Возможно, знаменитое решение S&P о снижении кредитного рейтинга США было результатом технической ошибки. Но тогда тем более характерны последствия этой ошибки – мировые финансовые рынки вступили в зону турбулентности, из которой никак не хотят выходить. Потеряв в конце июля – начале августа за две недели примерно $7 трлн. капитализации (почти половина государственной задолженности США), рынки болтаются на достигнутом уровне с колебаниями высокой степени неопределённости (у экономистов это называется «волатильностью») и, похоже, не собираются восстанавливаться.
Уровень падения сопоставим с октябрём 2008 года. Но есть и существенное отличие. Тогда большинство развитых экономик испытывало дефицит денег. Потому и лекарством от кризиса стало повсеместное, от США до Китая и России, закачивание в финансовую систему государственных ассигнований. На какое-то время эти деньги спасли ситуацию, кризис затормозился, потом даже появились признаки оживления. Как оказалось, не слишком долгосрочного. Мировая пресса вновь наполнилась пессимистическими, порой почти паническими прогнозами. Скажем, известный российский экономист, «гуру» отечественного неолиберализма Евгений Ясин говорит о предстоящих 5-6 годах кризиса.
Это притом, что в отличие от ситуации трёхлетней давности, никаких проблем с ликвидностью нет. Точнее говоря, проблема прямо противоположная – куда пристроить «свободные» деньги. Например, на балансах только американских банков их $2 трлн (что, кстати говоря, несколько напоминает период непосредственно перед началом Великой депрессии, когда в американской экономике тоже наблюдался избыток кэша). Решения конгресса США о подъёме потолка государственного долга и Федеральной резервной системы о сохранении на ближайшие два года предельно низкой учётной ставки свидетельствуют, что недостатка денег не возникнет и впредь. Деньги есть, но экономика не в состоянии их «переварить». Ни предприятия реального сектора, ни домохозяйства из-за неуверенности в перспективах не спешат даже за дешёвыми кредитами. А это свидетельствует о серьёзных системных проблемах.
Уже в 2008-м и начале 2009 года многие указывали на то, что меры по накачке экономики деньгами сродни попыткам потушить пожар бензином. Причины кризиса не ликвидировались, разрыв между финансовым и реальным секторами только усугублялся. В результате мы оказывались обречены на возобновление кризиса. Причём на сей раз без работающих инструментов воздействия на ситуацию и даже без представления, где эти инструменты искать.
На другой стороне Атлантического океана, на окраинах еврозоны (Греция, Ирландия, Португалия, Испания, всё больше Италия), испытывающих жесточайший бюджетно-финансовый кризис, всё активнее идут разговоры о другом лекарстве – сокращении государственных расходов и режиме экономии. В США, впрочем, об этом тоже говорят и рассматривают конкретные планы, на чём экономить. А в Европе точно так же вливают в кризисные страны деньги из европейских фондов (в основном германские) и МВФ.
Мы хотя бы из житейского опыта знаем, что жить надо по средствам. Но применительно к национальным экономикам и к мировому хозяйству в целом эта житейская истина срабатывает с очень большими оговорками. Исторический опыт показывает, что бывали периоды, когда именно увеличение государственных расходов — даже ценой инфляции, бюджетного дефицита и роста госдолга — вытаскивали экономики из кризиса и депрессии. Накануне Второй Мировой войны мы наблюдали это и в американском «новом курсе» Франклина Рузвельта, и в милитаризуемой экономике нацистской Германии, и отчасти в политике правительств Народного фронта во Франции. Да и бурный послевоенный рост в Западной Европе и Японии, как и подъём «азиатских тигров», были связаны во многом с кейнсианским стимулированием спроса со стороны государства.
Сокращение государственных расходов и потребления (во многом действительно избыточного и паразитического, хотя далеко не у всех) в Северной Америке и Западной Европе может обернуться серьёзными проблемами не только для них. И речь не только о возможных социальных потрясениях и даже политических сдвигах, которые, вероятнее всего, совершатся совсем не «влево». Возможны масштабные экономические последствия для других стран. Экономика того же Китая процветала как новая «мастерская мира». Китайская продукция, дешёвая прежде всего за счёт низкой стоимости бесправной рабочей силы, поставлялась всему миру, но прежде всего развитой его часть. Российское хозяйство держится на плаву благодаря высоким ценам на энергоносители. Список можно продолжать. Сжимание рынков, сокращение производства и потребления в США и Европе скажется на всех экономиках.
Ясно, что долговременный выход из кризиса с переходом к устойчивому росту требует чрезвычайно серьёзных изменений в структуре мировой экономики и в методах экономической политики государств и межгосударственных структур (тех же Бреттон-Вудских институтов). Вероятнее всего, предстоит период метаний между упованием на «невидимую руку рынка» и усилением государственного вмешательства в экономические процессы, между «неофритредерством» и «неопротекционизмом» в международной торговле. Единственное, что при этом можно предсказать с уверенностью – мир к началу третьего десятилетия XXI века будет очень сильно отличаться от того, к которому мы начали привыкать.