В эти ноябрьские дни мы опять пытаемся постичь самый трагичный и самый загадочный момент жизни Льва Толстого – его бегство из Ясной Поляны. Это случилось 110 лет назад, а мы всё не можем понять: почему? А кругом – толпа журналистов: покается ли перед церковью, помирится ли с женой? А жена в это время крадется к дому, где лежит смертельно больной муж, и как какая-то преступница, заглядывает в окно…
Хотел порвать с барской жизнью? Слиться с народом? Стать отшельником? Это действительно непостижимо: живой классик тайком от жены бежит из дома. По дороге неизвестно куда простужается и умирает от воспаления легких на железнодорожной станции Астапово. 20 (7) ноября 1910 года.
Лев Николаевич в шутку говорил, что скажет о женщинах правду только на краю могилы: «Прыгну в гроб, скажу правду и захлопну крышку». Так и не сказал.
Он долго выбирал себе спутницу жизни, отказался от многих вполне перспективных невест. И вдруг воспылал страстной любовью к Сонечке Берс, которую знал еще ребенком. Целый месяц носил в кармане письмо с предложением руки и сердца, но боялся его отдать. Объяснение в любви всё-таки состоялось, и Толстой потом описал его в «Анне Карениной». Левин, как и он сам, чертил начальными буквами на ломберном столике: «В. м. и п. с. с. ж. н. м. м. с. и н. с.». Что означало: «Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья». Только, в отличие от Кити, Сонечка не смогла этот шифр разгадать: Толстой ей подсказывал.
Эту историю описала в своих воспоминаниях младшая сестра жены Толстого. Та самая Танечка Берс, которая стала прообразом юной Наташи Ростовой. Но в конце романа Наташа уже списана с Сони – счастливой замужней женщины с пелёнкой в руках.
Как-то принято считать, что Толстой сложный и гениальный, а жена его – добрая, хорошая женщина, но простая. На самом же деле Софья Андреевна тоже была незаурядным, умным, харизматичным человеком. Конечно, они любили друг друга и действительно были счастливы вместе. Их дочери и сыновья (а их было 13, но выжили не все) считали Ясную Поляну своего детства земным раем.
Рай начал превращаться в ад с духовного переворота Толстого. Это нам смешно читать, как, став противником насилия, он боролся с мышами. Ловил их мышеловкой и относил в березовую рощу. Ему говорили: «Лев Николаевич, да они возвращаются в дом раньше вас! – Нет! Я за одной проследил, она ушла жить в сад». А каково это – жить с человеком, который хочет заставить семью отказаться от собственности, ютиться на клочке земли, носить крестьянскую одежду… При этом ты ведёшь хозяйство, занимаешься издательскими делами мужа и даже переписываешь его произведения.
Кстати, однажды Софья Андреевна все-таки отказалась переписывать «Критику догматического богословия». Она не разделяла новые идеи мужа, ей не нравился его конфликт с церковью. Жена преуспевающего писателя, она боялась, что он станет диссидентом. А Толстой им становится, когда пишет письмо Александру III с просьбой отпустить убийц его отца. Его «крамольные» произведения («Исповедь», «В чём моя вера», «Так что же нам делать?») были запрещены в России до 1905 года, распространялись как подпольная литература и за границей. По сути это были самиздат и тамиздат.
Последней каплей в этой семейной трагедии стало завещание, которое Толстой тайком от жены подписал в лесу на пне. Все права на литературное наследство он отдал младшей дочери Александре. С тем, чтобы она издавала его произведения безвозмездно. Когда об этом узнала Софья Андреевна, в семье и воцарился кромешный ад. Мать большого семейства решила защитить будущее благополучие своих детей.
Дело в том, что Ясная Поляна не была доходным имением, деньги приносила литература. И вот от этих-то денег Толстой и отказался. Лишил семью громадных по тем временам средств: иностранные издатели предлагали десять миллионов рублей за права на собрание его сочинений. Но он игнорировал эти предложения и навсегда ушел из дома осенней ночью с пятьюдесятью рублями в кошельке.
После бегства мужа Софья Андреевна пыталась утопиться в пруду, но ее остановили. Тогда она написала ему вдогонку: «Лёвочка, голубчик, вернись домой, спаси меня от вторичного самоубийства…» Он, как известно, не вернулся. И даже не попрощался с женой перед смертью: то ли дети, то ли врач не пустили её к мужу, а сам он о встрече с ней не просил.
«Что случилось – непонятно, и навсегда будет непостижимо», – написала Софья Андреевна в своем дневнике. Но так бывает – семьи рушатся, когда у мужа и жены вдруг обнаруживаются противоположные взгляды на жизнь. Особенно если при этом чьё-то мировоззрение становится опасным для благополучия семьи.
Но вот что любопытно, трогательно и одновременно грустно: в конце жизни Софья Андреевна начала разделять многие взгляды Толстого, философия которого на века опередила время. Она даже стала вегетарианкой. А умерла, как и он, от воспаления лёгких: мыла окна и простудилась. Причем тоже в ноябре, но только уже в 1919-м, когда кругом бушевала гражданская война.
Александра выполнила волю отца. Дети Толстого, лишённые денег от изданий его книг, учились жить своим трудом. Это им очень пригодилось после революции. Все они эмигрировали, в России остался только старший сын – Сергей Львович. Но у него не было детей. Тогда сыновья Ильи Львовича (который, кстати, больше всех внешне был похож на отца) решили вернуться на родину. Обратились к Сталину, чтобы он им это позволил. Сталин позволил, но заставил написать письмо против знаменитого Толстовского фонда, организованного в Америке Александрой Львовной для помощи эмигрантам: мол, шпионская организация. Это письмо стало платой за возвращение в Россию потомков Толстого.
Сегодня наблюдаем новый этап. Вице-председатель Государственной Думы, член Высшего совета партии «Единая Россия» Пётр Толстой. Не забывающий при случае напомнить фамилию прапрадеда и заодно свою. Как ни удивительно, они совпадают. Хотя Пётр Олегович – большой любитель государства, ненавистного Льву Николаевичу, и церкви, отлучившей Льва Николаевича. Депутат-шоумен при баронах кригсмутах из толстовского «Воскресения». При взгляде на которого воспоминаются толстовские строки: «Если бы и действительно отсутствие правительств означало анархию, то и тогда никакие беспорядки анархии не могли бы быть хуже того положения, до которого правительства уже довели свои народы. И потому не может не быть полезным для людей уничтожение деспотизма правительств».
Светлана Мазур, специально для «В кризис.ру»