«Самая впечатляющая мобилизация демократических масс современной Европы против авторитарных правителей», — назвал те события британский историк Тимоти Гартон-Эш. «Спокойствие, порядок, достоинство», — сообщали о забастовке западные репортеры. «Крупнейшую демонстрацию в истории Польши провел не только профсоюз. Это был вотум недоверия преступной коммунистической власти», — говорит Ян Рулевский, в те годы председатель Быдгощской «Солидарности», трижды депутат сейма, трижды сенатор Польши.
Население Польши составляло тогда 36 миллионов человек. Бастовали минимум 12 миллионов. Никто не требовал ни повышать зарплаты, ни понижать цены. Солидарность деньгами не меряют, справедливость тоже. Цели были иными: свобода и право, достоинство и возмездие.
Рождение «Солидарности»
…К лету 1980 года были приведены в готовность милицейские спецподразделения, заготовлены арестные списки в Службе безопасности, создан в МВД оперативный штаб «Лето 80». Но режим Эдварда Герека на насилие не решился. В Гданьске, Щецине, Ястшембе, Катовице правительственные делегации встретились с забастовочными комитетами. «Мы должны согласиться», — сказал вице-премьер Мечислав Ягельский, подписывая с Лехом Валенсой Августовское соглашение. Результатом стала «Солидарность» — первый независимый профсоюз Восточной Европы.
За несколько месяцев в «Солидарность» вступила, если считать с грудными младенцами и глубокими старцами, почти треть страны. Среди работающих поляков, особенно заводских, показатель членства доходил до 80 процентов. Свобода объединений и дискуссий. Диалог народа с партией: как жить дальше, давайте решим вместе, мы же все поляки.
«Мы создадим в Польше строй, не имевший прецедентов в истории», — искренне был уверен «святой диссидент» Яцек Куронь. «Рабочие стали заботиться о производствах, на которых трудились», — вспоминал председатель Вроцлавского профцентра Владислав Фрасынюк. И только ветераны Армии Крайовой, антикоммунистические повстанцы 1940-х, предупреждали в профкомах: «Берегитесь, они по вам ударят». Ни молодые активисты, ни старые диссиденты не хотели верить «отверженным солдатам».
Партийный бетон
Слово «они» имело в ПНР особое, зловещее значение. Это было аксиомой для рабочего поляка: есть мы — есть они, номенклатура Польской объединенной рабочей партии (ПОРП). Аппаратный «pan Śmatjak — пан Шматяк», наследник тех, кто в Средние века ставил виселицы в имениях. Да что там седая старина, когда еще в 1976 году забастовщиков Варшавы и Радома прогоняли сквозь строй, избивая резиновыми дубинками. «Ścieżka zdrowia — Тропа здоровья» — называл это генерал Богуслав Стахура, замминистра внутренних дел, пришедший в МВД из воеводского комитета (по-нашему — обкома) ПОРП. Именно он, кстати, возглавлял «Лето 80».
Из сорокалетней дали кажется, будто вся Польша поднялась тогда под знаменем «Солидарности». Это не совсем так. Часть населения была аффилирована с коммунистическим режимом и связывала с ним свои статусы и карьерные перспективы. Люди в рабочих спецовках — реже всего. Разве что такие «спецрабочие», как строитель Альбин Сивак и шахтер Герард Габрысь — оба члены Политбюро. Но в целом польский индустриальный пролетариат был массовой опорой антикоммунизма.
Иное дело крестьяне. Во время «гомулковской оттепели» 1950-х они получили назад колхозно-госхозные земли и от добра добра не искали. Рабочие регулярно бунтовали — 1956-й, 1970-й, 1976-й, 1980-й. Крестьяне молчали. Такой же опорой ПОРП являлись городские нэпманы — лабазники-ремесленники, благодарные власти за право частной собственности. Плотно контролировалась партаппаратом масса госслужащих-бюджетников. Издавна привычная к умеренным, но привилегиям, нетерпимая к рабочему бунту и стачке. Интеллигентская среда была расколота: она выдвигала и диссидентов, и коммунистических ортодоксов, функционеров идеологического аппарата.
Недаром после августа-80 стали появляться не только демократические организации. Отовсюду поперли напуганные новизной группировки «нодовско-титушечного» плана. «Катовицкий партийный форум», «Познанский форум коммунистов», «Движение щецинских коммунистов», «Варшава 80», «Коммунистический союз польской молодежи», «Патриотическое объединение «Грюнвальд»… Все они горой стали за укрепление государства, авторитет партии («нет ПОРП — нет Польши»), милиции и госбезопасности, прочие духовные скрепы и традиционные ценности: «Защищать социализм как независимость!» А значит — строжайшее подавление бунтующих хулиганов и западных иноагентов. Во главе пропагандистов стояли партийные журналисты, социологи-политологи, писатели-поэты-режиссеры соцреализма. Их можно было понять. Конкурировать со Здзиславом Найдером, Лешеком Колаковским, Анджеем Вайдой и так непросто. А если исчезнет подпорка ПОРП?
Кроме пропаганды было и прямое запугивание. «Nieznani sprawcy — Неизвестные преступники» — спецгруппы для тайных нападений, избиений, иногда убийств. Тело девятнадцатилетнего Тадеуша Щепаньского, гданьского автомеханика и друга Валенсы, обнаружили в Висле уже в 1980-м, незадолго до великого августа. Начальник III департамента МВД (борьба с антигосударственной деятельностью, вроде «Центра Э») полковник Генрик Вальчиньский по ночам звонил диссидентам из телефонов-автоматов: «Вы умрете…»
Расклад в верхах
6 сентября 1980 года пленум ЦК ПОРП отстранил Герека с поста первого секретаря. Его сменил Станислав Каня, до того секретарь-куратор администрации и силовых структур. Несмотря на свой генезис, Каня не принадлежал к тому, что у нас сейчас именуется «силовой башней». Его позиция была довольно умеренна, он предпочитал не насилие, а «диалог», точнее, обман, подкуп, маневр. Аналогичного подхода придерживался поначалу министр обороны, а с февраля 1981-го премьер-министр Войцех Ярузельский. В этом их поддерживали вице-премьеры — реалистичный Мечислав Ягельский, хитроумный Казимеж Барциковский, перестроечный Мечислав Раковский.
Но прочные позиции в партийном руководстве держал и «бетон» — секретарь-орговик Тадеуш Грабский, секретарь-идеолог и министр иностранных дел Стефан Ольшовский, катовицкий секретарь Анджей Жабиньский, министр внутренних дел Мирослав Милевский. Вернулись на партийные посты расстрельщики 1970-го — Мечислав Мочар по кличке Палач, Станислав Кочелек по кличке Кровавый Котелок.
Эти не желали никаких рокировок — только давить обнаглевшую чернь, ибо иначе рано или поздно она раздавит нас.
Плечом к плечу с партбоссами стояли силовики — вышеупомянутый генерал Стахура, начальник Службы безопасности МВД Владислав Цястонь, полковники Генрик Вальчиньский и Зенон Платек, воеводские коменданты милиции Ежи Анджеевский, Юзеф Коздра, Ярослав Верниковский, весь корпус СБ, большинство офицеров милиции.
Расклад внутри «Солидарности»
В «Солидарности» был свой расклад и свои противоречия. Самую умеренную позицию занимал Лех Валенса и его советники из диссидентской интеллигенции — Яцек Куронь, Адам Михник, Кароль Модзелевский, Бронислав Геремек, Генрик Вуец. Забастовки только при надобности, по возможности договариваться, конфронтацию как можно смягчать — такова была линия Валенсы. «Иначе нас легко разгонят — этого хотите?» Отчасти такая позиция была связана с тем, что в родном городе Валенсы Гданьске первый секретарь Тадеуш Фишбах был эталоном диалога.
Иное дело — региональные вожаки, поднявшиеся на забастовочной волне: Анджей Гвязда (электронщик из Гданьска), Анджей Колодзей (слесарь из Гдыни), Северин Яворский (металлург из Варшавы), Мариан Юрчик (пожарный-кладовщик из Щецина), Анджей Розплоховский (слесарь из Катовице), Станислав Платек (шахтер из Силезии). К номенклатуре они относились с классовой ненавистью. И считали, что пришло время мщения. Их называли «фундаменталистами «Солидарности». К этой категории яростных антикоммунистов относился и Ян Рулевский, инженер велосипедного завода в Быдгоще. Политическая ситуация в Быдгоще имела свою специфику. Профцентр «Солидарности» жестко наступал на ПОРП, добивался передачи партийных зданий под школы и больницы, причем иногда это получалось. Быдгощские солидаристы — прежде всего сам Рулевский — работали в городском антикризисном штабе и доказали способность организовать жизнеобеспечение в тяжелых условиях продовольственного и топливного дефицита. Характерно, что именно здесь ячейка «Солидарности» чуть не возникла даже в милиции.
Быдгощский партаппарат тоже отличался особым колоритом. После августа 80-го местные функционеры избавились от первого секретаря Юзефа Майхжака, всех доставшего хамским комчванством, но воеводский комендант милиции Коздра был «бетоном» до мозга костей: лично цензурировал репертуар театров. И убирал, например, пьесу о Джордано Бруно и Галилео Галилее — сочувствовал инквизиторам и находил намеки на социалистическую действительность. Столкновение в Быдгоще было абсолютно неизбежным. Повод получился неожиданный. В марте крестьяне решили создавать свой профсоюз «Сельская Солидарность».
«Кидалово» в Быдгощи
Началось движение в Подкарпатье, несколькими месяцами ранее. Номенклатура бросила на активистов милицию. Крестьяне ответили демонстрациями. Съезд активистов «Сельской Солидарности», собравшийся 14 декабря 1980-го, потребовал легализовать профсоюз.
Коммунисты без колебаний утвердили наследственные права крестьянской собственности (кого волнует, что там теоретизировал Маркс). Хоть и со скрипом — монополия давала живые деньги, но согласились продавать в деревнях меньше водки. Даже пообещали строить больше костелов. Но категорически отказали в создании независимого профсоюза.
На помощь пришел профцентр Рулевского. «Банкротство аграрной политики коммунистического государства привело к карточной системе — единственный случай в Европе, — вспоминает Рулевский. — Как уполномоченный профсоюза по продовольственному вопросу, я не считал возможным ждать. Нас многое связывало с крестьянами».
Быдгощская администрация согласилась обсудить вопрос о «Сельской Солидарности» на сессии воеводского совета 19 марта 1981 года. В город приехал вице-премьер по сельскому хозяйству. Воевода и комендант дали личные гарантии безопасности. «Обманул нас комендант как детей», — вздыхал потом Рулевский.
На самом деле на уровне Политбюро было решено — устроить демонстративный разгром. А после этого — сворачивать карнавал по всей стране. Хватит, поигрались.
План назвали «Сессия». Исполнение взял на личный контроль генерал Стахура. На месте работали люди из комендантской оперслужбы, слежку вели агенты СБ. Подтянулся отряд ЗОМО (польский аналог ОМОНа. — Ред.) под командованием майора Генрика Беднарека. Партаппаратчики рулили из-за кулис, политическую координацию осуществлял секретарь Земке.
Пункт о «Сельской Солидарности» был исключен из повестки совета, а делегатам «Солидарности» предложили покинуть зал. Налицо было не просто «кидалово», но особо циничное, рассчитанное на унижение. Что ответил Рулевский, которого даже товарищи порой ругали за резкость и горячность, лучше не цитировать. Это, разумеется, предвидели заранее. Вызвали костоломов Беднарека. Ультиматум. Отказ. И итог — массовая драка в зале совета. Ян Рулевский, Мариуш Лабентович и Михал Бартоще попали в больницу.
«Отомстим за Рулевского!»
На следующий день в Быдгоще был Валенса. Десятки тысяч рабочих и крестьян собрались на митинг. Пана Леха слушали хмуро. В воздухе витал вопрос: диалог или хватит? Вся Польша покрылась настенными надписями: «Отомстим за Рулевского!»
25 марта Валенса встречался с вице-премьером Раковским. Тот привез от премьера Ярузельского согласие… на рассмотрение вопроса. Расчет был на традиционное уважение поляков к Войску Польскому: Ярузельский — армейский генерал, можно ли ему не доверять. Оказалось, можно, коль скоро он еще и член Политбюро. «Если ваша жена раз за разом обманывает вас, вы будете ей доверять? Вот и мы вам больше не доверяем!» — кричал Юрчик.
Попытки урегулировать положение предпринимал и Костел. Кардинал Вышинский 22 марта обратился к пастве с призывом найти компромисс. Он встретился сначала с Ярузельским, потом с Валенсой. Во всех случаях повторяя тревожное словосочетание «внешний фактор». Все хорошо понимали, о чем идет речь: в Польше как раз в эти дни шли масштабные учения стран Варшавского договора под командованием маршала СССР Виктора Куликова. Папа Римский Иоанн Павел II — поляк Кароль Войтыла — предупредил: при советской интервенции он приедет в Польшу и возглавит сопротивление.
Забастовка
Всепольская комиссия «Солидарности» оказалась на опасной развилке. Многомиллионные массы требовали адекватно ответить режиму. Значит — забастовка. Ясны и требования: право крестьян на «Сельскую Солидарность», наказание быдгощских провокаторов и насильников, освобождение всех политзаключенных, допуск «Солидарности» к СМИ, включая телевидение, отмена вычетов из зарплаты забастовщиков.
Значительное большинство требовало забастовки всеобщей и бессрочной. Это означало необратимую конфронтацию с властями. «Безоружных людей с танками», — уточнял Валенса. Но Гвязда отвечал: против десяти, а то и пятнадцати миллионов танки не помогут. Тут даже «они» стрелять не рискнут — себе дороже. И все же Валенса — с чудовищным трудом — настоял: предупредительная четырехчасовая забастовка. Мощный, но скорее символический акт.
Разветвленная структура «Солидарности» была готова к массовой акции. Центрами движения стали крупнейшие предприятия каждого региона. Был сформирован общенациональный забастовочный комитет. Умеренные и радикалы были представлены поровну.
Комитет разослал профцентрам четкую инструкцию. Организованная остановка работы. Тотальный запрет на насилие. При насилии со стороны врага — мирный протест в форме оккупационной забастовки. При введении на заводы милиции — формирование дублирующих забастовочных комитетов, способных к подпольному функционированию. Никакого алкоголя. Рабочие патрули с бело-красными повязками для охраны порядка.
Наступило 27 марта. В 8.00 забастовали все промышленные предприятия Польши, кроме фармацевтических заводов и производств непрерывного цикла. Прекратились занятия в школах и вузах. Больницы, конечно, работали, но врачи, фельдшеры, медсестры надели бело-красные повязки. Журналисты не остались в стороне: в течение четырех часов телезрители любовались надписью «Solidarność strajk — Забастовка Солидарности».
Ни одного эксцесса. Ответственность и достоинство. В полдень раздался гудок. Страна вернулась к работе.
Ян Рулевский полагает, что в забастовке приняли участие 17 миллионов человек. Есть и более скромные данные: от 12 до 13 миллионов. Если в относительных цифрах — бастовали 62 процента всех работников первой смены. Беспрецедентно в истории забастовочного движения.
Итоги всеобщей забастовки
30 марта Валенса, Гвязда и Юрчик встретились с Раковским и министром по делам профсоюзов Станиславом Чосеком. Этот контакт имел статус переговоров Всепольской комиссии «Солидарности» с правительством ПНР. Был подписан совместный документ. Власти признали «чрезмерным» применение силы в Быдгоще, согласились на расследование с участием представителей «Солидарности». Профсоюзу предоставили телеэфир для изложения своего видения событий. Всем участникам инцидента 19 марта и забастовки 27 марта дали гарантию от преследований. Пообещали освободить политзаключенных и легализовать «Сельскую Солидарность».
Расследование ни к чему не привело, никто ни за что не ответил. Политзэков освободили осенью, чтобы снова посадить зимой, после введения военного положения. Но телевыступление действительно состоялось. И «Сельская Солидарность» была узаконена 17 апреля. Потом запрещена. Потом опять разрешена. Она и сейчас существует.
Всепольская забастовка показала мощь польской оппозиции. Достаточно сказать, что бастующих было миллиона на четыре больше, чем членов «Солидарности». Вся страна, кроме тех, кто при партбилете или в форме, выходила из-под режимного контроля. Да и насчет партбилетов не факт — в забастовке участвовали до миллиона коммунистов. Кстати, за 16 месяцев ПОРП сократилась на треть.
Вывод был сделан простой. Диалоги бессмысленны. Политического решения, сохраняющего власть ПОРП, нет. Только военное. В этом смысле «бетон» оказался прав. В октябре генерал-премьер стал первым секретарем ЦК и повел дело к «польско-ярузельской войне», начавшейся 13 декабря 1981 года. За 19 месяцев военного положения погибли свыше ста человек.
Это продлило существование коммунистического режима ПНР еще на восемь лет. Но конец все равно один. «Прошли годы, и пустые полки магазинов, пустые крюки мясников рухнули на них», — образно констатирует пан Рулевский. Как оказалось, «Солидарность» реально смогла повторить. А режим — нет.