Масленица, а потом и Великий пост дают много пищи для размышлений: когда что есть, а чего не есть никогда. Еда становится метафизической категорией, кухня связывается с понятием духовности. А как насчет творческой кухни? Вот интересно: повлияли ли кулинарные пристрастия наших классиков на их бессмертные сочинения? Масштабных трудов на эту тему в литературоведении не обнаружилось. Пришлось провести собственное расследование, в ходе которого выяснилось: путь к сердцу читателя лежит через желудок писателя.
У Крылова был баснословный аппетит
Есть ему хотелось везде и всегда. Петербургская богема поражалась количеству блюд, которые Иван Андреевич мог поглотить на званом обеде. У него и в баснях сплошной культ еды и много желающих чем-нибудь или кем-нибудь немедленно закусить. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать», – говорит Волк Ягнёнку. И в этой фразе, может быть, заключена разгадка крыловского обжорства.
Возможно, таким образом Иван Андреевич заедал стресс от творческой неудовлетворенности. Ведь литературную карьеру он начинал как драматург – сочинял комедии на злобу дня. И однажды написал шуто-трагедию «Подщипа». Эта политическая сатира высмеивала российских самодержцев. Её, конечно, запретили. Современники Крылова читали её в списках, восхищались талантом и смелостью автора, а сам он очень переживал, что никогда не увидит свою «Подщипу» на сцене.
Эта история не басня, но у нее тоже есть мораль: в том, что Ивану Андреевичу Крылову очень хотелось кушать, виновата царская цензура.
Пушкин ел наше всё
Мог съесть сразу штук 30 блинов и прекрасно себя чувствовать. Но, в отличие от Крылова, на светских обедах мог вообще игнорировать угощения, если его волновал разговор за столом. Гурманом не был, но знал толк в хорошей кухне. С упоеньем вкушал радости жизни, в том числе и гастрономические, но вообще-то предпочитал простую еду.
Кулинарным фаворитом Пушкина был печёный картофель. Возможно, в этом виноваты гены. Знаменитый прадед поэта Ганнибал одним из первых в России начал разводить картофель в своей усадьбе. Заимствованная культура стала национальным достоянием – как это по-пушкински!
Любовь не картошка, но свой женский идеал поэт воплотил в выросшей среди грядок и полей Татьяне Лариной. Что считалось прозой, для Пушкина стало поэзией, в которой изящество сочетается с благородной простотой.
«Гоголь любит гоголь-моголь»
Так приговаривал Николай Васильевич, когда в козье молоко добавлял рому. Но главным его пристрастием стали макароны. Он их готовил сам, не доверяя этот процесс никому. Чем так привлекали писателя высушенные трубочки из теста, замешанного на воде? Соусом, конечно. В разных вариантах миксов что только ни используется: свиные потроха, чеснок, изюм, орехи, белое вино, клубника, ананас, оливы, тыква, омары, трюфеля и даже свежие розы.
И рецепт создания «Мёртвых душ» очень напоминает макаронный. Описание российской действительности Гоголь подал под соусом юмора, иронии, фантасмагории и лирических отступлений, источающих сладостную печаль.
Между прочим, в XVI веке в Европе процветала макароническая поэзия (maccheronea) – в ней праведное перемешивалось с грешным, как макароны, подлива и тёртый сыр. Ну чистый Гоголь.
Лермонтов часто бывал не в своей тарелке
«Когда к обеду подавали блюдо, которое он любил, то он с громким криком и смехом вонзал свою вилку в лучшие куски, опустошал всё кушанье и часто оставлял всех нас без обеда», – вспоминал Александр Васильчиков, будущий секундант поэта. «Он не только был неразборчив в пище, но никогда не знал, что ел, телятину или свинину, дичь или барашка», – свидетельствует Екатерина Сушкова, одна из тех, кому Лермонтов посвящал стихи.
То разборчив он в еде, то неразборчив. А Лермонтов вообще был противоречив. И в жизни, и в творчестве. Не случайно же столкновение противоположных понятий – любимое его поэтическое средство. На севере сосна – на юге пальма; «Мне грустно, потому что весело тебе»; «И царствует в душе какой-то холод тайный, когда огонь кипит в крови»; «Я – или бог – или никто!» И в драме «Маскарад» героиня не случайно отравилась мороженым: лакомство становится отравой. Такие контрасты придают поэзии Лермонтова восхитительное своеобразие.
Достоевский обожал сладости
Фрейдисты, подозревающие в нем тайного эротомана, говорят: любовь к сладкому подтверждает сладострастие писателя. Но это как-то слишком банально. А вот в воспоминаниях жены писателя обнаружился любопытный факт: оказывается, Федор Михайлович любил очень горячий, ну прямо обжигающий кофе. Уходил с ним в свою комнату и сердился, если кто-то нарушал его уединение.
Горячий кофе мог напоминать ему обжигающую страсть, которую он когда-то испытывал к Аполлинарии Сусловой. Она стала прообразом знаменитых экзальтированных особ из его романов. Может, в такие минуты и рождалась очередная героиня Достоевского. Например, Настасья Филипповна из «Идиота».
Лев Толстой как зеркало вегетарианства
«Не ел он ни рыбы, ни мяса, ходил по именью босой» – до сих пор поёт народ. К вегетарианству Толстой пришел не сразу, и есть мнение, что зря: мол, поедая и рыбу, и мясо, он написал лучшие свои произведения. А без этих продуктов ударился в публицистику.
Суждение спорное. Можно предположить, что, сочиняя «Войну и мир», Толстой в душе и в мыслях уже был истинным вегетарианцем. Иначе почему Наташа и Николай Ростовы носят фамилию растительного происхождения? Ведь именно они в конце концов оказываются самыми счастливыми героями романа: ведут растительный образ жизни и радостно плодоносят на природе. Эту излюбленную толстовскую «природность» отметил ещё молодой критик Корней Чуковский в своей статье в журнале «Нива». Статья была посвящена 80-летию писателя, Лев Николаевич её прочел и никаких возражений, похоже, не высказал.
Он, как известно, проповедовал родственное вегетарианству непротивление злу насилием. Однако пока Толстой тушил прекрасные порывы на медленном огне, в стране запахло жареным.
Светлана Яковлева, специально для «В кризис.ру»