Как избавиться от усталости и стрессов? Как нам обустроить Россию в эмоциональном плане? Можем ли начать жить, улыбаясь? Ответы на эти вопросы, которые затрагивают не только социальное самочувствие россиян, но и их идеологию, экономические перспективы и осознание своего места в мире дает Иван Сидельников, режиссер-документалист, автор известного документального кино-проекта «Русская карта», экономический географ, руководитель Института альтернативных технологий.
— Что значит «Россия устала»?
— После распада советского блока наша страна оказалась в мире открытых границ и глобальной рыночной экономики. Правила игры и поведения здесь пока пишут другие игроки, они же – их постоянно нарушают, а мы – пытаемся подстроиться, а не изменить эти правила под свои интересы. Это с одной стороны.
С другой стороны, Россия, как и любой другой культурный или экономический регион современного мира, имеет свой набор конкурентных преимуществ и недостатков. Эти преимущества и недостатки относятся и к территории страны, и к ее населению. Так же как наша страна в целом – это уникальный набор ландшафтов, природных ресурсов, инфраструктуры, технологий, открытий, несвойственных Западу или Востоку, так и наши соотечественники умеют придумывать, изобретать и делать много такого, чего не умеют другие народы мира. Эти особые, этнические, свойства наций и народов, населяющих разные концы света, давно используются в грамотном и эффективном госуправлении и пространственном развитии конкретных стран.
Однако уже не впервые в истории высшее руководство страны неадекватно воспринимает доставшуюся им в управление страну и людей, и добивается временных успехов неоправданно высокой ценой. «Своими» считаются только материальные активы в России, а население – традиционной нагрузкой на прибыль «своих» корпораций. От таких противоестественных отношений между узким слоем как бы «управляющих», а на самом деле, «владеющих» страной и широким слоем «живущих» — нас с вами – Россия регулярно устает и возникает очередная революция.
— Кто сегодня способен изменить ситуацию? Разбудить народ, дать ему новые смыслы, идеи?
— Я уже лет шесть езжу по стране – ищу людей, сумевших создать принципиально новую ситуацию в разных сферах, придумать технологию или способы, которые меняют депрессивную обстановку и эффективно решают проблемы страны. Для таких технологий придумали звучный термин – инновации, а людей, их создающих и продвигающих, величают изобретателями, революционерами, фантазёрами и чудаками. Всяко их называют, иной раз и обидными прозвищами. Таких людей немного.
Так, например, четвертая серия «Из сегодня в завтра» нашего кино-проекта «Русская карта» была посвящена «разведчикам будущего» – конструкторам и изобретателям, разрабатывающим российские технологии XXI века. Их поистине прорывные разработки способны эффективно организовать пространство страны, улучшить социальную жизнь, вдохнуть новый смысл и содержание в российскую экономику. Они несут людям идеи и принципы уже завтрашнего дня. И на наших глазах, а зачастую, и с нашим участием, их разработки проходят три стадии общественного восприятия: «этого не может быть», «в этом что-то есть», «да кто ж этого не знает». Сегодня то время, когда «последние» могут стать первыми – за счет оригинальной мысли и смелой идеи.
Однако у государственных чиновников пока эти проекты не нашли отклика. Наши чиновники на местах, и сами жители России при слове «инновация» готовы позакрывать все ставни на своих зданиях и объявить карантин.
— Почему государство не пытается реализовать инновационные инфраструктурные проекты на основе показанных в фильме разработок? Все дело в лоббировании ведомственных интересов, банальной коррупции или забитости собственников предприятий?
— Отчасти вы правы, но не стоит все сваливать на коррупцию. Коррупция была всегда и везде, а мир тем временем как-то развивался. Посмотрите на важные инфраструктурные проекты, проекты мирового масштаба – они же все не с нуля появлялись. Например, Суэцкий канал построили только с четвертого раза, да и с Панамским каналом – коррупция была максимальная. До этого собирались акционерные общества, воровали деньги и лопались. А как в США строили трансконтинентальные железные дороги – сами американцы не любят вспоминать. Сколько там денег исчезло, сколько шерифов и губернаторов перестреляли. Но в итоге дороги построили.
Поэтому не стоит демонизировать коррупцию. Это излечимая болезнь. Те же США в 1930-е годы, во время Великой Депрессии, проходили поэтапно почти то же самое, что мы проходим в современной России. Сначала – поголовный бандитизм и перестрелки. Потом жуткая коррупция, взятки берут буквально все: от врачей и сантехников до чиновников федеральных министерств. Но постепенно жизнь преобразилась: американцы экономически повзрослели, вывели из моды взятки. Теперь вот возглавляют глобализацию в мировом масштабе. Так что современный уровень коррупции в России – это болезнь роста, которую мы со временем преодолеем.
— Интересно, каким образом это произойдет?
— Россия — страна с вертикальным социальным устройством. В ней особенно велика роль начальника. Это значит, что и модернизация начинается «сверху», из президентской администрации. Я думаю, в один прекрасный день главный по стране устроит показательную чистку – посадят человек 30 крупных чиновников. Тогда люди во власти поймут, что правила изменились и сразу начнут перестраиваться. Вместо 50% отката будут брать 10%, и то по большим праздникам. И вообще, чтобы оставаться на занимаемой госдолжности нужно будет делать что-то реальное. А кто не адаптируется, не примет новые правила, тот выйдет из игры – на пенсию, на погост или на нары за взятки. Таким образом, класс управленцев постепенно начнёт обновляться.
— Почему в современном кинематографе так много насилия? Это же очень влияет на психику человека. Какая тематика фильмов сейчас наиболее востребована зрителем?
— «Не бывает хороших новостей. Не бывает хороших дел. Бывает реклама и пиар. А любая новость, любая история должна быть окошмарена. Тогда она продается» — примерно так сформулировал американскую систему телекинопроката один известный продюсер. Смысла менять хорошо отлаженную цепочку «сделал-продал», видимо, нет. Потребитель расстроится. А заместить какую-то часть насилия позитивной, интересной информацией, и сделать это ярко и зрелищно в России пока никто не пытался.
За рубежом коллеги по цеху давным-давно придумали исторические, географические, новостные и социальные каналы, которые пользуются даже у нас бешеной популярностью – «Дискавери», «Хистори чаннел» и даже «Евроньюс» или ВВС, где любые новости передают взвешенно, аналитика крепка, а сама сетка вещания охраняет спокойствие своих зрителей от постоянных потрясений. В России люди также сильно фрагментировались, поэтому все чаще уходят от больших телекнопок в сторону тематических каналов – музыкальных, спортивных или познавательных. А насилие… Выключите телеканал, откажитесь от билета на киносеанс, дуйте на природу, в край непуганых коров. И погрузитесь в историю, географию и культуру своей страны. А если насилие придет к вам и постарается отобрать кошелек – дайте «ему» сдачи.
— Чего сейчас не хватает российской медиа-индустрии?
— После 1991-го в стране идет своя жизнь, которую не хотят замечать центральные каналы: люди в регионах борются с кризисом, находят удачные организационные решения, открывают новые производства, создают оригинальные товары и технологии, смелые проекты во всех сферах деятельности. На местах выдвигаются яркие, умные политики, предприниматели, организаторы местного самоуправления и менеджеры. И что же? Мы этого не видим. Русские лишены общения друг с другом, не знают о ценном опыте и новых технологических решениях. Взамен им предложен депрессивный и разрушительный образ страны-помойки, страны-могилы, края вечной войны, развала и катастроф – с набором одной и той же московской «элитной» тусовки. Нужно строить систему альтернативного телевидения – на сетевых принципах. Сверхновое русское ТВ может и должно одновременно выступить как предприятие современного бизнеса, самоокупаемое и успешное.
Стоит выйти на рынок с отечественным продуктом такого рода, с передачами исторической и природоведческой тематики из регионов, с оригинальными программами незаезженных авторов – и центральные каналы будут жестоко биты в конкурентной борьбе за аудиторию. Возможности тут открываются огромные. От распространения восстановленных и оцифрованных советских лент “Леннаучфильма” (а их – 4 тысячи!) до налаживания обмена программами местных студий. Например, в Хабаровске есть совершенно потрясающие материалы о русских первопроходцах Сибири и Дальнего Востока. Великолепные архивы есть у студии “БАМ”. У таймырского телевидения – съемки уникального Путоранского заповедника. Кто в России знает об этом удивительном месте? А вот американцы, которых провезли над Путораном, потом сознались, что это место – не хуже их Большого Каньона.
Нужно, чтобы, включив телевизор, зритель увидел “Евроньюс” в русском варианте. Так, чтобы мы могли почувствовать пульс собственной страны. Не бессвязные сводки отрывочной информации, а большую программу с солидными разделами, посвященными и общественной жизни, и политическим новостям, и научно-технической тематике, и экономике, и культуре со спортом.
— Почему Вы выбрали документальное кино?
— Документальное кино становится теперь не просто свидетелем, но удобным инструментом борьбы за светлое будущее. Этот жанр умеет обозначать контуры завтрашнего дня, прицельно бить по болевым точкам, ломать стереотипы и штампы, вбрасывать в общество, и даже в тот микромир, где принимают решения, яркие неожиданные образы и идеи, меняющие взгляд на предмет. Но это «тяжелый слог».
Несмотря на угрозы и катастрофы, мир за последние двадцать лет существенно «полегчал». На смену пропагандистскому металлу пришли мягкие формулировки и новые навыки. В документалистике, в полном соответствии с оруэлловскими баснями, торжествует постановка, а проектирование прошлого и будущего, мультивариантность развития событий, деловые игры пространственного развития, преобразование мира со всеми качественными переменами и острыми углами теперь называют мифодизайном. Этот неновостной социальный дизайн методами кинопроизводства и разноформатного распространения — от телеэфира до интернет-телевидения и мобильного видеоконтента — едва ли не единственная медийная технология, позволяющая сегодня воплощать представления «экспертной» части общества — людей, до сих пор считающих, что им есть, что предложить стратегически, «на перспективу», в аргументированную позицию по любому вопросу общественной жизни и развития страны.
— Иными словами правильным идеям нужна хорошая упаковка и умелые дизайнеры?
— Олимпийский принцип «главное — не победа, главное – участие» для мифодизайна не годится. Выиграл тот, чей образ, разумная агрессия и оригинальный стиль оказались более действенными и эффективными. Чей брэнд сильнее. Поэтому люди знают большие брэнды, такие как made in USA, made in China, NOKIA или APPLE. Они пользуются ими вольно или невольно, и преданны им.
Но при всем этом, сохраняя верность своим избранникам, люди хотят чего-то нового. Сегодня люди в России «хотят Россию». Хотят узнать страну. Свои легенды уже появляются у регионов (например, «Великий Устюг – родина Деда Мороза»), у крупных компаний (международная экспансия МТС, «ЛУКойла» и «Евросети») и целых отраслей (достойная идея миллиардного тиража зажигалок в форме логотипа «Газпрома» как средства завоевания русским энергетическим брэндом миллионов курильщиков и домохозяек по всему миру). Пространство страны, ее истоки, ее история и предания, ее достижения и достоинства, а может быть, и провалы, и недостатки, и текущие проблемы, должны найти свой образный ряд, свое решение в сильных символах, слагающих противоречивую, но яркую мифологию новой России, страны, в которой бы хотелось жить хорошо и всегда.
— Идеи и бренды как материальные фактор – насколько это эффективно для модернизации страны?
— «Механизмы изнашиваются. Машины ржавеют. Люди умирают. Бренды продолжают жить», — утверждает Гектор Лянь, глава корпорации United Biscuits. Оглянитесь вокруг: в магазинах, на улицах, на газетных полосах и в Интернете нас окружают десятки названий различного назначения, с различной историей и общественной значимостью. Многие из них пережили столетия — целые эпохи, исторические катастрофы и полную смену технологических линеек. И коль скоро вокруг нас сегодня формируется «брендшафт», любая общественная или личная проблема может быть наиболее эффективно воспринята теперь в брендированном, то есть упакованном, форматированном и концентрированном виде. И неважно, о чем мы говорим — об экономике, политике или социальных программах.
В современной истории человечества два самых сильных бренда — «USA» и «СССР». Россия, будучи наследницей СССР, пока не сформировалась как бренд. Мы стоим в самом начале этого пути. Пора принять как данность, что ценность нематериальных активов — слов, мнений, образов и тех самых брендов к началу XXI века заняла внушительную нишу, способную влиять на историю, экономику и геополитику никак не меньше привычных пушек, морей или горных перевалов. Помните? «В начале было Слово…» А слово за слово — рождается дело.
— Какие именно идеи сейчас нужно продвигать?
— После 1991 года Россия перестала быть страной, которая производит товары. Она превратилась в страну постиндустриальной экономики — стала в массовом порядке производить услуги. О качестве услуг умолчим, но вспомним и то, что со времен брежневского «застоя» у нас сохранилась зависимость от сырьевого сектора — он и обеспечивает до 80% экспортной выручки. Сохранилась и чудовищная централизация — от монополий жилищно-коммунального хозяйства и энергоснабжения до механизма принятия решений и государственного управления.
Но уже очевидно, что структуру экономики нужно серьезно трансформировать — разворачивать в сторону роста малого и среднего бизнеса, туризма, транспортного транзита, «зеленой индустрии», разработок высоких технологий в определенных секторах — космосе, связи, транспорте. Структуру управления — и страной, и хозяйством — требуется приводить в соответствие с рыночной экономикой — ведь демократическая форма правления лишь отражает экономическую иерархию, также как авторитарная — централизованную экономику. Больше торговли, частного бизнеса, свободного перетекания труда и капитала — больше демократии; больше зависимость страны от двух-трех сверхмонополий и отраслей — жестче централизация ресурсов, надзор, принуждение…
— Сейчас много говорят о модернизации, инновациях и прочих прорывах, но как этого добиться?
— Конечно, слова эти — очень правильные и точные, но их необходимо наполнить и общим пониманием, и конкретным смыслом, и «залегендировать», то есть создать привлекательную информационную оболочку. Нужно внятно, доходчиво объяснить, и люди поймут, с чем связаны их перспективы в России в недалеком будущем. Наши люди — умные, многое они схватывают на лету. Однако с ними редко разговаривают, еще реже разъясняют суть перемен, и россияне по инерции продолжают мастерить пресловутый «звездолет в полуразрушенном сарае».
Как говорил серьезный экономист и реформатор Петр Столыпин? «Дайте мне 20 спокойных лет, и вы не узнаете Россию». Господин премьер-министр прекрасно знал предмет и рассчитывал на внутренние ресурсы и силу народа: в XX веке, уже без него, ценой непростой победы в Великой Отечественной войне Советский Союз не раз удивлял мир. И несмотря на ту сомнительную политику, которая проводится сегодня, надеюсь, эти два десятилетия у нас есть.