «титушки» не смогли даже вместе с полицейскими. Пришлось вызывать регулярные войска с танками. Армия усмирила Пльзень, но денежную реформу сильно смягчили, а цены снизили. Но при этом власти сурово предупредили, что «не позволят создавать культ рабочего».

Чехословацкая номенклатура комплексовала перед культурными людьми

Готвальд к тому времени был уже мёртв – простудился на похоронах Сталина. Судьба оказалась в каком-то смысле милостива к нему. Послеготвальдовский режим «двух Антонинов» – генсека КПЧ Новотного и президента ЧССР Запотоцкого – был довольно вялым, пассивным. Руководство КПЧ старалось не предпринимать резких движений. Вооружённое сопротивление режиму удалось подавить – соотношение сил государства и подполья не допускало иного исхода. И достаточно. Хватит с «майора Земана» подвигов. Благо экономический потенциал Чехословакии позволял поддерживать относительно пристойный уровень жизни. Выше польского, венгерского, советского, тем более болгарского, румынского, не говоря об албанском. Примерно как в ГДР.

К тому же, что существенно, чехословацкая номенклатура была скована забавным комплексом. Местные партбоссы уважали учёных и культурных людей. Презрительное в устах советского аппаратчика: «Очки надел!» – аппаратчик чехословацкий произносил с почтительным придыханием: «Очки надел…» Даже перед студентами держались с некоторой неловкостью. Что уж говорить об писателях, экономистах и артистах! Зато с простонародьем не церемонились. Хотя после Пльзеня предпочитали заранее откупаться.

Таких комплексов не скроешь. Интеллигенция в ЧССР знала свою силу. И могла оказывать на власть даже определённое давление. Конечно, до известных пределов – иначе никакие очки не помогут. Но, например, добивались реабилитации жертв готвальдовских репрессий. На что Новотный и Запотоцкий шли крайне неохотно. Оба Антонина лично участвовали в репрессиях и категорически не желали ничего подобного XX съезду. Пересмотр дел длился годами. «Взвешивали все за и против». В результате получалось даже не уступка, а издевательство. Какое уж там восстановление справедливости.

Запотоцкий умер в 1957 году. Верховная власть сосредоточилась в руках Новотного. Что само по себе раздражало чехов и словаков с их подсознательно правовом мышлением. Предъявляли Новотному и участие в сталинско-готвальдовских зверствах, и разгон студенческих демонстраций, и игнорирование властями чешской Праги словацких интересов. Генсек полностью контролировал администрацию и силовые структуры – но год от года утрачивал уверенность в себе. Такая вот мощь разума, выше партийной власти.

Интеллигентская фронда захлестнула и партийные круги. В октябре 1967-го Новотный подвергся разгрому уже на пленуме ЦК КПЧ. 5 января 1968-го его сняли с должности. Во главе партии оказался словак Александр Дубчек. Сторонник «демократизации партийной и государственной жизни». Главой же государства стал Герой Советского Союза Людвик Свобода. Генерал чехословацкой армии, ветеран двух мировых войн, в молодости участник антибольшевистского восстания в России был прежде всего патриотом и лишь потом коммунистом.

Большинство чехословаков последовали призыву руководства страны

Политическая история Пражской весны, как сказано выше, достаточно известна. Повторять её не обязательно. Отметим лишь: она почти не выходила за рамки оживлённых дискуссий. В реформаторской практике Дубчек уступал даже Горбачёву. Самые продвинутые из чехословацких реформаторов изъявляли преданность социалистической экономике (Ота Шик) и однопартийной системе (Зденек Млынарж). Переговоры о легализации Социал-демократической партии к результату не привели. Но сам факт таких переговоров в государстве «советской зоны»!.. Невиданная крамола. Людям разрешили думать и говорить. Атмосфера в стране прониклась духом свободы. И это уже было преступлением в глазах Политбюро ЦК КПСС.

Окончательное решение руководство СССР приняло после оглашения «Программы действий» чехословацких реформаторов. Через которую красной нитью проходил «идейный плюрализм». Если бы дело происходило в наши дни, это бы значило – не сажать за репосты. Таких вольностей предшественники путинизма, разумеется, позволить не могли.

Карательную экспедицию Брежнева с готовностью поддержали власти ПНР, ГДР и НРБ, с колебаниями присоединилась ВНР. Вальтер Ульбрихт не терпел отступлений от марксистского фундаментализма. Антисемита Гомулку бесила политическая роль еврея Франтишека Кригеля, самого радикального из партийных реформаторов, председателя Национального фронта ЧССР (именно Кригель – уроженец ныне украинского Ивано-Франковска, ветеран интербригад гражданской войны в Испании – единственный из дубчековской группы отказался подписать политическую капитуляцию даже под арестом в Москве). Тодор Живков имел далеко идущие планы собственной интеграции в советское руководство и пользовался случаем выслужиться. Янош Кадар, наоборот, предпочёл бы обойтись без вооружённого подавления. Но венгерские коммунисты и так позволяли себе больше других и ослушаться не решались. К тому же над ними нависал собственный грех – не прошло ещё двенадцати лет, как они сами пришли в советском обозе.

Как ни парадоксально, ослушание позволил себе правитель СРР Николае Чаушеску. Сталинистский диктатор, которого на Рождество 1989-го свергали вооружённой рукой, в то время олицетворял для Румынии надежды на перемены. К тому же он ревниво отстаивал независимость своей страны от «русских» и поэтому признавал право Чехословакии на самостоятельную политику.

Военная история «Операции «Дунай» также известна и не требует повторения. Ключевой момент: президент Свобода, руководство КПЧ и правительство Олдржиха Черника призвали вооружённые силы и граждан ЧССР не сопротивляться вторжению. При этом Служба госбезопасности под руководством генерала Вильяма Шальговича поддержала оккупантов и участвовала в арестах соотечественников (недаром Шальгович покончил с собой в феврале 1990-го, вскоре после Бархатной революции). Нашлись коллаборанты и в верхушке КПЧ – прежде всего партийный идеолог Васил Биляки партийный плановик Алоис Индра. Первым же поставили Густава Гусака – недавнего сторонника Дубчека, переломленного в Москве. Этот корпус карателей, нацпредателей, доносчиков, хитрых карьеристов и просто психологически раздавленных персонажей правил бал два десятилетия оккупации и «нормализации».

Если верить документированным сводкам, полнота которых не очевидна – погибли более ста чехословаков, почти сто советских военных, десять поляков, один болгарин и один венгр. Цифры выглядят вполне сопоставимыми. Разница в том, что чехи и словаки погибали от пуль интервентов, а военнослужащие Варшавского договора – в основном от собственного оружия: транспортных аварий и неосторожного обращения. В перестрелках и при нападениях были убиты двенадцать советских и один болгарский военнослужащий. Пятеро советских солдат покончили с собой.

Армия и большинство населения Чехословакии последовали призыву смириться. Демонстрации протеста были, но в вооружённую борьбу вступили немногие. И тут мы подходим к яркой фигуре, которую напрасно забывают в хронике Пражской весны.

Худшим врагом пролетариата Иван Свитак считал КПСС

Этого человека звали Иван Свитак. Мыслитель и философ, политик и поэт. Демократ и социалист, сражавшийся против нацистов. Единственный крупный деятель, призвавший взяться за оружие против новых оккупантов.

Иван Свитак родился 10 октября 1925 года в моравском городе Границе. Его отец был известным инженером, дед – конструктором первого автомобиля Центральной Европы. Дядя по материнской линии воевал в Сопротивлении был казнён гитлеровцами. В майские дни 1945-го Иван дрался с нацистами на баррикадах Пражского восстания. «У нас была одна винтовка на двоих, – вспоминал он. – Тем интереснее. Парадоксы энтузиазма».

Сразу после войны Свитак вступил в Социал-демократическую партию. «Я вырос на чешской традиции, идее социализма и демократии», – объяснял он свой выбор годы спустя. Он был убеждённым марксистом, но понимал учение Карла Маркса в духе 1848 года: «Коммунизм – это практический гуманизм». Именно поэтому Свитак в 1948 году вступил в правящую компартию.

Изучал философию в Карловом университете. Потом преподавал сам. Чем дальше, тем больше укреплялся в марксизме как революционной идеологии – и оттого непоправимо расходился с линией КПЧ. Ощущал так, что революция теперь нужна против партийной бюрократии – во имя партийной идеи.

После доклада Хрущёва на XX съезде Ивану показалось, что лёд тронулся. Он обрушился с яростной критикой на Новотного и его клику. Несколько раз его строго призывали к порядку. Оказывалось бесполезно. Тогда в 1964-м – год, когда в СССР Хрущёва сменил Брежнев – Свитака исключили из КПЧ и выгнали из Института философии Чехословацкой академии наук. Помыкался без работы, потом устроился в Институт кинематографии.

Это не помешало ему заниматься философией дальше. Но не отвлечённо, а опять-таки по Марксу: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Постепенно взгляды Ивана Свитака сложились в собственную философскую концепцию – гуманистический марксизм. Метод социального исследования и классового действия он ориентировал на высшую ценность – расширение человеческой свободы.

Естественно, Иван Свитак с энтузиазмом встретил Пражскую весну. Активно занялся возрождением чехословацкой социал-демократии. По заветам классика, старался организовывать рабочий класс на борьбу за демократические реформы. Которые считал борьбой за подлинный социализм. Призывал Дубчека и его соратников быть смелее: «Чего хотят коммунисты? Сохранить сто тысяч должностей? Или приобрести миллионы сторонников в движении за демократический социализм? Как они видят свою партию? Аппаратом власти, который силой держит массы в повиновении? Или политической партией нашего народа, основных классов нашего общества?»

2 августа 1968 года Иван Свитак написал статью под названием «Угроза интервенции». Ни одна газета не приняла тревожного текста. Но у него не было сомнений в предстоящем. Защитить страну и свободу могло только массовое сопротивление.

18 августа Свитак выехал в Австрию, на научную конференцию. 21-е число застало его в Вене. Первым порывом было: немедленно вернуться! В тот же день он узнал, что числится под номером 38 в арестном списке генерала Шальговича, согласованном с КГБ СССР.

Возвращаться Свитак не стал. Не только потому, что не хотел в тюрьму. Он не хотел и другого – оказаться полководцем без полка. Брошенный им по радио лозунг «Тащи на виселицу каждого, кто сотрудничает с советскими!» не встретил отклика. Время для создания рабочей самообороны было упущено. Бой проигран. Свитак убедился, сколь важна в общественной активности не только идейная, но и организационная сторона.

Двадцать лет Иван Свитак читал лекции по марксистской философии. Сначала в Европе, потом в Америке. На родине он был заочно приговорён к 8 годам тюрьмы. Всеми силами старался консолидировать мировой антисоветизм – от Мао Цзэдуна до Рональда Рейгана. Недоумевающим единомышленникам объяснял: главный в мире источник эксплуатации и угнетения – бюрократия КПСС. Марксистская теория классовой борьбы обязывает объединить все союзные силы против худшего врага пролетариата и социализма.

Своё дело Иван Свитак сделал до конца

Бархатная революция открыла Свитаку путь на родину. Он вернулся в марте 1990 года. Вступил, наконец, в Социал-демократическую партию. Но быстро из неё вышел. Социал-демократы упирали на антикоммунизм, а этот этап Свитак считал победоносно пройденным. Новую опасность он увидел в новой бюрократии – уже не коммунистической, а приватизаторской. А также в буржуазии и прагматичном Западе, для которых чешский и словацкий рабочий – такой же объект эксплуатации, как раньше для Готвальда, Новотного, Гусака и Брежнева.

Всё строго по Марксу: классовая борьба не прекращается ни на минуту. Когда социализму и демократии противостояли кремлёвские старцы, Иван Свитак поддерживал Ронни Рейгана. У рабочих появился новый противник – настал черёд громить его. Прежде Иван поражал марксистов лютостью своего антикоммунизма. Теперь поразил правых призывом помочь возрождению компартии на новых демократических основах. Сошёлся с анархо-синдикалистами и левыми социалистами, избрался в парламент от коалиции Левый блок.

Но новая его борьба продолжалась недолго. 20 октября 1994 года Иван Свитак ушёл в мир иной. Его дело продолжают ученики-неомарксисты. Которым он оставил не только свои статьи и книги, но и своё дело, которое сделал до конца. Он увидел победу. Пусть его радикальные призывы не нашли массовой поддержки в Чехословакии 1968-го. Забывать о них было бы недопустимым упущением. Демократические левые Чехии ставят Ивана Свитака в один ряд по масштабу с Вацлавом Гавелом – как антипода Вацлава Клауса.

Чехословакия не похожа на Венгрию. Пражская весна кажется противоположностью Венгерской революции. Но благодаря таким людям, как Свитак, мы можем поставить эти события в один ряд. И там, и там люди боролись за свободу. В конечном счёте победили, пусть не сразу.

Взгляды, которые исповедовал Иван Свитак, принято именовать гуманистическим марксизмом. Этакий намёк на «социализм с человеческим лицом». Как сохранить человеческое лицо, когда землю твоей родины топчут иностранные солдаты и ещё худшие враги, ставшие у них на подхвате? Гуманно ли «непротивление злу насилием»? Свитак считал, что нет. Гуманно то, что помогает человеку защитить свободу. Даже если он не марксист. Россия из своей истории знает это так же твёрдо, как Чехия и Словакия.

Михаил Кедрин, специально для «В кризис.ру»