Лица восставшего Будапешта

60 лет назад Венгерскую революцию творили люди простые, но поразительные

Её звали Эрика Корнелия Селеш. 15-летняя девочка. Венгерская еврейка. Убита в Будапеште 60 лет назад — 8 ноября 1956 года. Осталась бы в тот день дома — отмечала бы сегодня юбилей восстания. Повстанческая санитарка тащила из-под огня раненого товарища.

Валькирии пролетарской ненависти

Эрика не была «невинной жертвой» в нынешнем слезливом понимании. Она воевала, стреляла, атаковала. В руках еврейская девочка держала ППШ, за пазухой — ТТ. Одета была в ушанку и ватник. (Глядя на фотографии, венгерскую антисоветчицу принимают за советскую партизанку — до того похожа.) Уж не говоря о том, что до восстания работала помощницей повара. Не тот тип, что привычен для «креативного класса» и «мирного протеста».

Десятью днями раньше на другой будапештской улице погибла другая венгерская девушка. Цыганке Илоне Сабо было 17 лет. Знали её в городе под кличкой Растрёпа. «Из толпы кричали: «Кто венгры, идите с нами!» И она пошла с ними», — рассказывает Габор Дилинко, парень, от которого Илона ждала ребёнка. Он воевал на том же «Пассаже Корвина». Отсидел. И стал цыганским художником. За свободную Венгрию вообще дралось немало цыган. Причём — из бедноты, это отмечается особо (бароны-то с коммунистическими чиновниками умели сговариваться).

Рядом с Эрикой и Илоной прямо аксакалкой смотрится Каталин Стикер. 24-й год, шутка сказать! Половину жизни провела в детском приюте. Потом ткацкая фабрика, казарма, где Каталин была уборщицей, завод элетроламп. Пролетарка ненавидела коммунистов, особенно гэбистов. И они узнали это на своих шкурах в Октябре 1956-го, когда Каталин Стикер патрулировала позиции у «Пассажа Корвина» и зачищала подземные коммуникации.

Каталин сумела прорваться из окружения и добраться до Австрии. Но жить без родины она не хотела и вернулась в 1957-м, когда «либеральный коммунист» Янош Кадар объявил амнистию. (Он вообще, кстати, пытался примазаться: «В славном восстании наш народ сбросил режим Ракоши!») Но таких, как Каталин, быстро арестовывали — амнистия была не для них. Показательный «процесс 9-ти». Сначала к смерти приговаривают всех. Потом шестерых отправляют на сроки, а троих вешают. Среди них Каталин Стикер. Принадлежность к рабочему классу по умолчанию рассматривалась как отягчающее обстоятельство. Партия смертно боится пролов.

«А женщина женщиной будет…»

Кроме Каталин Стикер, кадаровские суды отправили на виселицы ещё пять восставших женщин. Старше всех была 47-летняя Валерия Фридл, в замужестве Жозефина Ангьял (венгерские женщины часто брали не только фамилию мужа, но и женскую форму его имени). Агроном, переводчица, домохозяйка. Тип традиционной венгерской интеллигентки. В боях она не участвовала, но была известна как убеждённый враг коммунизма. При Ракоши сидела в тюрьме. Организовала тайную передачу на Запад информации о восстании и репрессиях.

Младшей была 20-летняя Эржебет Маньи. Девушка из крестьянской семьи работала телефонным диспетчером в МВД. Когда посадили её отца, попыталась ему помочь, подделав документы. За это сама попала в тюрьму. Вместе с отцом была освобождена восстанием 23 октября. Уехала из Будапешта, в приграничной провинции вступила в повстанческий отряд, сопротивлявшийся почти до нового года. Верная традиционным ценностям, вместе с соратниками прошла избиения и взошла на эшафот.

Эржебет Салаберт, в замужестве Дьюлиане Бакош. 28 лет. Выросла в приюте. При ракошистском коммунизме с благотворительностью было покончено, режим просто выбросил девушку из жизни. Была зарегистрирована в полиции как проститутка – типа: этим и живи. Официально таких не трудоустраивали, экономили госсредства. Зарабатывала по-чёрному подсобницей на стройке. Бомжевала. Брак не признан, ребёнок тоже. В следственных документах отмечалось, как «зверски расправлялась» Эржебет-Дьюлиане с гэбистами в октябре. А чего бы вы хотели, дорогие товарищи?

Мария Магори, 46 лет. Родом из деревни, почти неграмотная. Двое детей уехали из страны. Зарегистрирована как проститутка. Жила случайными заработками. Год отсидела за кражу. Нищенствовала. Тут и Шекспир, и Диккенс, и Гюго… Кстати, важная черта ракошизма — какой-то оголтелый социал-дарвинизм. Не случайно инвалидов — «непроизводительных элементов» —  выселяли из столицы и бросали в чистом поле. В октябре Мария дала выход лютой классовой ненависти к эксплуататорам и их иностранным хозяевам. Забрасывала советские танки коктейлями Молотова, создавая море огня.

Илона Тот, студентка-медичка. 24 года. Воспитывалась на образах из любимой книги — «Молодой гвардии» Фадеева. Лечила раненых повстанцев, тянула как двужильная. Обвинялась в конкретном убийстве офицера госбезопасности. Можно подумать, её краснодонские героини иначе бы поступили с гестаповцем или полицаем. Впрочем, именно её приговор в 2001 году был отменён. Выяснилось, что убила всё-таки не она сама.

Шесть казнённых женщин. Три работницы, из  них две почти люмпенши. Интеллигентка. Студентка. Конторская девушка. Отчего-то ни одной помещицы и капиталистки. Сопоставим с социальной статистикой участников восстания. Рабочие — 46,4%, военные и полицейские — 16,3%, интеллигенция — 9,4%, студенты — 7,4%, крестьяне, ремесленники, пенсионеры — 6,6%. Остальные — из деклассированных. Это, правда, расклад по убитым. Но считается, что он более-менее адекватно отражает состав восставших. Комментарии, понятно, излишни.

Жёсткий Йожеф, добрый Роберт, мудрый Янош

Женщины составляли среди восставших примерно седьмую часть. Естественно, повстанцы-мужчины известны больше и лучше. Социалист Йожеф Дудаш. В молодости пламенный коммунист-подпольщик, он вдосталь налюбовался на своих геноссен, когда те пришли к власти. И сделался лютым антикоммунистом. Дал добро на линчевания гэбистов. Его бойцы в плен не брали.

«Я верю в венгерских трудящихся и их будущую победу, — сказал Дудаш на суде. — Пролетарское общество воздаст по справедливости всем. Революция, социализм, свобода — вот идеалы и принципы, которым я присягнул на верность. Моя совесть чиста. Если мне суждено умереть, то не за власть над Венгрией, а за свободу Венгрии».

44-летний инженер Йожеф Дудаш был реально жесток. Что естественно для бывшего коммуниста — он-то знал, с кем имеет дело… Но 59-летний водитель грузовика Янош Сабо пленных отпускал. Этот добродушный основательный мужик вообще не любил войну. Жил крестьянским здравомыслием, как в песне «Катя» Михаила Круга: «Спорить отец не стал — с властью бы жить в покое». Даже в компартию вступил, когда Ракоши захватил власть. Но — достали. Взялся за автомат, превратился в «Дядюшку Сабо». Воевал бок о бок с Дудашем, вместе с ним повешен, похоронены они в одной могиле.

22-летний Роберт Бан годился Дудашу в сыновья, а Сабо — чуть не во внуки. Воевал вместе с ними, во II районе Будапешта. Защищал от советских танков стратегические площади столицы. Сын еврея-коммуниста, сам — демократ-антикоммунист. (Случай, кстати, не слишком редкий. Коммунисткой была и Ноэми Блюменфельд-Селеш, мать легендарной Эрики, а отец её Шандор погиб в Холокосте.) Работал радиотехником. В восстании дрался отчаянно, но пленных не трогал и не давал трогать другим. Отступив из Будапешта, повёл отряд партизанить в провинции. Попал в плен к советским, был вывезен в украинский Ужгород — в Венгрии такого оставлять не рисковали.

Потом Роберта привезли назад, под суд. За него просили даже гэбисты, отпущенные из повстанческого плена: «Мы ему жизнью обязаны, ему одному!» Но его всё равно повесили. Как и беспощадного Дудаша. Как и доброго Дядюшку Сабо.

«Либерал» Кадар, сам прошедший при Ракоши пыточное следствие, действительно старался без нужды не убивать. «Кто не против нас, тот с нами», — перефразировал он известный принцип. Но таких, как Йожеф, Янош, Роберт, Каталин, он в живых не оставлял.

«Мухаммед Стэнли, конечно, не мог избежать петли… Заплатили своей жизнью и все те, кто участвовал в линчевании полицейских или членов внутренней партии» — это из повести «1985», ремейка оруэлловской классики. А написал эту повесть венгерский диссидент Дьёрдь Далош. Своими глазами всё это видевший.

Люди Венгерского восстания были совсем не святыми. Многие из них состояли в компартии. Впрочем, при Ракоши в эту «Венгерскую партию трудящихся» загнали едва не каждого пятого венгра, что тоже стимулировало массовый антикоммунизм. Многие проходили по уголовке. Но кто-нибудь осудит Марию Магори за кражу? После того, как власти целенаправленно сбросили её в последнюю штольню нищенского существования? Или цыгана-жестянщика Йожефа Коте Шёрёша, воевавшего, линчевавшего и повешенного вместе с Каталин Стикер?

Во всём этом было что-то от крестьянской войны. Жакерия и пугачёвщина хлестнули в столичный город. Классовая ненависть простонародья к партийно-гэбистскому дворянству порождала соответствующий уровень жестокости. «Новым дворянством», кстати, уже начали называть силовиков РФ. Матьяш Ракоши, Эрнё Герё, Михай Фаркаш, Габор Петер и тысячи «авошей» из Управления госбезопасности ВНР рассуждали так же. А потом эти «авоши» снова взирали на чернь свысока — с фонарей.

В зеркале востока

Нечто подобное зарождалась в те годы и в России. Хотя первые отзвуки Будапешта-1956 прокатились по Украине. Особенно тревожились донбасские управления КГБ: местные шахтёры и трактористы почти в открытую хвалили «молодцов венгров». Постепенно «Устроим второй Будапешт!» зазвучало по всему СССР. Понятно, в какой среде. Нет, речь не о диссидентах.

«Помощник капитана рыболовецкого судна Д. 9 ноября 1956 г. громким голосом произнес: “Долой господ-коммунистов”. И продолжал в том же духе: “Пора покончить с коммунистами и советским правительством, пора рабочему классу взять в руки оружие и самому добиваться свободы, наше правительство не заботится о людях”. Добавил и про Венгрию. В криминальной и полукриминальной среде вообще часто звучало обещание устроить “вторую Венгрию”», — анализирует историк Владимир Козлов документы того времени. «Неправильная реакция на контрреволюционный мятеж в Венгрии» составила заметную часть уголовных дел по «антисоветчине» в конце 1950-х. Только в 1957-1958 годах таких дел было заведено больше трёх тысяч. Из них почти триста — «венгерские».

В августе 1959 года рабочие-целинники Темиртау озверели от «отдельных недостатков социально-бытовой сферы». К ним, естественно, активно примкнула пацанва «последней штольни». Милицию смели, властям пришлось вызывать войска. Стрельба шла в обе стороны. Повязали без малого двести человек. Судили девятерых. Из них двое комсомольцев, трое уголовников — расклад сравним с венгерским.

Январь 1961-го, бунт в Краснодаре. Начавшись как антимилицейский, он перерос в митинг у крайкома: «Власти толстопузые захватили лучшие квартиры! Давить советскую власть!» Два десятка человек получили реальные сроки.

Июнь 1961-го, Муром — тут уже совсем по-взрослому: разгромлен горотдел милиции и местный КГБ, освобождены из КПЗ 26 человек. 19 человек отданы под суд, трое расстреляны. В главари бунта был определён 45-летний маляр Михаил Панибратцев, ранее отсидевший 8 лет по 58-й статье. Двое других — 39-летний рабочий-канализатор Сергей Денисов с двумя судимостями по бытовухе и 28-летний цыган Степан Мартынов, разнорабочий с кирпичного завода. Ничего не напоминает?

В областной газете «Призыв» вышла статья под названием «Бандитам воздано по заслугам». В ответ по всей Владимирской области началось «Отомстим за муромлян!» (это в СССР — «стране запуганных зомби»). Через месяц из-за случайного бытового эпизода поднимается бунт в соседнем городе Александров. Подожжён горотдел милиции (этих всегда начинали бить первыми). Вызвана на подавление регулярная воинская часть. Под суд отданы девять человек. Четверо расстреляны, пятеро получили по 15 лет. Главный заводила погрома, казнённый Константин Савасеев, был плотником, имевшим судимость за покушение на убийство. Выглядело «покушение» так — избил на улице убийцу своего брата.

Для полноты же зеркальной картины такой образ: «Решающую роль в критический момент погрома сыграла активность Зинаиды Клочковой. Эта женщина попала на площадь случайно (шла с подругой из кино), но вела себя так, как будто давно готовилась к этому “звёздному часу”. Клочковой было 30 лет, работала она поваром в поликлинике. В 16 лет (1947 г.) её приговорили к одному году лишения свободы за покушение на грабёж без насилия. Речь скорее всего шла о попытке стащить кусок хлеба. Жизнь девушки-подростка переехало колесо бездушной государственной машины. В 1961 г. Зинаида Клочкова попыталась “вернуть” власти старый долг. Из глубин её подсознания выплыла лагерная фраза: “Замолчите падлы, а то горло перегрызу”. Клочкова обращалась к толпе с призывом к расправе над коммунистами». Это из той же книги Козлова «Неизвестный СССР». СССР, а не Венгрия.

Венгерская Мария

Эрике Селеш было бы сегодня 75 лет, Илоне Сабо — 77, Каталин Стикер — 84, Роберту Бану — 82… Наверное, отмечали бы 60-летие революции. Как отмечает 79-летняя Мария Витнер.

Мария была тогда боевой подругой Каталин. На всех фотографиях эти девушки вместе. Как положено — при стволах и в ватниках. Воевали бок о бок. Обе сумели бежать. Обе вернулись под обманную амнистию Кадара. Каталин повесили, Марии дали пожизненное. Выпустили через 11 лет.

Мария Витнер — член партии ФИДЕС. Характер через детский приют (она тоже, да), бои, тюрьму и бедность портнихи-уборщицы выковался ещё тот. Поругалась даже с Гергеем Понгратцем, своим былым командиром в «Пассаже Корвина» — мол, раз тогда эмигрировал, то теперь не командуй.

С Понгратцем они вообще разошлись после того, как тот основал ультраправый «Йоббик». Витнер ведь не ультра, а просто правая популистка. Коммунистов она возненавидела ещё после того, как они стали ещё и обладателями частного капитала. Недаром бывшие коммунисты стараются навесить на Марию участие в линчеваниях. Они ведь вместе с Каталин в патрули ходили.

Два срока Мария Витнер была депутатом венгерского парламента. Вошла в историю венгерского парламентаризма как «самый бедный депутат» — ни собственности, ни доходов сверх пенсии. А ещё она известна девизом: «Берегись, палач!»

Статью можно прочитать на Sensus Novus