В ноябре-декабре 2008 года ассоциацией региональных исследовательских центров «Группа 7/89» было проведено масштабное исследование «Межрегиональный индекс кризисного сознания». В рамках этого инициативного проекта было опрошено более 9 тысяч жителей 17 городов и регионов России, что заметно больше, чем обычная выборка общероссийских опросов (от 1600 до 3000 человек).
Хотя исследование проводилось в конце ноября, когда экономический кризис в России только начинался, его негативные последствия уже успели почувствовать на себе 44% опрошенных, а в трех городах — и вовсе более половины респондентов. При этом ухудшения своего материального положения в недалеком будущем ожидали даже многие из тех, кого кризис еще не коснулся: такой позиции придерживались в среднем трое из пяти жителей охваченных исследованием территорий (при том, что усиление кризиса прогнозировали лишь 39% из них). Пессимистичны опрошенные и насчет продолжительности кризиса: тех, кто надеется на улучшение ситуации в ближайший год, в три с лишним раза меньше, чем тех, кто рассчитывает на преодоление кризиса в течение пяти лет.
На вопросы сайта «В кризис. ру» отвечает один из участников исследования, научный руководитель «Агентства Социальной Информации» Роман Могилевский.
— Согласно получившимся данным, 31% опрошенных ожидают акций протеста. Это много или мало? И насколько это ожидание связано с реальной готовностью выйти на улицу?
— Вы знаете, на самом деле, если есть ожидания у 31%, это вовсе не значит, что все они выйдут на улицу. Этот показатель, скорее, отражает, что климат мнений таков, что формируются протест. Какую форму он примет и какой объем он будет иметь – это требует специального исследования. Но одно ясно: в обществе есть довольно устойчивое мнение, что протест будет нарастать, если будет продолжаться кризис. Это мнение может порождать реальные протесты, но какие именно, сейчас трудно говорить. 30% — это, на самом деле, очень серьезная цифра.
Таблица 1. Отношение к массовым протестным выступлениям.
— По результатам исследования стало ясно, что пессимистов сейчас значительно больше, чем оптимистов. Однако к росту протестных настроений это не приводит. Что это, замедленная реакция или же просто неготовность и нежелание протестовать?
— Понимаете, на самом деле между нарастанием неудовлетворенности текущими условиями и протестными настроениями есть определенный лаг. Дело в том, что люди ищут стратегии, которые бы позволили бы им выйти из такого положения. Среди этих стратегий есть и протестные стратегии. Но судя по тем последним данным, которые мы получаем, пока что энергия протеста направляется на выход из неблагоприятной ситуации. Это может быть даже не протест, а, например, отъезд за границу, поиск новой работы и так далее. Сейчас все-таки доминирует первая реакция – эта реакция состоит в том, что люди ищут стратегию, которая позволила бы им возвращения в нормальное положение, в то положение, которое было в лучшие дни.
Мне кажется, протест – это то, что следует, когда надежды на то, что люди смогут справиться с возникшими трудностями, не оправдываются. Например, человек ищет работу, но не находит. Протест – это тоже некая поведенческая стратегия. Но она наступает не сразу, а когда люди начинают убеждаться, что их стратегии не реализовываются. В общем, люди пока что готовы бороться с трудностями и пытаются сделать это самостоятельно.
Протест – это, грубо говоря, последнее дело. Большинство людей первоначально ищет выход в каких-то повседневных практиках. Намерение принять участие в протесте возникает вследствие того, что первые поведенческие стратегии не привели напрямую к успеху.
Хотя , конечно, есть еще политически ангажированные личности, которые отстаивают программу своей партии, ведут идеологическую борьбу. Но все-таки у большинства первоначальная реакция – это поиск альтернатив на личностном уровне.
Таблица 2. Оценка дальнейшего развития кризиса.
— Но ведь согласно полученным данным, почти половина россиян считает, что их материальное положение зависит от внешних обстоятельств. Быть может, эта цифра – это как раз и есть те, кто не желает протестовать? И эти же люди надеются на помощь извне, от государства и начальства.
— Совершенно верно. Это безнадежные конформисты.
— Но на сколько хватит этого имеющегося запаса прочности, надолго ли хватит людям терпения и сил справляться с последствиями кризиса?
— Вопрос достаточно справедливый. Должен сказать, что не последнюю роль играет то, что довольно долго у нас в стране люди жили в хорошем материальном положении. Рос уровень благосостояния, росла потребительская активность. Поэтому сейчас сохраняется некая надежда на то, что все это восстановится. И мне кажется, что теперь будет некий период выжидания.
Если экономическая ситуация начнет улучшаться, то может восстановиться та ситуация, которая была в середине прошлого года – ситуация, при которой люди довольны по крайней мере экономическими условиями жизни. Но если ситуация будет ухудшаться, достаточно резко ухудшаться, то можно считать, что вот в эти полгода может произойти какой-то серьезный социальный взрыв. Для меня многое будет ясно летом. Можно ожидать каких-то активных действий со стороны масс людей. Но, повторяю, все зависит от того, какой будет экономическая ситуация.
Таблица 3. Оценка влияния кризиса на уровень жизни.
— Как вы считаете, есть ли какой-то особый петербургский стиль протеста и какая-то его петербургская специфика?
— Если провести типологию городов по тому, с каким напряжением в них развивается кризис, то становится видно: там, где экономика не диверсифицирована, там, где, есть много возможностей для внутренней динамике, например, есть возможность для профессиональных перемещений, — в этих городах число людей, которые обеспокоены кризисом, меньше, чем во многих других городах.
Петербург выбрал более мягкую политику, например, в отношении «маршей несогласных». И мне кажется, что наш город дает пример такой попытки наладить диалог с обществом. Мне кажется, что в последнее время мы начали избегать методов федерального центра, методов Москвы, когда достаточно жестко пресекаются акции протеста и так далее.
Чем страшен кризис? Он страшен тем, что он имеет фазы. И одна фаза хуже другой. Был финансовый кризис – стал экономический. Но впереди может случиться — я не уверен в этом, но может — и кризис системный. Системный кризис – это кризис институтов. И это довольно страшная вещь для политической системы, для людей. Это, собственно говоря, хаос.
Для того, чтобы все это было мирно, нужно иметь инструменты диалога с населением, с теми, кто наиболее остро переживает кризис. Но у нас сейчас довольно бедные инструменты. Могу привести такой пример. От кризиса пострадали ведь не столько рабочие, сколько офисные работники. И как оказалось, профсоюзы не были достаточно развиты — получается, нет никого, кто мог бы предоставлять интересы этой части населения перед властью. И теперь нельзя исключать, что среди протестующих будет много людей, которые как раз работали в офисах.
Я допускаю, что если Петербург будет продолжать выстраивать курс на более тесные отношения с гражданским обществом, если Петербург будет развивать формы диалога, развивать какие-то контакты с профсоюзами, то вполне возможно, что наш город окажется среди тех городов, в которых протестные настроения будут помягче. Но если мы, наоборот, будем следовать идее, что «нужно всех взять и закопать», тогда мы получим то же самое, что во всех других городах. Мне кажется, что пока в Петербурге относительно, но все-таки некий либерализм в отношениях между обществом и властью все-таки присутствует. И мне кажется, что у Петербурга есть возможность выстроить отношения с гражданским обществом и не дать кризису перейти в системный кризис.