Когда «национальный лидер» ещё в бытность президентом Российской Федерации впервые призвал к удвоению ВВП, досужие аналитики быстро определили, что это станет реализацией старого советского лозунга «догнать и перегнать!». Правда, уже не Америку, а Португалию. Не по абсолютным размерам ВВП – он у нас всё же больше, чем у 11-миллионной страны. Но по ВВП на душу населения мы до сих пор отстаём от Португалии примерно в 2,5 раза.
Сейчас Португалия, как и некоторые другие окраины «старой Европы» (прежде всего Греция), переживает острейший финансовый кризис. Дополненный и политическими переменами, к счастью, не катастрофического характера. В результате досрочных парламентских выборов в стране меняется правительство. Левоцентристская Социалистическая партия, стоявшая у власти с 2005 года, потерпела поражение от правоцентристской Социал-демократической партии.
Ничего неожиданного не произошло. Стандартная реакция избирателей на политику правительства, искавшего выход из кризиса через урезание социальных расходов. Однако поступали избиратели не слишком рационально: правое правительство, в котрое, наряду с СДП, войдут и консерваторы из Социально-демократического центра – Народной партии, скорей всего возьмёт ещё более жёсткий курс. Даже если бы правые и захотели (чего не случается в жизни!) проводить социально-ориентированную политику, особых возможностей для этого практически нет. Португалия загнана в чрезвычайно узкий коридор обязательств, которыми обусловлена финансовая помощь от ЕС и МВФ. На трёхлетний срок Лиссабону предоставлены €78 млрд. Первые €37,8 млрд поступят в этом году.
Интрига прошедших выборов ещё и в том, что инициировало их правительство социалистов, ушедшее в отставку после того, как парламент отклонил очередную (четвёртую!) программу жёсткой экономии. Социалисты изящным жестом сбросили форс-мажор на своих политических соперников. Тех, чьи голоса определили провал программы…
В голосовании приняли участие 58% португалских избирателей. В 2009 году было 61%. Политическая апатия не обвально, но явно распространяется. Португальцы просто не видят политической силы, которая могла бы предложить реальный выход. Надо отметить, что и радикальные противники капиталистической системы от этого не выигрывают. «Левокоммунистический» (неотроцкистский) блок потерял половину электората (5% против 10% на прошлых выборах), ортодоксальная компартия осталась при своих 8%.
Исход выборов уверенно прогнозировался как по данным опросов общественного мнения, так и по триумфальному январскому переизбранию президента Анибала Каваку Силвы – бывшего лидера СДП, известного и популярного политика, начавшего карьеру ещё до «революции гвоздик» 1974 года.
При этом следует прокомментировать специфику политической системы Португалии и корни финансовых кризисов на периферии Евросоюза.
Португалия – единственная западноевропейская страна, пережившая революцию после Второй Мировой войны и послевоенной волны демократизации. Революцию достаточно радикальную, несколько раз балансировавшую на грани срыва в «левый» тоталитаризм. Довольно долго Португалия была уникальной капиталистической страной без частных монополий и с упоминанием в конституции социализма как цели.
Отсюда и названия партий – гораздо более «левые», чем их программы, социальная природа и политическая практика. Две основные правые партии содержат в своих названиях словосочетание «социал-демократический» или «социально-демократический» (на португальском языке это неразличимо). «Социал-демократами» именуют себя либералы, «социальными» — вовсе правые консерваторы. Но коренятся они не в рабочем движении, как классическая социал-демократия Западной Европы, и не в демократической оппозиции авторитарному режиму, как Португальская соцпартия, а в официальной и единственной легальной «партии» времён Салазара и Каэтану. Либо, в лучшем случае, в тогдашней парламентской фронде, «оппозиции его величества».
Португалия здесь не исключение. Французские правые группы были настолько травмированы Великой революцией XVIII века, что и почти полтора века спустя называли себя «радикальными левыми». Очень похожая на португальскую картина наблюдалась в Бразилии середины 1980-х: на выходе из военной диктатуры рождённая уходящим режимом партия тоже именовалась социал-демократической. Впрочем, с ней был связан и даже стал президентом выдающийся социолог, человек вполне демократических, а в молодости и левых убеждений – Энрике Кардозу. Нечто похожее наблюдалось и в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы, где в начале 1990-х в социал-демократов срочно перелицовывались бывшие коммунисты. С другой стороны, некоторые португальские коммунисты действительно становились демократическими социалистами. Например, Антониу Баррету, начинавший в ПКП, а в 1976-м остановивший коммунистическую «коллективизацию» португальской деревни. Или Карлуш Бриту, предлагавший доктринальное реформирование сталинистской компартии с левосоциалистических позиций. А его бывшая супруга и сподвижница Зита вдохновилась горбачёвской перестройкой, но не добилась успеха во внутрипартийной идеологической борьбе. Насмотревшись на догматизм, стала убеждённой антикоммунисткой и ушла к социал-демократам. То есть, к либералам.
Финансовый кризис в Португалии и Греции, как и несколько менее острый в Ирландии или Испании, стал результатом чрезмерно оптимистичной политики Евросоюза в том, что касалось перехода на единую валюту и выравнивания уровней развития. Эти страны стали элементарно жить не по средствам. Государственная социальная политика не опиралась на общественно-экономическую базу. А единая евровалюта резко ограничила возможность манёвра, лишив правительства такой эффективной «палочки-выручалочки» на чёрный день, как девальвация.
Рискуя впасть в чрезмерную генерализацию, можно сказать, что финансовые кризисы на периферии ЕС – первая волна более глобального кризиса европейской модели капитализма и социального государства. Выход возможен в двух направлениях. Либо это будет дальнейшая экспансия «неолиберализма», демонтажа социальных институтов «государства благосостояния», что вряд ли встретит понимание европейцев (целый ряд социальных взрывов этим уже спровоцирован). Либо – поиск нетривиальных «социальных креативов», радикально меняющих социально-экономическую систему Европы (а может быть, и других развитых регионов мира).
Будет ли это очередная существенная модификация капитализма или выход за его пределы? Если последнее, то расширятся ли при этом демократия и социальные права? Ведь как ни стремись к такому пути, это, увы, совсем не обязательно (в своё время за рамки капитализма широко шагнули большевизм и нацизм). Научному прогнозу всё это пока не поддаётся и, возможно, станет предметом социально-политической борьбы.