В протестном движении все громче звучат социальные мотивы. В том числе связанные с проблемами образования. Вынесенный в заголовок лозунг был темой не слишком многочисленных и почти незамеченных СМИ митингов в последней декаде апреля, звучал на первомайских митингах, был поднят на «Марше миллионов». Другой его вариант: «Образование – право, а не услуга!»
Проблема организационных и экономических изменений в образовании периодически привлекала усиленное внимание то подготовкой образовательного стандарта для старших классов средней школы, то обсуждением проекта новой версии федерального закона «Об образовании». Теперь причина (или повод) – вступление в силу с 1 июля закона № 83-ФЗ с невразумительным названием «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений». По частям он уже реализуется почти полтора года. Государственные и муниципальные учреждения активно преобразуются в новые организационно-правовые формы, становясь автономными, бюджетными и казенными учреждениями.
«Ну хорошо, – скажет читатель. – Мне-то какое дело до этих бюрократических игр? Какая мне разница, в каком статусе существует школа или университет, где учится мой ребенок? И при чем здесь коммерциализация?» И правда, в законе о коммерциализации не говорится ни слова. Закон, как часто бывает с российскими нормативными правовыми актами, достаточно лукав. Главное скрывается в так называемых бланкетных нормах, отсылающих к иным актам, многие их которых еще даже не приняты. Именно они и создают правовую основу для быстрого и неконтролируемого роста объема платных услуг. В том-то и опасность ситуации: угроза не настолько очевидна, чтобы против нее выступать. А когда она реализуется, то превратится в свершившийся факт, протестовать против которого бессмысленно.
Но может быть, коммерциализация образования – это не так уж плохо? Даже из своего опыта вузовского преподавателя автор может подыскать аргументы в пользу коммерческих мест. Они, например, дают возможность получить высшее профессиональное образование тем, кто в силу несовершенства процедур отбора не прошел на места бюджетные. Неоднократно приходилось убеждаться, что по крайней мере некоторые студенты-платники учатся лучше бюджетников. Отчасти это связано с тем, что в Высшей школе экономики действует разветвленная система скидок для хорошо успевающих «коммерческих» студентов, вплоть до полного освобождения от платы за обучение. Но во многих ли университетах действуют такие системы?
Да и при скидках далеко не каждая российская семья может позволить себе платить за обучение ребенка в хорошем вузе. А в большинстве случаев коммерческое образование превращается в банальную продажу даже не знаний, а корочек (для парней это еще метод откашивания от армии). А разлагающее влияние коммерческого образования на студентов и преподавателей? Сколько раз приходилось слышать жалобы коллег на наглые заявления: «Я деньги плачу, вы что, хотите, чтобы я еще и учился?» (Хотя самому такого слышать не приходилось – все же в хороших вузах преподавать приходится).
Платность (не обязательно за счет самого обучающегося) может быть оправдана при получении второго профессионального и/или дополнительного образования. Как механизм обеспечения вариативности. Вот, пожалуй, и все. Других аргументов в ее пользу как-то не находится.
В современных обществах доступное образование – важнейший социальный лифт, предотвращающий непроницаемую замкнутость социальных групп. Доступность обеспечивается бесплатностью. Хотя вообще-то ничего бесплатного не существует («бесплатно лишь воду дает гора») – речь идет о финансировании из бюджета. Это в интересах и каждого домохозяйства, и общества в целом.
Современные системы массового образования парадоксальным образом возникли как реализация изначально элитарного гуманистически-ренессансного идеала всесторонне развитой личности. И в этом смысле плохо приспособлены к капиталистическому обществу, где человек выступает как частичный индивид, односторонняя функция производителя или потребителя, а не в полноте своих проявлений. Отсюда и тенденция – в рамках «неолиберальной контрреволюции» против социального государства – к превращению образования в коммерческую сферу массовой подготовки к рынку труда и потребления. Внутренняя противоречивость этой концепции осознается далеко не всегда. Рынок труда сегодня слишком динамичен, чтобы система образования могла поставлять готовых работников. Да и «знания-умения-навыки» в современной экономике слишком быстро устаревают. Их невозможно вложить в человека раз и навсегда. В свое время Генри Форд цинично мечтал о найме на автозаводы обученных обезьян. Но современное производство не сводится к конвейеру с машинально выполняемыми операциями.
Даже с точки зрения перспективных экономических интересов образование должно готовить вовсе не узких специалистов, а людей, способных всю жизнь учиться и переучиваться. Осваивать новые сферы деятельности, изменять себя и свое социальное окружение. И «ренессансный», потенциально универсальный человек способен к этому гораздо лучше.
Да и задача образования гораздо шире, нежели поставка рабочей силы на рынок труда. Это важнейший институт воспроизводства общества. Конечно, власть имущие и сильные мира сего вряд ли заинтересованы, чтобы система образования воспитывала сознательных и грамотных граждан, осознающих свои интересы, знающих свои права, понимающих взаимосвязь явлений. А вот общество заинтересовано. И на коммерческих началах такая функция образования не обеспечивается.
Так что борьба вокруг коммерциализации образования – это борьба за будущий облик общества. Будет ли это мир элоев и морлоков или мир равных и уважающих себя и друг друга людей. Будет ли это мир топчущих друг друга в войне всех против всех или мир свободных и солидарных граждан. Мир полуночи или Мир полудня.