На форуме «Неделя российского бизнеса», организованном Российским союзом промышленников и предпринимателей (РСПП), глава Союза Александр Шохин сделал озабоченное заявление от имени российского бизнеса. Предметом озабоченности стали инициативы правительства по увеличению неналоговой нагрузки на экономику.
Нет, речь на этот раз идёт не о коррупции. И даже не о выкручивании рук с целью обеспечения «социальной ответственности» бизнеса. Предприниматели, по словам Шохина, обеспокоены информацией о возможном увеличении экологических платежей, природоохранных штрафов, административных антимонопольных санкций. Были также упомянуты предложения Минфина, связанные с трансфертным ценообразованием.
Все эти вопросы не слишком привлекают внимание широкой публики. Но для бизнеса они значимы. Как и для государственного регулирования экономики. В конечном счёте — для общества в целом.
Александр Николаевич — уважаемый бизнес-функционер, высококвалифицированный экономист, обладающий большим политическим и бюрократическим опытом — обращает внимание на изъятие из экономики (читай – из прибылей бизнеса) ресурсов. Но вопрос должен стоять несколько иначе: оправдывается ли такое изъятие более широкими общественными соображениями? Не будут ли санкции, налагаемые на предприятия, переложены на конечного потребителя? Какие издержки весомее и значимее – для бизнеса от штрафных санкций или для общества и конкретных людей от побочных последствий деятельности, на предотвращение или устранение которых направлены действия государства?
Бóльшая часть производственных мощностей нашей промышленности – до сих пор советское наследство. При их создании экологические соображения занимали одно из последних мест. Наша промышленность – экологически «грязная» и ресурсорасточительная. Не существовало в советской плановой экономике экономической оценки чистых воздуха и воды, земель, выводимых из сельскохозяйственного оборота и передаваемых под цеха, свалки и шламохранилища. Да, очистные сооружения предусматривались проектами. Но если их не было к моменту запланированного пуска предприятия, приёмная комиссия закрывала на это глаза и они надолго уходили в категорию незавершёнки и долгостроя.
Надеяться, что «невидимая рука рынка» в конце концов заставит предпринимателей озаботиться экологическими проблемами, конечно, не запрещено. Но этот тот случай, когда «пока травка подрастет, лошадка с голоду помрёт» — от тяжёлого воздуха, грязной воды, отравленной отходами земли. А введение платежей за «бесплатные», принадлежащие «всем и никому» природные ресурсы, за плохо очищенные выбросы в воздух или стоки в водоёмы, как раз и означает включение их в рыночный расчет. Введение экономических стимулов для более экологичного производства.
Вырученные деньги целесообразно направлять на восстановление подпорченной природы.
Но и тут всё не так просто. Пережмём с экологическими платежами и штрафами –принудим предприятия к закрытию, столкнёмся с потерей рабочих мест и ростом социальной напряженности. А если на производимую продукцию можно поднимать цены, обнаружим, что в конечном счете платежи и штрафы мы платим сами.
Про известные проблемы монополий повторяться не будем. А вот вопрос трансфертных цен требует более подробного рассмотрения. В развитых капиталистических экономиках эта проблема возникла в 1960-1970-х в связи с бурным развитием вертикально интегрированных транснациональных корпораций. Вертикально интегрированная компания – это система, включающая предприятия по единой технологической цепочке. Скажем, для чёрной металлургии – от добычи руды до сбыта металлопродукции. ТНК стали активно использовать внутренние цены при передаче продукции между своими предприятиями с тем, чтобы минимизировать налогооблагаемую прибыль. А максимизировалась прибыль в подразделениях сбытовых, размещавшихся в странах и на территориях с льготным налоговым режимом. По той же модели действует практически весь крупный российский бизнес. В каждой серьёзной промышленной компании мы обязательно найдем оффшорные структуры по крайней мере в двух звеньях –инвестиционные фонды и управляющие компании, «прикрывающие» конечных выгодоприобретателей (физических лиц, стоящих за сложной цепочкой юридических лиц) и сбытовые предприятия. А на промежуточных звеньях как раз и применяются те самые трансфертные цены, возможный «наезд» на которые со стороны Минфина так озаботил Шохина.
Минфин, очевидно, вспомнил бессмертный лозунг своего бывшего главы Александра Лившица: «Делиться надо!». И решил, наводя порядок с трансфертными ценами, оставить несколько бóльшую часть прибылей в стране доступной для налогообложения. Другой вопрос, что и юридически, и технически эта проблема решается очень непросто. Но сама постановка вопроса, разумеется, обеспокоила бизнес, причём крупнейший. Но кричать «Посягают на наш карман!» – неприлично. А вот говорить об угрозе «изъятия ресурсов из экономики» – вполне благородно.
В экономической теории есть трудно переводимый на русский язык термин trade-off. Он означает выбор из нескольких вариантов, в каждом из которых есть позитивные и негативные аспекты. Суть понятия неплохо иллюстрируется литературным примером из Сент-Экзюпери. Помните, Лис спрашивает у Маленького принца, есть ли на его планете собаки. И услышав, что нет, с надеждой продолжает: «А куры есть?» А узнав, что кур тоже нет, грустно резюмирует: «Нет в мире совершенства!».
Вот и мы, живя в нашем несовершенном мире, вынуждены выбирать, взвешивая приобретения и потери. И интересы бизнеса в этом выборе – чрезвычайно важный, но не единственный аргумент.