День защитника Отечества поставил в столице рекорд по количеству параллельно проведенных митингов. Митинговали коммунисты – «официальные» и «альтернативные». Митинговали «либеральные демократы» – в смысле, приверженцы Владимира Жириновского. Изображали «третью силу» кургиняновцы. Посмешили «многочисленностью» своих когорт национал-шовинисты. Но, разумеется, главное внимание было привлечено к шествию и митингу сторонников Владимира Путина.
Кое-где наблюдались определенные креативы. К примеру, на Суворовской площади у Театра Советской Армии «альтернативный» (антизюгановский) горком КПРФ организовал сдачу наград участниками «незнаменитых» и непризнанных войн. Они адресовались Владимиру Путину. Кургиняновское мероприятие анонсировало создание новой левой партии, противостоящей как «оранжевой угрозе», так и путинской власти. Сам Сергей Ервандович вошел в очередное крутое пике, дезавуируя свое участие в столь недавнем митинге на Поклонной. Обманули его, оказывается. За знатного либерал-демократа Владимира Вольфовича пламенно агитировал пламенный коммунист Виктор Анпилов.
Все это вполне органично на фоне изначальной двусмысленности праздника 23 Февраля. Учрежденный в честь создания РККА, вроде бы он должен отторгаться некоммунистической властью. Для оппозиции все тоже не просто. «Официальные» коммунисты из КПРФ старательно забывают, кто персонально руководил созданием РККА. Но Лев Троцкий проклинаем зюгановцами, отчего возникает когнитивный диссонанс. При этом и нынешнюю власть, и КПРФ, и ЛДПР, и Кургиняна объединяет отношение приверженности советскому наследию как державному. Это обоснованно: державниками были и Сталин, и Ленин, и тот же Троцкий. Но далеко не все, что они говорили и делали – например, в экономической области, – подходит вице-премьеру Игорю Сечину или вице-спикеру Игорю Лебедеву (сыну Владимира Жириновского).
Владимир Путин социологически грамотно высказался: «Проведение мероприятий в поддержку власти несколько отличается от других подобных акций: на них выходят люди, которые чувствуют угрозу каким-то своим интересам, опасность что-то потерять, – именно поэтому они выходят, чтобы заявить о своей позиции». Это правда, хотя далеко не вся. Ведь и на Болотную выходили отнюдь не пролетарии, гремящие цепями, которых не жалко утратить. Средний класс, составляющий костяк оппозиционных акций, может потерять больше, чем бюджетники или рабочие оборонки, мобилизуемые в поддержку ведущего кандидата. Наблюдение премьер-министра можно уточнить так: значительная часть поддерживающих власть – это люди, которые боятся потерять немногое. Или даже последнее. Люди, социально-экономически и психологически травмированные переменами 1990-х. Люди с синдромом «не стало бы хуже», «от добра добра не ищут». Наконец, люди с глубоко укорененным в нашей традиции синдромом «осажденной крепости». На митинге в Лужниках эти мотивы прозвучали в полной мере, в том числе и в короткой речи кандидата в президенты.
Несколько слов о проблемах оборонно-промышленного комплекса, предприятия которого играют все большую роль в избирательной кампании Владимира Путина. Тот же нижнетагильский «Уралвагонзавод» славен ведь производством вовсе не вагонов. Даже в советские годы основная его продукция хотя и составляла государственную тайну, но отнюдь не была секретом.
Ему сейчас обещают много. Программу перевооружения российской армии более чем на 20 трлн рублей. Технологическое обновление. Золотой дождь государственных заказов. Не случайно одна из программных статей кандидата была посвящена оборонной проблематике. После развала девяностых и в общем-то скудного пайка нулевых, перед оборонщиками, в том числе и рядовыми рабочими и инженерами (кто еще остался), забрезжила надежда. Немало таких людей могли вчера идти в Лужники.
Другой вопрос, насколько она оправдается. Отечественный ВПК всегда играл по особым правилам, находясь по ту сторону экономической логики. В царской России казенные предприятия, работавшие на армию и флот, выдавали продукцию с себестоимостью в 2–4 раза большей, чем на аналогичных частных заводах. В СССР планово убыточные оборонные предприятия производили приемлемую по качеству продукцию благодаря жесточайшей системе отсева комплектующих – т. е. грандиозной растрате ресурсов (это не говоря о промышленно-техническом шпионаже). Немаловажен и социальный аспект: на оборонных предприятиях Российской империи и Советского Союза целенаправленно сосредотачивался лояльный властям контингент. До поры до времени это давало эффект – в первом случае до середины 1910-х, во втором – до конца 1980-х…
Сейчас российский военно-промышленный комплекс доедает заделы советских времен на изношенном оборудовании при сократившемся кадровом потенциале. Пока еще можем делать уникальные образцы, но плохо с серийным производством (впрочем, проблема давняя и не только в оборонке). Все большее место в отечественной военной технике занимают иностранные комплектующие, прежде всего электронные. Производство наиболее значимых для современной войны системы управления боем пока не освоены. Зато схемы распилов-откатов-заносов освоены не хуже, чем везде. С монотонной периодичностью повторяются срывы сроков гособоронзаказа. Учащаются отказы от приобретения российского оружия. Закупки десантных кораблей и беспилотников начинаются на внешнем рынке. При всем том остается открытым вопрос, выдержит ли российская экономика бремя экстренных затрат на восстановление оборонной промышленности. Способна ли она к этому вообще при сохранении сложившихся структур управления и собственности.
Адекватные ответы на эти вызовы могут быть даны. Не только и не столько технологические, сколько социальные. Разговоры такого рода даже начаты – в очередной раз. Но конкретные меры снова откладываются в угоду ситуативным политическим задачам предвыборного толка.