Накануне нового учебного года опять засуетились вокруг единого учебника истории, который заказал президент. Школьная форма по его заказу уже вовсю шьётся, а учебника всё нет. Может, ждут, что форма определит содержание?
Вообще это только так говорится – учебник. На самом деле их должно быть несколько – если кто забыл, историю проходят в разных классах. Всех, конечно, особенно волнует, как предстанет перед юными душами последняя сотня лет. Найдутся ли историки с правильными взглядами?
Возможно, где-то уже проходят кастинги этих взглядов. Отбираются подходящие. Отбраковываются сомнительные, тяжёлые, туманные, близорукие… Формулируются простые, ясные, знакомые. Между тем, школьникам нужна возможность смотреть на исторические события собственными незамыленными глазами.
Каким же образом?
Идею подсказал Максим Кантор, написав роман «Красный свет».
Виктор Топоров, много лет царствовавший на нашем критическом Олимпе и, мягко говоря, не идеализировавший писателей, говорил, что Максима Кантора когда-нибудь будут изучать в школе. Сейчас, когда Виктор Леонидович ушел из жизни, это звучит как завещание.
Когда семь лет назад, когда появился первый роман Кантора «Учебник рисования», самые продвинутые учителя наверняка посвятили ему хотя бы один урок. Уровень постановки вопросов поистине толстовский: механизмы истории, гибель Европы, возрождение христианства… Хотя любопытней было бы посетить урок на тему «Красного света» — второго канторовского романа-эпопеи, вышедшего в этом году.
Исторические реминисценции соединены в «Красном свете» с актуальной российской проблематикой. То и другое подано субъективно, с большой долей авторских допущений и откровенной тенденциозности. Очевидно, что Кантор резко негативен к современной российской оппозиции и её лидерам. Если не сказать – беспощаден. Он их презирает и высмеивает. Правда, карикатура – не самый освоенный жанр. Но читателю и не до смеха.
Красной нитью высвечена мысль: белоленточники готовили антигосударственную революцию под диктовку гитлеровского наставника. Кантору пришлось воскресить идеолога (сейчас бы сказали – пиарщика) национал-социалистической немецкой рабочей партии и доставить его в Лондон. Где британская разведка организовала ему встречу с руководителями антипутинского протеста.
Говорить здесь об исторических соответствиях не приходится. Оставим в стороне фактологию, Кантор пишет не трактат. Художник имеет право на вымысел. Но адекватность авторской концепции, скажем так, неочевидна. Жесточайшая в своей чёткости доктрина германского нацизма, его идеология и практика абсолютна нестыкуемы с российской оппозиционной концепцией – расслабленной, расплывчатой, растекающейся в бесплодных обсуждениях. Никакой функционер НСДАП не тратил бы время на окучивание подобной силы. Вернее сказать, слабости. (Если бы между ними действительно существовало минимальное родство душ, современная российская политика выглядела бы иначе.) От этой кардинальной ошибки проистекает беспредметность дальнейшей полемики.
«Ну Макс, ну блин, ну что такое?! – восклицает поэт-оппозиционер Дмитрий Быков. – Он не может простить либералам временного и – кто бы спорил – неблаговонного торжества. Под этим благородным предлогом он и меня записывает в фашисты, хотя мало кто истратил столько нервов и чернил на борьбу с отождествлением фашизма и коммунизма, – за это я огрёб достаточно, но Кантор в праведном запале уже не различает своих и чужих».
«Димка Быков, добрый друг и талантливый писатель, читает оппозиционные куплеты перед лондонской богатой публикой. Меня же друг Димка подозревает в сочувствии тирану. Димка, опомнись: ну каким тиранам я мог бы сочувствовать?» – отвечает Кантор Быкову.
Увы, разговор ни о чём. Не причём здесь фашизм. Не при делах либерализм. Люди просто не понимают друг друга. Если допустить, что понимают сами себя.
После появления «Красного света» некоторые критики обвинили Кантора в сталинизме, а роман нарекли эталонной графоманией, на четверть состоящей «из пропаганды, направленной против тех, кто в силу каких-либо причин недоволен нынешним российским политическим режимом». Другим, наоборот, понравилось, что вожаков креативного класса Кантор называет «холуями бандитов, связанными с западными разведками». Острота эмоциональной реакции в обоих случаях свидетельствует о вялом, имитационном характере политической жизни в современной РФ. В иных обстоятельствах всё это не вызвало бы серьёзной реакции. Хотя бы потому, что в обоих случаях оценки до примитива заужены.
Зато неправомерно «расширены» явления, которые Кантор оценивает. Какие там «бандиты» и «разведки»? Какой «креативный класс»? Разве так выглядели бы политические процессы, включись в них столь серьёзные силы? Бесструктурное, «игровое» движение изображает противостояние реально мощному государственному аппарату. Это, конечно, не создаст сюжета для книги. Поэтому приходится очерчивать за спиной хипстеров образы могущественных бандитов и ещё более могущественных иностранных покровителей. Иначе о чём было бы писать.
Полуфантасмагорическое – и в этом его сила – повествование моделирует реальность под авторскую идею. Явления очень скромных масштабов раздуваются до грандиозного демонизма. После чего автор идёт в бой с созданными им макетами…
И всё же Кантор способен создать оригинальный и увлекательный учебник истории. Правда, специфический. Важно грамотно выбрать жанр. Пусть бы это был исторический детектив! Как «Красный свет», но только ни в какие цвета не окрашенный.
Роман начинается сценой на приеме у французского посла, куда приглашены ведущие бизнесмены и деятели культуры. Неожиданно в эту компанию избранных является следователь: произошло убийство, и есть основания подозревать любого из присутствующих представителей элиты. Элита-то элита, но когда на приеме заходит разговор о нашем непредсказуемом прошлом, вдруг выясняется, что интеллектуалы потеряли вкус к поиску исторической правды. И только следователь по уголовным делам желает ее найти, задаваясь вопросами о войнах и революциях, тиранах и массах, а также всеобщем равенстве и назначении интеллигенции. Список тем, которые Максим Кантор развернул на шестистах страницах, можно долго перечислять. Создаётся впечатления, что ответы на горящие вопросы автор ищет прежде всего для самого себя…
Следователь – единственный положительный герой нашего времени в этой эпопее. Почему бы ему не стать и персонажем детективного учебника? Таким же обаятельным, как в кино. Похожим на юного Хабенского из «Убойного отдела» или на Глухаря. Путь он расследует запутанные уголовные дела, связанные каким-то образом с событиями прошлого, так что параллельно придётся докапываться до исторической истины. В результате на страницах учебника появятся и свидетели, и вещдоки, и адвокаты с прокурором. Учитель выступит умным организатором процесса, а судьями станут ученики – выслушав мнения всех сторон, дискутируя с товарищами, именно они будут выносить приговоры историческим личностям, а также их идеям. И научатся мыслить самостоятельно. Поймут, что история – наука увлекательная. Усвоят хоть какие-то её уроки. И стране не придется краснеть.
Хотя, похоже, Максим Кантор стремится именно к покраснению. Обличения нацизма и «белоленточности» выводят на мысль о грядущем торжестве некоего социального идеала. Мудрого и справедливого, гарантирующего всеобщее равенство и благосостояние. Над этим можно думать, это можно обсуждать. Если бы не упомянутая выше красная нить «Красного света». С такими посылами трудно воспринимать концептуальный вывод. Который – если мы его правильно поняли – обходит многогранность самих понятий равенства и справедливости. Люди не равны, но равноправны. А разве возразит против этого ненавистная автору российская оппозиция? Возразил бы Гитлер, но далеко не только он. Признаёт ли сам автор равноправие за тем, кто ему ненавистен?
Впрочем, произведение ещё не закончено. Даже если за оранжевым закатом последует красный рассвет, мы не знаем, каким будет день.