Глобальный фактор нефтяной напряженности ужесточается по всему миру. Продолжается вооруженное противостояние в Ливии. Раскручивается и вовлекает новых участников ирано-американский конфликт вокруг Ормузского пролива. Вспышки террора сотрясают Нигерию. В ту же цепь включается межсуданское противостояние. Самое молодое государство мира – Республика Южный Судан – не может согласовать с cеверным Суданом порядок нефтяного транзита.
Южный Судан стал независимым 9 июля прошлого года. Торжествам в Джубе предшествовала более чем 20-летняя война негритянских нилотских племен против фундаменталистского режима, установленного арабской элитой в Хартуме. За это время в восставших районах сложились прочные общественные, административные и военные структуры – выстоявшие в войне, несмотря на двухмиллионные потери южносуданского населения. Еще в середине 2000-х власти Судана вынуждены были предоставить югу широкую автономию. А в 2011-м президент Омар Башир согласился на референдум о независимости Южного Судана и признал его результаты.
Суданская война тесно переплелась с нефтяной проблематикой. Хотя Судан не относится к совсем уж углеводородным режимам типа аравийских монархий или бывшей Ливийской Джамахирии, нефть здесь добывается в значительных объемах. До разделения страны ежесуточно выкачивалось полмиллиона баррелей. Теперь 350 тысяч баррелей добываются в Южном Судане. Не случайно правительственный куратор отрасли Аркангело Окванг уверенно говорил летом о грядущем инвестиционном притоке. На долю северян осталось немногим более 100 тысяч баррелей, добыча которых контролируется госкомпанией Sudapet. Нефтянка играет ключевую роль в экономике и северного, и южного государств.
Три четверти нефтедобычи осуществляется на юге. Однако нефтепереработка производится на севере – основные НПЗ построены в Хартуме и Порт-Судане (совокупные мощности – 120 тысяч баррелей в сутки плюс еще 60 тысяч баррелей на двух других заводах). Уже поэтому северяне и южане нужны друг другу. Но, пожалуй, еще важнее, что через Порт-Судан на севере осуществляется экспорт нефти, добытой на юге.
Именно вопросы транспортировки – точнее, ее оплаты – спровоцировали нынешний конфликт. Хартум потребовал за прокачку по своей территории 36 долларов с барреля, порядка трети стоимости. В Джубе это расценили как грабеж и отказались выплачивать треть стоимости нефти. Тогда северосуданцы стали перекачивать часть нефти в счет неуплаты. Южане обвинили их в краже сырья. Цена вопроса для Джубы около $300 млн за «украденную» нефть и $400 млн за срыв поставок. Хартум готов предъявить встречный иск на $1 млрд за неоплату транспортировки. Это притом, что независимость Южный Судан обрел вместе с $38 млрд внешнего долга, гасить который потенциально предполагалось именно за счет нефтеэкспорта. Для страны, которая, по оценке генсека ООН, «находится на самом дне почти по всем показателям», все это крайне несвоевременно…
Пока что в конфликте сильнее позиции Хартума. Без НПЗ и коммуникаций месторождения становятся для Джубы источником не столько доходов, сколько проблем. Нефтепромышленное правительственное ведомство и госкомпания NilePet озвучили проект альтернативного нефтепровода в юго-восточном направлении, к кенийскому порту Ламу. Но заявленный годичный срок реальным не представляется и ресурсы для вложений отсутствуют. В Хартуме этот план посчитали блефом.
Фактически вопрос неформально вынесен на международное рассмотрение. В Джубе прямо сказали, что рассчитывают на помощь иностранных нефтяных корпораций. Главные надежды возлагались на китайцев. Нефтяная госкомпания КНР лидирует в местной нефтедобыче. Дипломатически Пекин по возможности дистанцировался от межсуданского конфликта, но реально снабжал Башира деньгами и оружием, именно с хартумским режимом официально взаимодействовала нефтяная CNPC. После провозглашения южносуданской независимости установились официальные отношения КНР и с правительством президента Салвы Киира. Но надежды южносуданцев на китайских партнеров выглядят не очень основательными. Достаточно сказать, что CNPC фактически проигнорировала решение правительства Южного Судана о прекращении нефтедобычи. Также поступила и малазийская нефтяная компания. Ни китайцы, ни малайцы не пожелали нести убытков из-за межсуданского политического противоборства. Таким образом, крупнейшие нефтедобытчики Южного Судана фактически заняли сторону Судана cеверного.
Правда, на стороне Джубы выступила компания Total. Французы пообещали в ближайшее время нарастить свою сырьедобычу в Южном Судане и помочь в постройке нефтепровода через Уганду и Кению. Но декабрьское заявление президента Total Кристофа де Маржери прозвучало декларацией на будущее (разработки начинаются в апреле). То же относится и к содействию швейцарского нефтетрейдера Glencore, создавшего СП с NilePet. Тогда как от китайской CNPC реальный ход дел зависит уже сейчас.
В последнее время cеверный Судан налаживает отношения с США. Несмотря на то, что хартумские власти совершенно игнорируют принципы прав человека (здесь допускается даже рабство), а президент Омар Башир обвиняется в геноциде и формально пребывает в розыске по ордеру Международного уголовного суда. Вторая половина 2000-х была отмечена в Судане подлинным нефтяным бумом. Проведенная геологоразведка выявила запасы нефти, близкие к миллиарду тонн. И это только доказанные на данный момент запасы. Не исключено, что реальные объемы раз в пять больше. Даже при Джордже Буше-младшем некоторые американские компании сотрудничали с режимом Башира, НПЗ для него строила знаменитая Dow Chemical. Особого развития это сотрудничество не получило из-за американо-суданской политической враждебности. Но после признания Хартумом результатов южносуданского референдума положение стало меняться. Вашингтон начал официальные процедуры выведения Судана из черного списка.
Процесс этот идет не быстро, политически США в целом на стороне суданского юга. Однако некоторые моменты совпадений уже возникают и порой бросаются в глаза. Например, Омар Башир официально признал повстанческий НПС Ливии (хотя сделал это только в августе 2011-го, после полугода восстания и взятия повстанцами Триполи). В то же время Южный Судан не признал новое ливийское правительство до сих пор, а во время боев Салва Киир поддерживал скорее Каддафи. На первый взгляд, это кажется парадоксальным – только что победившие южносуданские повстанцы симпатизировали диктатору, пытавшемуся подавить ливийское восстание. Но если учесть противоречия Каддафи с арабскими лидерами и африканские приоритеты его внешней политики, парадокс проясняется. Кииру и сейчас не приходится быть разборчивым в выборе союзников.
Россия не является в нынешней ситуации активным игроком. В свое время ЛУКОЙЛ и Татнефть проявляли интерес к суданской нефтянке, но быстро уступили поле китайцам. Российская дипломатия поддержала провозглашение южносуданской независимости, приветствовала мирное урегулирование проблемы. Михаил Маргелов как спецпредставитель президента РФ по Африке (а до того – именно по Судану) говорил о широких перспективах сотрудничества. Но эти планы по большей части остались на ритуально-дипломатическом уровне. В каком-то смысле символично, что не далее как вчера появился указ Дмитрия Медведева о выводе из Судана российского миротворческого контингента – авиагруппы из 120 человек с четырьмя транспортно-боевыми вертолетами.
Позавчера правительство Южного Судана фактически санкционировало возобновление нефтедобычи. Руководители Министерства нефти и горнодобычи Дийеу Дау и Элизабет Чарльз вынуждены продолжать трудный диалог с хартумским коллегой Ахмедом Османом. Переговоры ведутся в эфиопской столице. Заинтересованные нефтяные компании всем миром добиваются от суданцев соглашения. Но не в пользу Хартума или Джубы, а ради сохранения единого комплекса и технологической цепи.