Трудное одоление базара

В Иране состоялись президентские выборы. Хасан Рухани избран на второй срок. В политической системе Исламской Республики президент не является фигурой номер один. Верховная власть принадлежит рахбару – главе шиитской теократии. Сейчас это аятолла Хаменеи Али Хосейни-Хаменеи, наследник Рухоллы Хомейни. Но всё же президент формально возглавляет и координирует исполнительную власть.  Кроме того, выборы главы государства – серьёзный индикатор общественных настроений. В данном случае можно определить широкое недовольство клерикальным режимом, запрос на либеральные реформы.

Хасана Рухани по иранским меркам можно отнести к либералам

19 мая иранцы подтвердили президентский мандат Хасана Рухани (иногда применяется написание Роухани). Действующий глава государства собрал 23,5 млн голосов – более 57% при 73%-ной явке. Ближайшего конкурента Эбрагима Раиси поддедржали 15,8 млн – около 38%. Остальные к кандидаты – Мостафа Мирсалим и Мостафа Хашемитаба – получили незначительную поддержку: соответственно 478 тысяч и 215 тысяч избирателей, 1,7% на двоих.

Это победа сил, которые в современном Иране считаются, так сказать, либеральными. Такая характеристика применительно к исламизму может показаться абсурдной. Но, с другой стороны, изначальное значение понятия «либерализм» в Европе, Америкe и России тоже давно забыто. Так что позволим себе её использовать. Тем более, что термин «консерватизм» в отношении проигравшего Раиси вполне употребим.

Иранские выборы в очередной раз отразили жёсткую внутреннюю борьбу в правящей клерикальной верхушке. К выборам были допущены шесть кандидатов, двое из которых досрочно выбыли из гонки. Один из них – вице-президент Эсхак Джахангири – призвал своих сторонников голосовать за Рухани. Другой – мэр Тегерана Мохаммад Багер Галибаф – поддержал Раиси.

Эбрагим Раиси представлял духовенство, базар и стражей

Рухани (как и Хашемитаба,  тоже вице-президент, в Иране их несколько) представляли «либеральный» лагерь. Президентская политическая организация называется Партия умеренности и развития. Это сторонники осторожных реформ и прагматичного курса. Даже с допущением некоторой общественной активности, хотя бы в целях экономического роста. Но, конечно, сугубо в рамках заветов Хомейни. Что-то вроде Михаила Сергеевича–1987, начинавшего преобразования, но непрестанно «советующегося с Лениным». Президента поддерживают горожане, работники промышленности, коммерсанты новой волны, женщины и молодёжь.

Раиси – это консервативно-клерикальная Ассоциация борющегося духовенства. Продолжая позднесоветские аналогии, нечто среднее между Егором Лигачёвом и Ниной Андреевой. А если сравнивать с Горбачёвым, то самым ранним, времён «ускорения», огородных погромов и антиалкогольной кампании. Несостоявшийся президент побывал исламским прокурором, стражем хомейнистской законности. Летом 1988 года он участвовал в принятии решения о бессудных казнях оппозиционеров. Были повешены и расстреляны несколько тысяч светских боевиков-моджахединов, федаинов и коммунистов. Сейчас Раиси возглавляет государственный фонд «Астан Кудс Разави», который заведует шиитскими священными гробницами в Мешхеде, а заодно контролирует мешхедский пищепром, торговлю, жилищное строительство и транспорт.

Поддерживали Раиси (и «дублёра» Мирсалима) силы крайнего фундаментализма. Большинство мусульманского духовенства. Силовики из Корпуса стражей исламской революции, местной «ирангвардии». (Генерал Касем Сулеймани, командир спецподразделения «Аль-Кудс», боевой друг асадовской САР и путинской РФ, даже подумывал о собственном выдвижении. Однако, поразмыслив, предпочёл остаться на военной службе. И поддержал Раиси.)  За консервативного кандидата был повёрнут мощный административный – в случае исламской республики точнее сказать: «духовный» – ресурс. Массовый электорат вербовался вокруг мечетей и в деревнях. Но не только.

Главная социальная опора клерикального режима – базар. На котором заправляют оптовики, тесно связанные с муллами и контролирующие массу мелких торговцев и ремесленников. Именно базар традиционно поставляет и массовую пехоту исламизма, и его командный состав. Самым фанатичным поклонником Хомейни был лмбо мусульманский студент, либо мелкий торговец или носильщик. На базаре начинали путь многие силовики режима. Террористическая группировка «Федаины ислама», предвосхитившая хомейнизм ещё в 1940–1950-х, комплектовалась из «низших слоёв базара» (подобно Мехди Ираки, будущему начальнику тюремного ведомства исламской республики).

Иран, конечно, не является демократической страной. Хотя на фоне других стран Большого Ближнего Востока существенно выделяется. Здесь в ходу дозированный плюрализм и определённая состязательность на выборах всех уровней. Однако за дозировкой тщательно следит правящий синклит теократов – Совет экспертов. Именно здесь утверждается окончательный список кандидатов. На этот раз эксперты позаботились о консолидации консервативных избирателей. Они заблокировали выдвижение экс-президента Махмуда Ахмадинежада – довольно популярного фундаменталиста-популиста. Убедили отказаться от баллотировки спикера иранского парламента Али Лариджани. Воздействовали на Галибафа, своевременно сошедшего с дистанции.

Борьба развернулась между Рухани и Раиси. Борьба захватывающая, хотя оба политика лишены харизмы. Рухани в ходе кампании оправдывался за то, что должные темпы экономического развития пока не обеспечены. Раиси вяловато наезжал за недостаточное соблюдение общественного благочестия. То и другое не сильно вдохновляло избирателей. Однако вердикт они вынесли однозначный. Хасан Рухани переизбран.

Иранцы постепенно осознают связь бедности с «духовными скрепами»

Политика диалога с международным сообществом, усиления рыночных начал в экономике и поэтапного расширения свобод, скорее всего, будет продолжена. Но останется проблемной и конфликтной. Консервативные теократы и радикальные фундаменталисты обладают в современном Иране очень большими возможностями. Реформаторов могут вынудить к отступлению.

Успех «либерального» лагеря отчасти можно объяснить более-менее позитивными – несмотря на самокритику Рухани – экономическими показателями. Три года иранская экономика демонстрирует стабильный рост. В 2016-м он составлял, например, 4,5% ВВП. В разу снизилась инфляция, бушевавшая при Ахмадинежаде. Худо-бедно, но диверсифицируеся национальная промышленность, хотя всё же на нефтянку и сегодня приходится порядка половины ВВП.

Именно при Рухани международное сообщество, получив добро Вашингтона, заключило с Ираном «ядерное соглашение». Положившее конец многолетним внешнеэкономическим санкциям против Исламской Республики. В результате, как отмечает бельгийский специалист по Ирану Марк Ботенга, «в 2016 году удалось впервые с момента революции добиться положительного торгового баланса для секторов, не связанных с нефтяной промышленностью». Такие отрасли иранской экономики, как сельское хозяйство, торговля, транспорт и автомобилестроение развиваются с положительными показателями. В промышленных кластерах концентрируются социальные группы, ценности и интересы которых несовместимы с теократией. Запрос на либерализацию формулируется здесь.

Но говорить об экономическом процветании не приходится. Серьёзной проблемой остаётся безработица, особенно для молодого поколения 79-миллионного Ирана. Государственный сектор работает неэффективно. Что неудивительно, учитывая его принадлежность духовной, военной и чиновной бюрократии. Социально-экономические статусы прочерчиваются очень жёстко. Элиты регулярно указывает место низам. «Иранское общество остаётся глубоко антиэгалитарным, что бы ни рассказывали в своих проповедях по пятницам сельские муллы», – отмечает находящийся в эмиграции иранский левый интеллектуал Али Кардаш.

Постепенно осознаётся связь между массовой бедностью и «духовными скрепами» теократии. Количество полицейских предупреждений за «непристойность» исчисляется миллионами в год. Временами поступает информация о бунтах и подавлениях – отзвуки уличных выступлений, подавленных Ахмадинежадом в 2009 году. «Западные медиа-клише изображают Иран страной, в которой политические симпатии аккуратно распределяются в соответствии с классовыми разграничениями (недовольство проявляет городская элита, а рабочие и бедняки в основном поддерживают Махмуда Ахмадинежада). История тех, кто погиб после фальшивых выборов, в очередной раз ставит эту точку зрения под сомнение. В их числе двадцатилетний слесарь-подмастерье Бахман Дженаби; двадцатилетний рабочий-поденщик Саджад Гаед Рахмати; тридцатичетырехлетний Мохаррам Чегини, офисный служащий из беднейшего квартала на юге Тегерана; двадцатисемилетний Саид Аббаси, продавец из обувного магазина, застреленный на глазах у своего отца; подросток Мейсам Эбади, портной-подмастерье»,  – писала ещё в 2011 году оппозиционная эмигрантка Насрин Алави, автор книги «Мы Иран. Персидские блоги».

Есть у выборов и международный аспект. Итог 19 мая даёт шанс на то, что диалог Тегерана с международным сообществом продолжится. По крайней мере, команда Хасана Рухани на это настроена. Но Рухани весьма серьёзно ограничен высшим духовенством в проведении внешней политики Ирана. Кроме того, на политику администрации Трампа произраильское лобби воздействует гораздо сильнее, чем ранее на Обаму.  Дональд Трамп не верит иранскому режиму по «ядерному досье», крайне недоволен действиями иранцев в Сирии и, похоже, настроен сколотить против Тегерана альянс арабских монархий, Турции и Израиля. При такой конфигурации Иран будет обречён на новый этап конфронтации с «крестоносцами XXI века» и их партнёрами.

Жорж Камарад, специально для «В кризис.ру»