Неожиданными, но закономерными оказались итоги опроса общественного мнения, проведённого профессионально авторитетным «Левада-центром». Граждане России со всей очевидностью меняют иерархию социально-политических приоритетов. Идея сильного авторитарного государства – альфа и омега властного курса – утрачивает сторонников. Более того, она начинает ассоциироваться с коррупцией и чиновным произволом. Зато растёт спрос на систему правовой государственности, законность, гражданское достоинство.
Правовое государство превращается в главное требование общества. Эта ценность на первом месте для 55% опрошенных. Лишь 35% — хотя и такой уровень можно назвать высоким – требуют укрепления государства как такового, с авторитарными и даже диктаторскими тенденциями. Подобное соотношение вызывает в памяти общественные настроения времён горбачёвской перестройки. Именно тезис о «правовом государстве» стал тогда первичным рычагом, опрокинувшим режим КПСС. Он быстро повлёк за собой требования гражданских свобод, политического плюрализма, многопартийности – и в конечном счёте смены власти.
К концу 1990-х многие россияне разочаровались в демократических и правовых принципах. Они провозглашались на фоне объективных экономических трудностей, политических потрясений и самых наглых форм пресловутого «первоначального накопления» (или конечного разбазаривания). Владимир Путин шёл к президентству и укреплял свою власть совсем под иными лозунгами. Подавление терроризма и сепаратизма. Приведение к порядку региональной бюрократии. Жёсткая борьба с криминалом и коррупцией. Дисциплинирование олигархического сообщества и средств массовой информации. Всё это предполагало отказ от значительной части политических свобод. Взамен власть предлагала социальную безопасность и постепенное наращивание экономического благополучия.
Государственная пропаганда 2000-х годов строилась совершенно иначе, чем в предшествовавшее десятилетие. «Медиакратия» Березовского-Гусинского подверглась разгрому. Партнёрство властей со СМИ прекратилось, сменившись директивным контролем. Фрондирование пресекалось, медиа, претендующие на независимость, изолировались. В таких условиях авторитарно-консервативная идеология быстро стала доминирующей.
Пиком авторитарной стабилизации явился 2007 год. Оппозиция, выбитая из парламента уже в 2003 году, отрезанная от СМИ и прессуемая административно-полицейскими мерами, была загнана в маргиналию. Крупный бизнес, напуганный примером Михаила Ходорковского, подчинился бюрократии и отказался от политических амбиций. В этом смысле очень характерна локальная петербургская дихотомия. Предприниматель Владимир Барсуков, развивавший общественную активность, подвергся жёстким преследованиям. В то же время предприниматель Сергей Васильев, в организации покушения на которого обвиняется Барсуков, продолжает процветать. В 1990-е он обладал весьма специфической известностью. Васильевское экономическое могущество и личное состояние превышает барсуковское. Но режим не запрещает богатеть. Он запрещает совсем другое.
Довольно длительное время такая политика встречала позитивный отклик. Этому особенно способствовала экономическая стабилизация, порождённая отложенным эффектом реформ и благоприятной внешнеторговой конъюнктурой. Аппаратами Владислава Суркова и Вячеслава Володина формулировались целые теории. Напоминавшие триаду графа Уварова или концепцию руководящей роли партии. Однако все эти идеологические изыскания рушатся теперь с треском.
Бюрократическое давление зашкалило и спровоцировало системный общественный протест. На улицах резкий всплеск произошёл на рубеже 2011/2012-го. Дальше произошло циклическое утихание. Однако оппозиционные настроения идут вглубь, укореняясь на первичных уровнях, а главное – приобретают осознанность. Россияне постепенно обращаются к идеям 20-25-летней давности – но уже без наивных иллюзий, с учётом непростого опыта последней четверти века. Пропаганда этатизма, насаждаемый культ государства (и конкретных носителей государственной власти) вызывает неприятие и раздражение. Пока довольно сдержанные. Но это – пока.
Последнее по времени обоснование авторитаризма – необходимость искоренения коррупции и дисциплинирования элиты. Уж это, казалось бы, встретит всеобщую поддержку. Но происходит совершенно иначе. Государственнические лозунги не воспринимаются как антикоррупционные. Наоборот: «укрепление государства» рассматривается как оборотная сторона коррупционной поруки. Полновластие чиновника не может быть методом обуздания другого чиновника. Почти 40% опрошенных прямо называют коррупцию основой властной системы. В общей сложности две трети считают, что власть держится на чиновной круговой поруке и самодовлеющей государственной машине. Почти половина ставит на первое место такие факторы, как бесконтрольность, беззаконие, страх и бессилие общества.
Такое положение крайне тревожный сигнал для правящей группы. Но необходима важная оговорка: стремительное падение авторитета власти никак не выливаются в рост популярности нынешней оппозиции. Поддержка того же Алексея Навального – главное ситуативное проявление соответствующих настроений – остаётся трендом сравнительно малочисленных, хотя активных групп. Формальные демократические институты, действующие оппозиционные структуры не вызывают большого энтузиазма. Тем менее могут рассчитывать на поддержку радикалы, практикующие внеправовые методы. Не видится перспектив и за шовинистической истерией.
Востребовано совсем иное. 59% называют главным принципом желательного устройства соблюдение Конституции. 32% ставят вопрос об общественном контроле над госаппаратом. Почти четверть опрошенных считают главным умение законно отстаивать свои интересы. Всё это действительно укладывается в концепцию правовой государственности. Склонности к экстремизму здесь нет никакой. Требования естественны до самоочевидности. И сам факт их выдвижения многое говорит о положении в стране.