Мир полудня на Московском проспекте

Топонимическая комиссия Санкт-Петербурга приняла окончательное решение назвать площадь на пересечении Московского проспекта и улицы Фрунзе именем братьев Стругацких. Мотивирован этот выбор тем, что Борис Стругацкий жил неподалёку и чуть не ежедневно пересекал её, направляясь на работу в Пулковскую обсерваторию.

Выбор, на первый взгляд, вполне обоснованный. Но так можно было бы сказать и о других площадях. Например, о площади Восстания, где находится Московский вокзал. Отсюда Борис Натанович отправлялся в столицу встречаться со старшим братом Аркадием. Или… впрочем, перечислять можно долго. Сам по себе факт увековечивания памяти величайших фантастов знаменателен. 

Московский проспект — самый коммунистический в городе. Чтобы навсегда искоренить память о предшествующих временах, чтобы отсчёт истории начался с них, сталинские власти планировали превратить его в главную городскую магистраль. Не зря проектированием и возведением Дома Советов на центральной площади занимался самый сталинский архитектор — Ной Троцкий.

Московский проспект и Дом или Дворец Советов — памятник не только сталинской архитектуры, но и всей сталинской эпохи. По словам самого Троцкого, в Доме он хотел воплотить мощь марширующих по миру коммунистических колонн. Это в немалой степени удалось. Громада нависает над всей площадью, мрачно возвышается над окружающими зданиями. Тоже весьма немаленькими и такими же одиозными.

Заменой Невскому проспекту бывший Московский тракт так и не стал. Новое название — «25-го октября» — не привилось старому петербургскому проспекту. А вот ассоциация новой магистрали с наступившей жизнью у городан возникла. Особенно у тех, кто понимал, что творится за помпезными фасадами. И как бы ни украшали это детище социализма — что в тридцатые-сороковые, что в шестидесятые-семидесятые — коренные петербуржцы относились к этим местам пренебрежительно, как к мещанам во дворянстве.  Предпочитали жить в мрачных и тёмных коммуналках в старом центре, а не среди буйной роскоши колонно-башенных громад.

В постперестроечные годы так называемая новая элита оценила коммунистическую грандиозность и размах. Жильё на Московском стало престижным и дорогим. Жажда поселиться в этих хоромах привела к тому, что предприимчивые дельцы от архитектуры начали достраивать мансардами без того уродливые, но хотя бы отчасти соразмерные строения.

Среди разгула сталинского ампира площадь авторам коммунистического «Полдня человечества» могла бы стать местом весьма символичным. Тем более, что президент весьма недвусмысленно намекнул, что ему дорог каждый период истории. И напомнил о памятнике Дзержинскому на Лубянке. 

Но Стругацкие писали не только о светлом будущем. И даже в основном не о светлом. Герои-коммунисты в их произведениях вроде и присутствуют — и в «Сказке о тройке», и в «Трудно быть богом» и  «Обитаемом острове». Но какие-то они… идейно невыдержанные, что ли. Даже называются не коммунистами, а коммунарами. Ассоциации возникают не с морально устойчивыми членами партии (в которой состоял и нынешний глава государства РФ), а с чем-то типа безбашенной Парижской коммуны.

Несколько лет назад, когда кругом цвела стабильность и царила вертикальность, Бориса Стругацкого спросили: не правда ли, современная Россия похожа на Арканар времён серых? Неправда, ответил писатель. Не на Арканар, а на Саракш после падения излучающих башен. Кто читал — а читали практически все — тому не надо объяснять разницу. Недаром кое-кто в нынешних верхах так мечтает возродить башни, убрать из конституции запрет на принудительную идеологию. Даже нарываясь на одёргивание от президента.

Так что пусть назовут площадь именем Стругацких. Сказал же коммунар Максим: пока я здесь, никто новых башен не построит. Никакая «золочёная сволочь», как выражался другой герой Стругацких — революционер Арата.