Масштабные военные реформы не проводятся после побед. Стимулом для них являются поражения. Однако преобразования преобразованиям рознь. Самые благие намерения может извратить эксцесс исполнителя. В начинаниях, которые почему-то называют «реформой Сердюкова», было много изначально полезного. Кто виноват, что получилось как всегда? Определить это пытается сейчас Сергей Шойгу. Некоторые направления были сформулированы на встрече с доверенными лицами Владимира Путина.
Война по-новому
Из отечественных военных реформ прежде всего вспоминается милютинская, времён царствования Александра II. Именно тогда рекрутская армия, потерпевшая поражение в Крымской войне, сменилась призывной, победившей в русско-турецкую. Следующая реформа стала следствием поражения в русско-японской. Широкие преобразования проводились накануне Великой Отечественной, как результат Зимней войны с Финляндией. Что же стало основанием для нынешней, растянувшейся уже на два десятилетия?
В первую очередь – политическое поражение СССР в глобальной «холодной войне» (наряду с аналогичными исходами локальных войн 1980-х – афганской, ливанской, чадской, эфиопской). Во-вторых, маловразумительные итоги двух чеченских войн. Сами по себе вооружённые силы не реформируются. Здесь нужна политическая воля. Что же планировалось сделать из остатков «непобедимой и легендарной», чтобы она отвечала новым вызовам?
Выражаясь официальным языком, целью военной реформы ставилось приведение военной организации РФ в соответствие с современными внешними и внутренними условиями и задачами по обеспечению обороны и безопасности страны при рациональном использовании выделяемых на эти нужды средств и ресурсов. Начиналась реформа в середине 1997 года, новый импульс получила в 2000-м. То есть ещё при министре Игоре Сергееве, задолго до Анатолия Сердюкова.
Ядерный потенциал финансов
Суть реформы была кратко высказана одним военным журналистом весной 1998 года: «Уже десять лет ведём бои в горно-лесистой местности, но продолжаем делать упор на поддержание стратегического ядерного потенциала». Времена советско-американского и «варшавско-натовского» противостояния диктовали свои акценты – ракетно-ядерные силы как глобальный политический козырь, бронетанковые соединения на теоретически представимый случай общевойскового столкновения на главном европейском театре, авиация и флот как инструменты оперативного проникновения в удалённые горячие точки «третьего мира». Но уже Афганистан предвосхитил новые военные вызовы.
Современной армии более всего нужны мобильные части технически оснащённого профессионального спецназа. При этом никуда не девается потребность в «традиционных» родах войск, сохраняющих необходимый оборонный потенциал. Кроме того, особо ставилась задача своеобразного «идеологического перевооружения»: налаживания взаимодействия со структурами демократического государства и гражданского общества.
Конец 1990-х и начало 2000-х годов прошли под знаком концептуального противоборства министра Игоря Сергеева и начальника Генерального штаба Анатолия Квашнина. Маршал Сергеев, до министерского назначения — главком РВСН, естественно, выдвигал в приоритеты стратегический ракетно-ядерный комплекс. Генерал Квашнин, по происхождению танкист, делал упор на развитие обычных вооружений и соответствующие стратегические планы. Проблема состояла в том, что ограниченные финансовые ресурсы не позволяли должным образом развивать ни то, ни другое направление. Когда же финансовые возможности государства возросли – министром обороны был тогда Сергей Иванов – планы реформ отошли на задний план. «Тучные периоды» не располагают к преобразованиям. Зачем? От добра добра не ищут…
Избавиться от избавителя
Назначение Анатолия Сердюкова, вернувшегося к реформаторским проектам, вызывалось скорее соображениями межгруппового противоборства. Требовался человек, ранее не связанный со структурами, претендующими на освоение оборонных ассигнований. Своего рода арбитр. Или, как выразился тогда президент, «с опытом работы в сфере финансов».
Сердюков переформировывал оперативно-стратегические командные структуры, сменял и сокращал военно-управленческие кадры, модернизировал некоторые стандарты, рассекречивал военно-историческую документацию. Эти новации даже в совокупности не тянули но военную реформу, но их было достаточно, чтобы вызвать яростное раздражение генералитета и офицерского корпуса. Регулярно прорываясь, оно сдерживалось лишь явным благоволением Владимира Путина. При этом глава Минобороны умел одновременно демонстрировать лояльность и Дмитрию Медведеву. Даже в ситуациях видимых разногласий.
Главное же, что внёс Сердюков – активное подключение сторонних коммерческих структур к военно-хозяйственным операциям. Делалось это под маркой избавления вооружённых сил от несвойственных функций. Результатом стала расследуемая ныне коррупционная вакханалия. В результате, по отзыву знакомого автору этих строк отставного офицера, «дачное рабовладение» никуда не исчезло, зато армейская коррупция соединилась с гражданской».
С другой стороны, ещё в досердюковскую эпоху со всех трибун говорилось об «Арбатском военном округе», о «полках полковников и дивизиях генералов». Сердюков резко сократил численность командного состава. Случались и эксцессы, когда вчерашний полковник, попавший под сокращение, но оставшийся на работе в Минобороны, мог, пользуясь новым статусом, буквально «послать» генерала. И тот шёл. Это не выдумка автора, а краткое содержание разговора с очевидцем такого инцидента. То есть, одним из промежуточных итогов реформы стала неразбериха в высоких штабах. Ухода министра ждали как подлинного избавления.
Реформа не для мебели
Бывший глава МЧС и кратковременный подмосковный губернатор радушно принят военными. Седые адмиралы, как это было на одной встрече в Морском корпусе Петра Великого, поздравляли друг друга: «Сняли мебельщика! Теперь флот опять начнёт возрождаться!» Насколько оправданы такие ожидания? Ведь необходимость военной реформы объективна. Системные проблемы вооружённых сил к «мебельщику» не сводились.
Сергей Шойгу возобновляет парады военных училищ. Отменяет переезд ВМА. Воссоздаёт упразднённую киностудию Минобороны. Приостанавливает наиболее скандальные схемы тылового снабжения. Что он будет делать дальше?
Кое-какие ответы на этот вопрос прозвучали на первой коллегии военного ведомства и на встрече с доверенными лицами президента. Новый министр подтвердил решение продолжать начинания предшественника. Но – «корректируя нюансы». Пока в этой связи упоминаются гособоронзаказ, отстранение солдат-срочников от утилизации боеприпасов, обеспечение военных жильём, реформы военного образования и военной медицины, передачу имущества военных городков муниципальным властям. Подтверждается курс на разработку новых систем вооружений. В том числе стратегических, которые придут на смену «Булаве», «Ярсу», «Тополю-М».
Особняком стоит вопрос о возвращении в строй офицеров, уволенных при Сердюкове. Пока говорят лишь о тех, кто может внести свой вклад в военную науку и образование. За скобками остаются критерии оценки.
Скоро у Шойгу завершатся «льготные сто дней». Сверху с него станут спрашивать за результаты. Снизу он наверняка натолкнётся если не на сопротивление, то на противостояние мнений. Ему уже предлагают восстановить прежнюю систему оперативного управления и прежние кадры в прежнем статусе. Новый министр наверняка попытается вникнуть в детали процесса, опираясь при этом на проверенных соратников из МЧС.
Характерно, что Сергей Шойгу периодически заявляет о намерении продолжать начинания Анатолия Сердюкова. Разумеется, при отсечении коррупциогенных структур и искоренении соответствующих схем. Говорится об ориентации на профессиональную армию как итог реформы. Получается как на соборе 1666 года: Никон низложен, но никонианская реформа признана правой.
Вырисовывается некая идеальная картина модернизации без «Оборонсервиса». Но если слова перейдут в дела, будет ли это понято и принято? На всё Минобороны спасательных кадров не хватит. Удастся ли вычленить реформаторскую часть военных и опереться на них? Если нет, то получится как всегда. Или как с МВД.