Оба они были обречены. Оба это знали. Оружие – пистолеты, расстояние от барьера – восемь шагов. Примирение невозможно… Памятная акция на месте одной из самых ярких и самых трагичных в истории Росси дуэлей прошла на днях в парке Лесотехнического университета.
Именно в эти сентябрьские дни, в 1825 году, за три месяца до Декабрьского восстания, всё и случилось. На тогдашней окраине блистательного Петербурга сошлись в смертельном поединке подпоручик лейб-гвардии Семёновского полка Константин Чернов и флигель-адъютант императора Александра I Владимир Новосильцев. Оба молоды, оба красивы, талантливы, оба знали, что такое любовь и честь. Обоих ждало прекрасное будущее. Правда, видели они это будущее по-разному. Оба погибли.
190 лет прошло с той поры, но «Дуэль в Лесном» по-прежнему бередит сердца. Не стихают пересуды и споры. На равных полемизируют профессионалы и дилетанты. И понятно, почему – так это болезненно и так живо — до сих пор.
Ведь перед нами — одна из тех знаковых точек в историческом пространстве, в которых жизни отдельных людей намертво сплавляются с эпохой. И нет при этом внятных ответов: зачем? а надо ли было? кто виноват?.. Эти ответы каждый ищет для себя сам.
В частной, казалось бы, драме срезонировали все чудовищные противоречия, раздиравшие российское общество. Лермонтов тогда не успел ещё написать: «…страна рабов, страна господ», — был слишком юн, — но это меняло сути.
Завязка, на первый взгляд, даже банальна. Кавалергард Новосильцев познакомился с очаровательной смолянкой Екатериной Черновой. Воспылал романтическими и страстными чувствами. Удостоился взаимности. Надо ли напоминать, что лицемерная светская мораль иного варианта развития отношений между молодым человеком и барышней, кроме одного, не допускала. По крайней мере, что касается внешней стороны вопроса.
Владимир — дворянин, офицер — до той поры слыл безупречно порядочным человеком. Свадьба считалась делом почти решённым.
Будь наш герой только умён и хорош собою, скорее всего, он жил бы долго, счастливо и умер в один день со своей супругой. Но, как назло, Новосильцев оказался невероятно знатен и страшно богат. Это-то и стало его проклятьем:
В амурные дела сына вмешалась горячо любимая матушка Екатерина Владимировна. И встала на дыбы. «На этой?! Только через мой труп!» — таким был лейтмотив всех разговоров матери и сына касательно женитьбы Владимира на девице Черновой. Ещё бы: дочь всего лишь какого-то генерал-майора. Притом что сама Екатерина Новосильцева была дочерью графа Орлова (из легендарного семейства Орловых, фаворитов Екатерины II). И наследницей баснословного состояния. Которое должно было перейти к её единственному сыну.
Конечно, мать подозревала в будущей невестке корысть. Конечно, её душили не только сословные предрассудки, но и ревность. Собственный брак Новосильцевой оказался крайне неудачным (через год после венчания супруги разъехались). Сын был безоговорочным смыслом её жизни. Утешением гордостью, отрадой. Ему посвящала она все свои порывы. Для него прочила самую блестящую партию – когда-нибудь, потом.
А Владимир возьми да и выбери небогатую и незнатную (по «орловским» меркам) девушку. И прямо сейчас. Вне всякого сомнения, по любви.
И Екатерина Владимировна не смогла с этим смириться. По факту — предпочла видеть сына в гробу, нежели с «неподходящей» невестой у алтаря.
Таковы, видно, были на тот момент её представления о чести.
Владимир, из малодушия ли, из послушания, внял настояниям матери. Но у брата его возлюбленной, Константина, тоже были свои представления о достоинстве и чести. Дуэль на заведомо смертельных условиях стала неизбежностью. Предотвратив свадьбу, предотвратить гибель единственного наследника Новосильцева не сумела.
Что-что, а это было не в её власти.
В отличие от метавшегося между матерью и невестой Владимира, подпоручик Чернов не был ни раздумчив, ни растерян. Для него иного решения не существовало. Ибо речь шла не только и не столько об «обидчиках» сестры.
Для Константина, для его верного секунданта, поэта Кондратия Рылеева; для их единомышленников по Северному тайному обществу вельможные Новосильцевы-Орловы олицетворяли, прежде всего, несправедливость. В этих людях с их ханжеством и спесью, раболепием перед монархами и презрением к «нижестоящим», с их уверенностью в своём праве вершить чужие судьбы, сошлось всё то, что Чернов и его товарищи ненавидели. Всё то, что они так надеялись и мечтали изменить.
Спустя три месяца они выйдут на Сенатскую площадь. Тоже будут обречены.
Ещё через семь месяцев Рылеева вместе с четырьмя другими опасными государственными преступниками казнят. Их, пытавшихся ценой своей жизни переустроить мир, вполне могло бы быть на той виселице и шестеро. Но Константин Чернов волею судьбы погибнет чуть раньше. Погибнет в борьбе за те же самые идеалы: справедливость, верность, честь, любовь.
В сентябре 1825-го похороны подпоручика Чернова на Смоленском кладбище превратились в манифестацию. Пришла уйма народа. Читали стихи, написанные Вильгельмом Кюхельбекером:
Клянёмся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам,
Царя трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым!
Будет ли преувеличением сказать, что эти события стали предтечей 14 декабря? «Все, что мыслило, чувствовало, соединилось тут в безмолвной процессии… к тому, кто выразил идею общую.., идею о защите слабого против сильного, скромного против гордого..» — описывал декабрист Евгений Оболенский.
А мать Владимира Новосильцева так и не смогла оправиться от горя. До конца жизни она не снимала траура. Титулы, золото, деньги – всё стало бессмысленным, словно в руках царя Мидаса обратилось в глиняные черепки. Покинув общество, Екатерина Владимировна занималась только благотворительностью. Выкупила участок постоялого двора (поблизости от места дуэли), где скончался её сын, построила там Князь-Владимирскую церковь и богадельню, названную Орлово-Новосильцевской, — потратив на это около миллиона рублей. Новосильцевской назвали и прилегающую улицу.
Храм взорвали в 1932 году. Улица переименована в Новороссийскую. Но память было не стереть.
Само место дуэли в парке отмечено памятными тумбами, поставленными на расстоянии восьми шагов друг напротив друга – там, где стояли участники поединка. В 1988 году, спасибо сотрудникам Лесотехнической академии, была открыта стела с памятным текстом.
Пронзительную инсценировку событий 1825 года показали в эти дни Дом детского творчества «Союз» и Государственная филармонии для детей и юношества. Приезжали потомки рода Черновых, представители Декабристской секции Музея истории Петербурга.
190 лет – не так уж много. Связь времён самоочевидна. Здесь, сегодня. Вчитайтесь в строчки. Вглядитесь в лица. Они тоже смотрят в нашу жизнь — внимательно, с укором. Чего-то от нас ждут.
Сможем ли мы оправдаться перед ними? Вправе ли рассуждать – где, в чём они «ошиблись»? Вправе ли вообще произносить их имена?
Они-то не ошиблись в главном: в самоотречении. В готовности пожертвовать всем ради того, во что они верили. Что было для них превыше всего.
Готовы ли мы? Всегда ли помним о том, что – нельзя беречься?
Автор благодарит сотрудника СПбГЛТУ, градозащитника Николая Лаврентьева за предоставленную информацию.
Валерия Стрельникова, специально для «ВКризис. ру»