Четыре с половиной часа. Шесть десятков вопросов-ответов. Развитие тезисов, неделей ранее изложенных Федеральному Собранию. Так выглядело вчера возобновление практики ежегодных итоговых пресс-конференций Владимира Путина после четырёхлетнего премьерского перерыва. В журналистских вопросах имитировался бессистемный стиль свободной беседы: от близящегося конца света до паспорта Жерара Депардье. Президентские же ответы сложились в определённую систему.
Первый «системный блок» — самоотчёт власти о достижениях. Десятимесячный показатель роста ВВП составил 3,7%. Это никак не прорыв, однако на фоне мировой кризисной рецессии результат пристойный. Безработица в текущем году снизилась более чем на процент. Слегка, правда, подскочила инфляция — 6,3% — но это можно записать в издержки роста.
Почти на $60 млрд повысился объём международных резервов, достигший $527,3 млрд. Внешнеторговый баланс РФ сводится в плюсе: за январь-октябрь экспорт превысил импорт на $164,6 млрд. Энергетическая экспансия продолжается, российские экспортные ресурсы остаются востребованы. Особо Путин отметил пополнение Резервного фонда: «Был в долларовом эквиваленте 25,2 миллиарда долларов, а сейчас — 61,4 миллиарда». Это достижения, как и вышеотмеченные президент отнёс на счёт целенаправленных действий правительства.
Оценка весьма резонная. Власть действительно заботится о накоплении финансовой страховки. Это делалось более десятилетия, и вполне себя оправдало в момент политического обострения. Неудивительно, что, по словам Путина, остаётся членом правящей команды главный финансовый стратег 2000-х Алексей Кудрин: «Я с ним регулярно встречаюсь, слушаю его мнение. Оно мне представляется важным, он хороший эксперт». Как говорится, кто бы сомневался.
Не каждый член нынешнего правительства удостаивается от главы государства столь же высоких оценок, что «полуоппозиционер» Кудрин. Премьером Медведевым президент в целом доволен. Логично: возражения правительства, когда они есть, исходят не от него. А вот о выговорах трём министрам и об отставке Олега Говоруна пришлось напомнить. Адресован ли этот сигнал реально существующей правительственной фронде, особенно минфиновской? Трудно сказать, учитывая, что Минфин хранит заветы Кудрина. И во многом обеспечивает те экономические показатели, которые предъявляются обществу в качестве достижений.
Второй «системный блок» — подтверждение политического курса. Фактически снова анонсированы жёсткие подходы к оппозиции. Выступления, подобные «болотному маю», будут подавляться и впредь. Не обязательно они будут кончаться реальными сроками. Это зависит от конкретной ситуации. Например, «рукоприкладство в отношении представителей власти абсолютно недопустимо». О рукоприкладстве в обратном направлении президент ничего не сказал. Вероятно, оно понимается как метод обеспечения экономического роста. А также защиты демократии – именно так характеризует Владимир Путин политическую систему РФ вообще и своё правление в частности.
«Если бы считал, что тоталитарная или авторитарная система является наиболее предпочтительной, я бы просто изменил Конституцию», — возможно, это действительно говорит о персональной приверженности Владимира Путина демократическим принципам. Однако бросается в глаза его признание, с какой лёгкостью сложившийся политический режим может быть преобразован в диктатуру – достаточно лишь президентского желания. Наименее понятный момент интервью — год спустя снова вызвана в пространство публичной дискуссии тень Льва Троцкого: «У нас почему-то складывается впечатление, что демократия — это троцкизм, это анархия». На каком основании тоталитарно-коммунистическая идеология троцкизма приписывается современной оппозиции, да ещё ставится в один ряд с анархизмом (приверженцев которого Троцкий подавлял жесточайшим образом), президент не пояснил. Но и журналисты об этом не спросили.
И наконец, третий «системный блок» — дисциплинарный и антикоррупционный. Здесь путинские высказывания звучали даже слегка примирительно: «Что касается борьбы с коррупцией — разумеется, это одна из наших проблем. Но это вроде как традиция. Все страны с развивающимися рынками так или иначе поражены этим недугом». Президент сообщил, что в уходящем году за коррупцию было привлечено к ответственности 800 тысяч человек. Подспудно звучал риторический вопрос: разве этого мало? Надо ли рубить с плеча?
Прозвучали, конечно, и знаковые имена. Прежде всего имя Анатолия Сердюкова. Но первое, что сказал Путин об экс-министре обороны: «В том, что касается реформирования вооружённых сил, он двигался в правильном направлении». Что до подозрений в коррупции, то: «Да, есть сомнения. Но уворовали, или не уворовали — может решить только суд. Следствие и судебное разбирательство будут предельно объективными». А арестовывать «просто так, чтобы доставить удовольствие кому-то, — неправильно».
В таком контексте не очень удивила неожиданная мягкость при упоминании иностранным корреспондентом Михаила Ходорковского (о котором в прежние годы говорилось про «ураганство в девяностых» и «пять доказанных убийств»): «Я надеюсь, что в соответствии с законом Михаил Борисович выйдет на свободу» — после чего Путин пожелал Ходорковскому здоровья. Зато повеяло холодом в сторону экс-мэра Москвы: «Почему вы думаете, что ничего нет? Несколько уголовных дел заведено» (сам Юрий Лужков предположил, что Путин его с кем-то спутал).
В общем, планы продвижения на антикоррупционных фронтах чётко не формулировались. Если считать, что таковые существуют. С одной стороны, казалось бы, сделана заявка на жёсткое наведение порядка. С другой, быстро проясняется, что крутая «зачистка» способна резко и непредсказуемо дестабилизировать госаппарат. Вместо штурма – длительный марш.
«Я не вижу крупных системных ошибок, которые бы хотел сегодня развернуть назад или как-то исправить», — резюмировал Владимир Путин. Напрашивается вопрос: с точки зрения какой системы? И вырисовывается несколько неожиданный ответ. Обеспечение политической стабильности, сдерживание оппозиции, наведение порядка – ради экономического роста, возведённого в государственный приоритет… Трудно не вспомнить восточноазиатскую модель ускоренного развития. Тогда, кстати, становится на место и негативное упоминание анархии. Северо-Восточная Азия развивалась иначе, нежели Северо-Восточная Африка.