Последние дни прошли в Сирии под знаком интенсивных военных действий. Бои шли в 700-тысячной Хаме, в полуторамиллионном Хомсе, в пригородах столичного Дамаска. Не прекращаются столкновения и в северной провинции Идлиб, и в южном городе Дераа, где 10 месяцев назад началось сирийское восстание. Правительственные войска восстановили контроль над ранее потерянными кварталами Хомса и Хамы.
После боя перед боем
Операцию в Хаме вели элитные части, оснащенные артиллерией и бронемашинами. Поскольку костяк повстанческих сил – Свободную армию Сирии (SFA) – сформировали недавние военнослужащие, сопротивление оказывалось адекватное. Зачистка превратилась в реальное сражение. Артобстрел разрушал жилые массивы, инфраструктуру жизнеобеспечения, энергоснабжения и связи. В Хаме и Хомсе по состоянию на вчерашний день десятки убитых, несколько человек погибли в других городах, в том числе в пригородах Дамаска. Государственное ТВ сообщает о многочисленных арестах, обнаружении складов оружия и взрывчатки, уничтожении повстанческой укрепленной базы близ Хамы. Признаются потери правительственных войск, хотя цифры оглашаются единичные.
Повстанцы выбиты с захваченных позиций, но сумели отступить для перегруппировки. Обширные районы страны, особенно на северо-западе, поближе к турецкой границе, рассматриваются командованием SFA как собственный оперативный простор. Можно прогнозировать скорые контрудары. Пока что на северо-запад выдвинулись правительственные войска. Армейская группировка усиливается также в Хомсе и к югу от Дамаска. В столичных пригородах Дума, Арбин, Хараст и Драйя действуют части спецназначения. Им оказывается сопротивление на блок-постах SFA и в районах сосредоточения боевого подполья «Братьев-мусульман». Отмечены столкновения и на юге, в районе Дераа.
Многое в происходящем напоминает прошлогоднюю Ливию. Не случайно регулярно возникают слухи об интерпомощи, которую то ли собирается оказать, то ли уже оказывает сирийским повстанцам Абдель Хаким Бельхадж и его бойцы из «Бригады Триполи». Павший режим Муамара Каддафи был структурно близок действующему режиму Башара Асада. Соответственно, сходны и причины восстаний. Но дальше начинаются важные различия.
Начать с личностного фактора. Эксцентричный «брат-лидер» Джамахирии до последней минуты сам принимал все важные решения. Холодно сдержанный президент САР за 11 лет так в полной мере и не вышел из-под бдительного патронажа партбоссов и генералов, поднявшихся во времена сурового Хафеза Асада-старшего. Ливийский режим был предельно персонифицирован. Каддафи если к кому и прислушивался, то отчасти к сыновьям и время от времени к племенным лидерам. Сирийский режим более коллегиален. По всей видимости, именно партийное руководство, спецслужбы и семейный бизнес склонили президента, поначалу настроенного на реформы, к жесткому курсу.
По-разному оформлялись властные вертикали. В Ливии ее структурировали формально беспартийные «народные комитеты». В Сирии правят более традиционные органы Партии арабского социалистического возрождения, сцепленные с правительственными ведомствами, управлениями госбезопасности и армейским командованием. Каддафи выстроил сложную систему балансировки между региональными и племенными сообществами (которая в итоге дала аварийный сбой, и страна все же раскололась по территориальному признаку).
У сирийской правящей элиты другая проблема – конфессионально-политический контроль алавитской секты над суннитской массой. Эта цель достигалась не только полицейскими мерами, но и умелой игрой на противоречиях внутри суннитской общины. Партийный режим ПАСВ, установившийся в начале 1960-х, поначалу дал импульс социальной мобильности. Был устранен из власти прежний элитарный слой. На его место пришли не только алавиты, но и сунниты из низов. Асад-старший сохранял за алавитами руководство силовыми структурами, но вполне допускал «новых суннитов» в гражданскую администрацию. При Асаде-младшем сунниты стали появляться и на силовых постах (генерал Туркмани в генштабе и Министерстве обороны, генерал Бахтияр в разведуправлении). А главное, что определенная либерализация экономики в 2000-е открыла суннитам дорогу в бизнес. Не в самый крупный и доходный, где доминируют госчиновники и окружение президента, зато в массовый. Все это обеспечивало достаточную лояльность Асадам в самой многочисленной сирийской конфессии.
Обеспечивало – до поры до времени. Пока архаичная система партократии не вошла в клиновое противоречие с модернизирующимся обществом. С новыми социально-коммуникативным системами. С молодежью, которой не нужны ни партийные кураторы, ни пожизненный раис. Именно в этом противоречии – между затребованным уровнем социального динамизма и системой политического контроля – первопричины всех арабских восстаний. Сирийского в том числе.
Если не слышать демонстранта, за ним придет боевик
Кардинальное различие между Ливией и Сирией в степени значения нефтяной отрасли. Ливийские нефтяные запасы оцениваются в 5 млрд тонн, сирийские – в 300 млн тонн. Сирия экспортирует некоторые объемы нефти, но этот экспорт мирового значения не имеет, в ОПЕК Сирия не входит, от закупок сирийской нефти США и Евросоюз отказались достаточно легко. Еще до начала волнений периодически отмечалось снижение сирийской нефтедобычи. Некоторые специалисты даже предрекали в обозримой перспективе переход Дамаска к импорту нефтепродуктов. Американо-европейское эмбарго, введенное в августе, и ноябрьские санкции Лиги арабских государств (ЛАГ) еще сильнее подорвали сирийский нефтяной сектор.
Иначе, нежели в Ливии, развиваются и военные действия. Похожим было начало. Локальные акты полицейского произвола (февраль в ливийском Бенгази, март в сирийском Дераа) провоцировали городские молодежные бунты. Подавление усиливало отпор. Часть силовиков присоединялась к протестам. Но сразу проявлялись и различия. В Сирии с самого начала структурными центрами оппозиции становились мечети (особенно аль-Омари в Дераа). В Ливии протесты сразу предельно радикализировались и переросли в войну на взаимное уничтожение, тогда как в Сирии относительно долго сохранялись надежды на компромисс с Асадом. Это определялось, с одной стороны, жесткостью Каддафи, обещавшего «выжигать дом за домом», с другой – позицией Асада, приносившего извинения семьям погибших и обещавшего ускорить демократические преобразования.
Ход ливийской гражданской войны 2011 года напоминал североафриканский театр Второй мировой. Противники регулярно перекатывались взад-вперед по протяженному Средиземноморскому побережью. Расстояния элементарно брали свое. Наступления повстанцев на Триполи и лоялистов на Бенгази, мощно разгоняясь в начале, постепенно растягивались, выдыхались, останавливались на укрепленных рубежах противника и откатывались назад. В Ливии правительство в первый месяц массированно применяло авиацию, но это преимущество Каддафи было нейтрализовано вмешательством НАТО.
Сирия в 9,5 раз меньше Ливии по территории и в 3 раза больше по населению. Отсюда гораздо большая плотность резни. Типичная картина ливийской войны – перестрелка в песках (за исключением многомесячных боев в осажденной Мисурате, эпизодических стычек в промзонах Бреги и Рас-Лануфа и августовского штурма Триполи). Типичная картина войны сирийской – городское побоище (что не исключает и столкновений на плато и равнине).
Немало ливийских военных перешли на сторону восстания. Но в целом армия и правоохрана до самого падения режима оставались под контролем Каддафи. Повстанческие войска комплектовались студентами и мелкими бизнесменами Бенгази, «братвой» Мисураты и Рас-Лануфа, берберскими ополченцами Западных гор. При всех разговорах на эту тему роль исламистов не оказалась велика. Лишь на завершающем этапе, при наступлении на Триполи, выдвинулась на первый план бригада Бельхаджа – но и его отнести к исламистам можно лишь весьма условно.
В Сирии иначе. Основные бои ведут бывшие военнослужащие, вставшие на сторону восстания. «Я думал, нас готовят к войне с Израилем, а нам приказывают убивать соотечественников-мусульман!» – довольная типичная в таких случаях мотивация. Численность SFA не объявлялась, но по усредненным оценкам близка к 10 тысячам (в правительственных вооруженных силах служат более 300 тысяч). Другая особенность сирийского восстания – вооруженная активность исламистов, особенно местного отделения «Братьев-мусульман», для которых настал момент посчитаться за расправу Хафеза Асада над той же Хамой, восставшей в 1982 году. Коалиция SFA с Сирийским национальным советом, объединяющим гражданскую и эмигрантскую оппозицию, напоминает «паштет из лошади с рябчиком – один рябчик, один конь».
Войскам, жандармерии и полиции Башара Асада противостоят не только безоружные демонстранты, хотя весной прошлого года восстание начинали они. Уже летом доминировать стали хорошо подготовленные и жестко мотивированные профессионалы, способные биться на равных. Еще один колоритный штрих: командующего Свободной армией Сирии, полковника военной авиации, зовут Рияд Асад.
Главный союзник теряет свободный ресурс
Наконец, международный аспект. Международная военная операция против Каддафи стартовала через месяц после начала восстания. Относительно Сирии подобного нет и в проекте. Даже Госдепартамент США долго ограничивался увещеваниями и предложениями Башару Асаду «образовать правительство, которое будет учитывать мнение народа». Кстати, Асад охотно откликался – отменял полувековой режим ЧП, анонсировал политическую либерализацию, обещал свободные выборы… Тем временем пулеметы на улицах сменялись танками.
Западная позиция ужесточилась летом. Были введены санкции, Обама озвучил требование отставки Асада. Дело, однако, не пошло дальше нефтяного эмбарго (не играющего особой роли и отчасти сводимого на нет позицией Китая) и запрета на военное снабжение (как теперь выясняется, последнюю партию британских спецсредств Каддафи получил уже в ходе февральского восстания). Более резко выступили Ливия, Турция и аравийские монархии.
Национальный переходный совет Ливии, естественно, первым признал Сирийский национальный совет органом законной власти. На турецкой территории базируются отряды SFA. Для динамичного премьера Эрдогана арабские революции – шанс восстановить турецкое главенство в мусульманском мире, возродить традиции Османской империи. Отсюда рьяная поддержка Анкарой и ливийского, и сирийского восстаний. В ЛАГ после падения Мубарака и Каддафи доминирование перешло к аравийским нефтяным монархиям. Падение социалистического режима в Сирии будет означать историческое торжество исламской теократической монархии над арабским национал-социализмом, восходящим к легендарному Насеру. Потому в первых рядах борцов за всеарабскую революцию – эмир Катара Хамад ат-Тани, подобно Эрдогану видящий себя протектором повстанческих государств. (Если Турция сильнее в военно-политическом отношении, то Катар – в финансовом, что сейчас не менее существенно.) Официальные предложения ЛАГ по сирийскому урегулированию явно ориентировались на оппозицию, как и работа делегации арабских наблюдателей в Сирии. Разумеется, они были отвергнуты Дамаском. В ответ Катар и Саудовская Аравия переходят к прямому финансированию сирийских оппозиционных сил.
За сохранение статус-кво в Сирии выступают по своим геополитическим и экономическим резонам Россия и Китай. Но не Москва и не Пекин являются главными союзниками Дамаска. Эту роль играет Тегеран. Альянс социалистического партийного режима с шиитской муллократией установился еще во времена Хафеза Асада и аятоллы Хомейни. Характерно, что президент Ирана Махмуд Ахмадинежад, восторженно поддержавший ливийское восстание, не распространяет свой революционный пыл на Сирию. Нынешний Дамаск для него – единственный арабский союзник. Потенциальный Дамаск победивших повстанцев, связанный с катарским эмиром и саудовским королем – еще один арабский противник. Поэтому представляются правдоподобными сообщения о негласной военной и финансовой помощи Ирана режиму Башара Асада.
Об этом, в частности, рассказал британским СМИ бежавший из Сирии финансовый чиновник Министерства обороны Махмуд Хамад. Главный аудитор военного ведомства достаточно информирован. По его словам, минимум два иранских военно-транспортных корабля посетили порт Латакию с грузами недвусмысленного характера. Иран оплачивает услуги иностранных военных консультантов и спецназовцев для сирийских правительственных сил. С помощью иранского спецфонда за год удвоен военный бюджет. Перекачены на военно-полицейские нужды до трети ассигнований, предназначавшихся гражданским ведомствам. Но едва ли это сможет долго продолжаться – при всем желании президент Ахмадинежад теперь ограничен в ресурсах (чего не скажешь об эмире Хамаде).
Так или иначе, международный аспект в сирийских событиях вторичен. Они имеют внутреннюю основу. И решаются соотношением внутренних сил, а не внешней поддержки.