Вновь, подобно прошлому году, столицу Великобритании охватили массовые манифестации. На этот раз не погромные беспорядки и не неофашистские вылазки. Мощная профсоюзная акция 20 октября собрала до 100 тысяч человек. «Кэмерон убивает Британию!» — так характеризует Британский конгресс тред-юнионов (БКТ) намерение консервативного правительства сократить бюджетные расходы.
Вновь, подобно прошлому году, столицу Великобритании охватили массовые манифестации. На этот раз не погромные беспорядки и не неофашистские вылазки. Мощная профсоюзная акция 20 октября собрала до 100 тысяч человек. «Кэмерон убивает Британию!» — так характеризует Британский конгресс тред-юнионов (БКТ) намерение консервативного правительства сократить бюджетные расходы.
Подобное также сравнительно недавно происходило в Лондоне. Весной 2011 года профсоюзные протесты встречали даже более массовый отклик. Против урезания финансирования госсектора выступили тогда до 200 тысяч демонстрантов. По всей видимости, двойная количественная разница определяется тем, что тогда активное участие в акциях принимала, наряду с БКТ, общественная организация UK uncut (в буквальном переводе: «Анти-резчики Соединённого Королевства»). Не скованная жёсткой профсоюзной дисциплиной, обходящаяся без аппаратной иерархии, координирующаяся через Интернет, зато более креативная. В результате возникли беспорядки, схватки анархистов с полицией, два десятка травмированных, две сотни задержанных.
В минувшую субботу в целом обошлось без эксцессов. В полицейских отчётах зафиксировано лишь несколько «антисоциальных эпизодов», связанных опять-таки с анархистами. Но заметного насилия не было, ограничилось лишь непочтительными выкриками у офисов «Макдональдса» и «Страбакса». Американские сети общепита и кофеен действуют на левацких «быков» как ярчайшие мулеты.
БКТ нападает не на капитализм вообще, а сосредотачивается на конкретных планах снижения госрасходов. Меньшие бюджетные ассигнования не только снижают зарплаты на государственных предприятиях и службах. Британский госсектор отнюдь не доминирует в национальной экономике. Приватизационная политика времён Маргарет Тэтчер кардинально преобразовала хозяйственную ткань, да и по исторической традиции Британия страна весьма «приватистская». Доля госсектора в экономике Великобритании ощутимо ниже, чем в среднем по Западной Европе. Однако он охватывает социально значимые и стратегические отрасли, типа угледобычи, ядерной энергетики, в большой степени IT и образования. Акционерная система размывает границы, сталелитейное производство в основном частнокорпоративное, но с заметным государственным присутствием. Не меньшую роль играют муниципальные службы, на которых системы поддержания бытового жизнеобеспечения, порядка и безопасности. Под правительственные cut подпадают и они. Таким образом, бюджетные сокращения разойдутся широкими кругами социального подрыва.
Кабинет Кэмерона, однако, не видит иного выхода. Два с половиной года, прошедшие с его прихода к власти, не переломили негативных тенденций. Госдолг достиг двух третей ВВП, причём этот показатель не включает долги банков, экстренно национализированных за последние четыре года. Мнгоготриллионная внешняя задолженность превосходит британский ВВП в четыре раза. Производственные показатели сокращались в текущем году из квартала в квартал, чего с Великобританией не бывало с кризисных 1970-х (когда сначала консерваторы Эдварда Хита вступили в разрушительное противоборство с БКТ, а потом лейбористы Гарольда Вильсона и Джеймса Каллэгэна до предела накачивали госсектор). Падение перехлёстывает даже пессимистические прогнозы аналитиков. Канцлер казначейства (аналог министра финансов) Джордж Осборн назвал нынешний кризис «сильнейшим в поколении». В годы его разгара, 2008-2009-й, британская экономика потеряла более 7%. Как правило, преодоление рецессии происходит через бурный рост, но 2010-2012-й составили печальное исключение. Самый обнадёживающие квартальные прогнозы не превышают плюса в 0,1%, а в результате получается минус 0,2%.
Причин тому немало. Начать с того, что экономика бывшей «мастерской мира» и промышленно-технического флагмана ныне основана на банках, биржах, агентствах недвижимости и консалтинговых фирмах. Самыми распространёнными профессиями становится финансовые операции, брокерство, организация туризма, торговля недвижимостью. Раздувание пузыря необеспеченных денег и ценных бумаг требует государственного вмешательства. Правительство со своей стороны накачивает финансовый виртуал, наращивая госдолг. Тем самым поддерживаются непродуктивные рабочие места. Не столько на заводах и шахтах, сколько в офисах, а то и на дому у компьютеров.
Реальный сектор всё дальше отходит на второй план, предприятия выводятся из страны (общемировая тенденция: «Запад ушёл на Восток»). Абсурдно было бы утверждать, будто британская промышленность перестала существовать. Сохраняются высокотехнологичные специализации в машиностроении, например, автозаводы перепрофилируются в предприятия авиакластера. Но деиндустриализация, вытеснение машинных и даже автоматизированных производств операциями нематериального свойства очевидны как тенденция.
Расчёт заменить английских рабочих мусульманскими иммигрантами оправдался весьма специфично. Сотни тысяч людей десятилетиями сидят на пособиях. Формируются мощные очаги этнопреступности. Взрывы массовых беспорядков обретают пугающие масштабы. Коренное население, наблюдая всё это, прислушается к неофашистам. В Британии, кстати, их меньше, чем на континенте. Срабатывает правовая традиция. Но как явление, которого не проглядеть, они появились и здесь.
Надо сказать, госсектор, действительно создаёт немалую финансовую нагрузку. Только за прошлый месяц его чистые заимствования, ложащиеся на бюджет составили без малого £11 млрд. Причём это ещё довольно сдержанный уровень — в августе они превышали £12 млрд, в мае — £15,5 млрд, а за прошлый год составили более £100 млрд. Эти цифры акцентируют Кэмерон и Осборн, обосновывая решения об урезаниях. Но с другой стороны, те же урезания тормозят инвестиционный процесс, что отражается падением объёмов в промышленности и строительстве. Это тянет вниз показатели ВВП. Компенсировать приходится увеличением госдолга. Типичный порочный круг.
Парламентская левоцентристская оппозиция не предлагает ничего внятного. Она ограничивается критикой «самоубийственного аскетизма» консерваторов. «Я не обещаю лёгкой жизни, — говорил в субботу в Гайд-парке лидер лейбористской партии Эд Милибэнд. — Нам предстоит принять справедливую альтернативу, в том числе, по вопросам оплаты труда и рабочих мест». В чём альтернатива состоит, умалчивается. Сотня тысяч демонстрантов восторженно аплодировала Милибэнду. Но память о последнем лейбористском правлении Гордона Брауна, пришедшемся на самые кризисные годы, особого оптимизма не вселяет.
Доходит до того, что родоначальникам мирового лейборизма подают пример «младшие братья» — динамичные партии островов Карибского моря. Но вест-индские лейбористы гораздо правее британских. Они скорее неоконсервативны, если не праворадикальны. Лейбористский премьер Ямайки Эдвард Сиага был в 1980-х знаменосцем карибского рейганизма. Основатель гренадской лейбористской партии Эрик Гейри в 1970-х дружил с Пиночетом и слегка напоминал Дювалье. Их социальной опорой, наряду с профсоюзами, служит криминализированная молодёжь. Для старой доброй Англии это, конечно, не путь.
Британский конгресс тред-юнионов, ранее создававший социальную основу лейбористской партийной политики, теперь вырабатывает самостоятельную линию. Англию можно считать родиной профдвижения как такового. Английские профбоссы – люди традиционно драйвные, резкие, часто харизматичные. Чего стоил шахтёрский вожак 1980-х Артур Скаргилл, достойный противник Тэтчер, которого даже друзья называли «Адольфом». Это уж не говоря о старых североирландских профбоссах, которые вообще особая статья. Свою политическую забастовку против сближения с республиканско-католической Ирландией в мае 1974 года Ольстерский рабочий совет вообще проводил как военно-террористическую кампанию. В теснейшей координации с протестантскими боевыми формированиями.
И ныне Брендан Барбер, Тони Вудли, Фрэнсис О’Грэди, другие лидеры БКТ демонстрируют максимально боевитый настрой. Но ни власть, ни общество не прислушиваются к ним так, как когда-то к Эрнсту Бевину, Джеку Джонсу или тому же Скаргиллу.
Не только потому, что профсоюзы организационно разрыхлились, и даже непросто назвать точную цифру формального членства. Она в любом случае не ниже 6 млн, а по ряду оценок превышает 8 млн. Ещё в 1980-х, не говоря о более ранних временах, в БКТ доминировали союзы горняков, металлургов, энергетиков, строителей, пищевиков, учителей, транспортных и неквалифицированных рабочих. С 1990-х резко повысился удельный вес таких отрядов трудящихся, как актёры, психологи, ортопеды, диетологи, коммерческие работники. (Подобной эволюции в своё время опасались американские профбоссы. Легендарный Джордж Мини с подозрением относился даже к техникам и мелким бизнесменам, стараясь не допускать эти социальные группы в рабочие профсоюзы.) Бевин мог сказать Черчиллю: «Завтра сто тысяч человек не выйдут на работу». Максимум, чем может Барбер пригрозить Кэмерону: «Завтра сто тысяч человек пойдут в Гайд-парк».
Неудивительно, что бок о бок с профсоюзниками по улицам Лондона маршировали не только анархисты и коммунисты, обрадованные возможностью напомнить о своём существовании. Под красными полотнищами шагали активисты мусульманских диаспор, хакеры-«анонимусы», местные ЛГБТ. Традиционное оружие профсоюзов, как известно, забастовка. Если забастуют вышеперечисленные категории, это, конечно, сильно устрашает. Правительство Кэмерона с британским прагматизмом взвешивает за и против и делает выводы.
Правда, даже при этих обстоятельствах стоит сравнить британскую профсоюзную акцию со сходной российской. И тоже сделать выводы.