2 марта в Исламской Республике Иран (ИРИ) состоялись выборы в высший орган законодательной власти – меджлис или Собрание исламского совета. Парламентской республикой Иран не является, однако полномочия депутатов не назовешь совсем декоративными. Событие достаточно значимо. Внимательное наблюдение за страной с богатой историей и самобытной культурой позволяет сделать об Иране вывод как о весьма фрагментарном обществе, подлинной стране противоречий.
Сегодня в фокусе внешняя политика Ирана. Ядерная программа бросает вызов Вашингтону, но сам Тегеран оказался, прямо скажем, во враждебном окружении. Не только США, страны Евросоюза и Израиль, но и Турция и арабские монархии Персидского залива активно ему враждебны. Играя на антиамериканской волне, Иран поддерживает ХАМАС и «Хезболлах», оказывает посильную помощь правящему режиму Сирии. И – вот яркий пример внешнеполитического противоречия – теократический режим Ирана является близким союзником латиноамериканских левых правительств, прежде всего венесуэльского.
Весьма противоречивой, «несвязной» является и современная политическая система ИРИ. В 1979 году исламская революция аятоллы Хомейни заложила основы клерикального правления. С 1989-го верховным руководителем страны является аятолла Али Хосейни-Хаменеи – рахбар, духовный глава и наставник, короче, национальный лидер. Высшее шиитское духовенство выполняет не только религиозные, но и административно-политические функции. Оно контролирует госаппарат, силовые структуры, ключевые экономические позиции. Клерикальная верхушка организована в Совет экспертов – орган верховной власти, избирающий рахбара, все решающий, но по закону ни за что не отвечающий.
И при этом Конституция Ирана предусматривает разделение светской власти на законодательную, исполнительную и судебную ветви. Президент Махмуд Ахмадинежад, дважды избранный на всеобщих выборах, не раз конфликтовал с духовенством. Его даже обвиняли в косвенных связях с джиннами и шайтанами – не в переносно-политическом, а в буквально-мифологическом смысле. Идеологически Ахмадинежад мало отличается от аятолл (его политическая карьера начиналось в среде исламских студентов-фундаменталистов), но претендует на самостоятельную политическую роль. Определенным влиянием пользуется и парламент.
Кроме того, в иранской системе сдержек и противовесов важнейшее место занимают силовые структуры. Не столько армия и полиция, сколько Корпус стражей исламской революции. Это военно-идеологический орден и подлинное государство в государстве. Еще в 1979 году один из соратников Хомейни назвал стражей «наши эсэсовцы» – шокировав посла ФРГ…
Формально в Иране действует многопартийная система, выборы проводятся на альтернативной основе. И, кстати, результаты бывают непредсказуемыми и неконтролируемыми – как, например, в 1997 и 2005 годах. В первом случае клерикалов были уверены в своём кандидате – председателе парламента Акбаре Натек-Нури. Он даже успел посетить Москву и выступить как будущий президент. Коммунистическая Госдума рукоплескала исламскому фундаменталисту. Но победил, причём триумфально, либеральный (по иранским, конечно, меркам) кандидат Мохаммад Хатами. Во втором случае победа досталась радикальному популистскому выскочке Ахмадинежаду, одолевшему могущественного олигарха Али Хашеми-Рафсанджани.
Собственно, на такие случаи и есть Совет экспертов с корпусом стражей. Президентские и парламентские выборы могут приносить неожиданности. Но сохранение магистрального курса гарантируется высшей «надвластью».
Подлинно оппозиционные партии в ИРИ под запретом. Однако в стране действуют исламские политические объединения различной ситуативной ориентации. Нелегальная оппозиция тоже весьма плюралистична: левые радикалы, либералы, суннитские экстремисты, организации национальных меньшинств, монархисты, мечтающие о шахском реванше…
Неоднороден Иран с этнической точки зрения. В конфессиональном плане подавляющая часть населения – мусульмане-шииты. В национальном же плане все гораздо пестрее. Большинство иранцев – этнические персы. Более четверти – азербайджанцы. В стране проживает много курдов (кстати, курдские националисты не прекращают вооруженную борьбу против правительства). Есть арабы, туркмены, армяне, евреи. Такой расклад потенциально опасен для централизованного идеологически мотивированного режима. Этнический сепаратизм, особенно курдский и отчасти азербайджанский – сильный инструмент противников исламской республики.
Наконец, и в социально-экономическом отношении Иран подошел к нынешним выборам в очень непростой ситуации. Дело не только в западных санкциях, наложенных из-за ядерных разработок ИРИ. Общеизвестно, что основной статьей валютных поступлений для Ирана являются доходы от продажи нефти и газа. По объемам экспорта нефти Иран занимает вторую позицию в ОПЕК. Однако нефтедоллары не решили множества социальных проблем.
Экономическая инфраструктура современного Ирана представляется весьма архаичной, хотя в начале XXI века немало делалось для ее модернизации и дифференциации. Так, в современном Иране имеется собственное автомобилестроение. По азиатским меркам вполне развит железнодорожный транспорт. Эти изменения, кстати, во многом связаны с именем Ахмадинежада, пытающегося сформировать собственную социальную базу в противостоянии с теократами. Принимаются меры по привлечению иностранных инвесторов, что, конечно же, в нынешних условиях представляется весьма сложным.
Болезненна проблема безработицы. Особенно в перенаселенных крупных городах – Тегеран с пригородами насчитывает свыше 15 миллионов жителей. Годовая инфляция даже по официальным данным превышает 20%. Как ни поразительно, в нефтедобывающей стране периодически возникает дефицит бензина. Растет социальная дифференциация между новыми средними слоями городов и деревенской беднотой. Остра проблема внутренней трудовой миграции. Экономическая политика определяется амбициями властной верхушки (контролирующей нефтяной сектор, финансовую систему и тяжпром) и переплетенной с нею олигархии, специализирующейся на традиционной продукции сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, сфере услуг.
Нынешние парламентские выборы вряд ли способны всерьез решить многочисленные социально-экономические проблемы. В политической системе координат современного Ирана меджлис как центр принятия решений заметно уступает и рахбару, и президенту. Но с их результатами все же придется считаться.
В условиях жестко контролируемой многопартийности и мажоритарной системы избрания депутатского корпуса основная схватка за мандаты развернулась между консервативными формациями. Спикер парламента Али Лариджани и мэр Тегерана Мохаммед Бахер Калбаф создали «Объединенные силы консерваторов». Экс-министр юстиции Голям Хусейн Альхам возглавил «Фронт исламской революции «Стабильность». Партия «Монотеизм и справедливость» ориентирована на президента Ахмадинежада. Противоречия между ними ограничиваются вопросом о том, кто будет определять в принципе одну и ту же консервативную политику – духовенство или президентская власть? По всей видимости, этот раунд остался за рахбаром.
Судя по первым поступившим сообщениям, первенство за «объединенными консерваторами», представляющими самые консервативные фракции духовенства. Либеральные политические силы бойкотировали выборы, но их призыв не возымел действия – явка оказалась высока. Массы, особенно в глубинке, поддержали клерикалов. Повторим, это лишь предварительные данные. Но и из них ясно, что выборы усилили прямых адептов аятоллы Хосейни-Хаменеи. Сторонники «светского исламиста» Ахмадинежада утратили позиции (выборы проиграла даже сестра президента Парвин). В любом случае, в иранском законодательном органе господствуют консервативно-клерикальные силы.