Пять лет назад он устроил всех. «Принцев» и «шанхайцев», «комсомольцев» и «цинхуа», «чжэцзянцев» и «шаньсийцев». Все группировки партийной элиты сошлись на его кандидатуре. Си Цзиньпин прошёл на первую позицию, потому что его не боялись. Теперь Си Цзиньпин никого не спрашивает. XIX съезд КПК приравнял недавнего скромного делопроизводителя ЦК к незыблемому Мао Цзэдуну. И почтительно ждёт указаний. Для такой метаморфозы потребовалась всего одна пятилетка. Потому что была реально трудна для Китая. Против финансового обвала и социального брожения китайские коммунисты выдвигают неоригинальный метод – единоличную власть.
Главный итог съезда – Си Цзиньпин приравнен к Мао Цзэдуну
Это оглашено как главный итог съезда Компартии Китая, завершившегося 24 октября. Имя Си Цзиньпина внесено в Устав КПК. «Идеи Си Цзиньпина» названы одним из идеологических источников партии. Наряду с «идеями Мао Цзэдуна» и «теорией Дэн Сяопина». Такого рода формулы-заклинания в КНР значат не меньше занимаемой должности. Случай Си Цзиньпина беспрецедентен. В 2007 году после XVII съезда КПК стало известно: будущий генсек – Си. Пусть неофициально. Прошла половина срока Ху Цзиньтао, положено определяться с преемником. Сейчас о преемнике нет и речи, даже кулуарно и неформально, даже в рассуждениях аналитиков. Потому что есть товарищ Си Цзиньпин.
Есть и его ближайшие сподвижники. Получившие полный контроль над верхушкой партийно-государственной власти – Политбюро ЦК КПК и его Постоянным комитетом (ПК). Из семи членов ПК сменились пять. Из прежнего состава остались только сам Си Цзиньпин и премьер Ли Кэцян. Остальных причисляют к преданной когорте товарища Си. Кое-кто из них – например, вице-премьер Ван Ян – причисляется к партийным реформаторам и даже «либералам». Кое-кто – например, куратор идеолого-теоретических изысканий Ван Хунин – скорее к «консерваторам». Но эти ярлыки мало что значат. Как станет ясно далее.
После Мао Цзэдуна и до Си Цзиньпина (1976–2012 годы) во главе КПК и КНР стояли Хуа Гофэн, Дэн Сяопин, Цзян Цзэминь, Ху Цзиньтао. (Были ещё Ху Яобан и Чжао Цзыян, но они рассматривались как люди Дэн Сяопина, который формально не занимал высших постов, оставаясь лишь заместителем. Тот же Дэн и отстранил Ху и Чжао за «буржуазную либерализацию».) Хуа Гофэн расправился с ортодоксальными маоистами из знаменитой Банды четырёх. Но пытался проводить тот же курс, только без «больших скачков» и массовых репрессий. Китай нуждался в другом, и вернувшийся из опалы Дэн быстро одолел Хуа.
В декабре 1978 года пленум ЦК КПК утвердил «политику реформ и открытости». Китайский НЭП был назван «социализмом с китайской спецификой». Началось с деревни: бригадный и семейный подряд покончил с колхозными «коммунами» и избавил страну от голода. В промышленность пришёл хозрасчёт, скооперировавшийся с массовым мелким ремеслом. Страна открылась иностранным инвестициям. Прибрежные регионы превращались в «свободные экономические зоны».
Освоение новых производственных и сбытовых технологий формировало коммерческий класс. Но китайская новая буржуазия держалась под жёстким партийным контролем. Недаром XIII съезд КПК 1987 года официально разрешил коммунистам заводить частные предприятия и нанимать работников. Возникла даже едкая шутка: «А не членам можно?»
Экономический подъём КНР впечатлял мир. Имя Дэн Сяопина превратилось в синоним мудрого успешного правителя. Кому-то показалось, что Китай демократизируется не только в хозяйственной части. 1978–1979 годы известны как «Пекинская весна». Было высочайше разрешено разоблачать ужасы недавнего прошлого (времён Банды четырёх), критиковать начальство (хуагофэновского призыва), собираться для дискуссий, вывешивать дацзыбао. Но уже летом 1980-го Дэн провёл жёсткую черту: право на собрания и дацзыбао были законодательно ограничены. Госбезопасность и полиция бдительно оберегали «китайскую специфику». А когда протесты против диктатуры КПК, массовой бедности и чиновного роскошества выхлестнулись на Тяньаньмэнь, в ход пошли армейские танки.
Заметим, кстати: протестовали студенты, рабочие, люмпены, даже мелкие госслужащие. Но не коммерсанты, не частные собственники. Рабочие активисты сбрасывали со стен портреты Мао Цзэдуна. А буржуазию режим КПК устраивал вполне.
«Теория Дэн Сяопина» стала упоминаться в уставе КПК. Но лишь «теория», а не «идеи», как у Мао Цзэдуна. Цзян Цзэминь (глава КПК и КНР с 1989-го по 2002-й) и Ху Цзиньтао (в 2002–2012-м ) не могли о таком мечтать. Они вообще были лишь «первыми среди равных». Дэн Сяопин завещал коллективное руководство. И регулярную, не реже раза в десять лет, замену первого лица. Дабы никогда больше не случалось террористического безумия, подобного «Культурной революции» Мао Цзэдуна. Когда даже статус высшего партийного чиновника не гарантировал от гэбистских пыток и хунвэйбинских избиений.
Это, кстати, испытал на себе тот же Си Цзиньпин. Его отца, вице-премьера КНР, обвинили в заговоре против Мао и арестовали. Семью сослали в глубинку. Юному Си приходилось жить в пещере и спать на кирпичах. Он хорошо знает, что получается, когда имя партийного вождя при жизни вписывается в устав. На эту его память рассчитывали партбоссы, передавая Си пост генерального секретаря ЦК КПК и председателя КНР. И наверное, он действительно ничего не забыл. В демонстративной заявке на возврат к единоличному правлению есть что-то от культа мести.
Мощным орудием генсека стала дисциплинарная комиссия ЦК
Оборотной стороной бурного экономического развития Китая стала системная коррупция. Партийно-государственный контроль над развитым рынком при больших финансовых резервах – лучшей коррупционной среды, наверное, нельзя придумать. Беспощадную войну взяточникам и расхитителям объявлял каждый съезд КПК и каждый пленум ЦК. За годы «реформ и открытости» по коррупционным обвинениям осуждены примерно миллион чиновников и бизнесменов. За годы правления Ху Цзиньтао и Си Цзиньпина расстреляны свыше 10 тысяч. Временами местная служба исполнения наказаний информирует об исчерпании лимита пуль, казни приходится откладывать. Это при том, что израсходованный патрон оплачивает семья казнённого (10 юаней, около 90 рублей) – рынок есть рынок.
Но Си Цзиньпин взялся как никто из предшественников. Не сказать, чтобы коррупция при нём заметно снизилась. Зато разгром реальных и потенциальных конкурентов совершён феерически. Как учил председатель Мао: «Огонь по штабам!»
В структуре ЦК КПК есть Центральная комиссия по проверке дисциплины. Характерно, что в нынешнем своём виде она существует с 1978 года, когда начались реформы (до того был обычный для компартий контрольный орган). Резкое расширение полномочий произошло при Ху Цзиньтао. При Си Цзиньпине комиссия вообще превратилась чуть не в верховное теневое правительство, вроде «Группы по делам Культурной революции», которой по доверенности Мао Цзэдуна командовала его жена Цзян Цин. Комиссия поставлена над государственным законом и партийным уставом. Государственные ведомства, комитеты КПК, карательные органы обязаны оказывать ей всемерное содействие. В том числе в арестах, допросах и физическом воздействии, которое тоже санкционировано.
За пятилетку Си через жернова дисциплинарной комиссии прошли 1 миллион 340 тысяч партийцев. Как правило, дело ограничивалось выговорами и взысканиями. Но почти 60 тысяч человек арестованы и привлечены к суду. Многим грозят серьёзные приговоры. Правящий класс КНР целенаправленно держится в страхе. И по вертикали, перед начальством, и по диагонали, перед всемогущей комиссией. (Это не говоря о страхе главном – перед низами, который сплачивает сильнее всего.) Креатив Си Цзиньпина – превращение Комиссии ЦК КПК по проверке дисциплины в инструмент своей личной политики.
Сразу после утверждения Си Цзиньпина генеральным секретарём КПК был назначен новый председатель комиссии. Вице-премьер Ван Цишань. По образованию историк, по профессии – финансовый менеджер. Многолетняя служба в нескольких госбанках дала Ван Цишаню бесценную информацию. Уж от него-то бессмысленно скрывать, где спрятаны деньги. Он и вёл пятилетнюю кампанию «против тигров и мух». По китайской привычке к поэтичной образности, «тиграми» назвали коррупционеров крупных – членов ЦК, министров, генералов. «Мухами» – мелких сельских взяточников, составляющих большинство привлечённых. И действительно, круто пошерстили и тех, и других. Ван Цишань сделался по факту вторым лицом иерархии, реально устрашающей фигурой. Что-то вроде «Кан Шэна наших дней», только без идеологической окраски.
Ожидалось, что XIX съезд отметит заслуги Ван Цишаня назначением в премьеры Госсовета КНР. Получилось, однако, иначе. Главой правительства остался Ли Кэцян. Ван Цишань не включён даже в новый состав ПК Политбюро. И оставил председательство в дисциплинарной комиссии. Там его сменил Чжао Лэцзи, прежде начальник орготдела ЦК, ранее секретарь провинциальных парторганизаций. Неброский исполнительный чиновник высшего ранга. Похожий на Си Цзиньпина прежних лет.
Почему такой оборот? Никто не спрашивает. Товарищу Си виднее. Не выясняют же у него, почему начальником Центрального бюро безопасности КПК остаётся пока его проверенный телохранитель генерал Ван Шаочжун.
Борьба с коррупцией помогла установить единовластие
Крупным политическим рубежом оказалось дело «Новой банды четырёх» – Чжоу Юнкана, Бо Силая, Лин Цзихуа, Сюй Цайхоу. Это – «тигры» из тигров. Первый был членом высшего синклита – Постоянного комитета, остальные трое – членами Политбюро. Бо Силай в своё время претендовал на посты генсека и председателя. Чжоу Юнкан рассчитывал стать при нём теневым верховным правителем, вроде второго Дэна.
Любопытно, что Бо Силай вовсю поднимал лозунги борьбы с коррупцией. Чжоу Юнкан считался её ярым преследователем. Оба оказались миллиардными взяточниками и расхитителями. Равно как и два их товарища. При этом «Новая банда четырёх» проповедовала ностальгический маоизм, государственный диктат, красный энтузиазм масс и коммунистический культ с революционными песнями. У аналитиков появлялись мысли, не защищает ли Си Цзиньпин реформы и открытость от консервативно-маоистской угрозы. Внешне на то было похоже. Реально едва ли. «Если и бывает в Политбюро борьба, то чисто личная», – писал Александр Солженицын о КПСС почти сорок лет назад. То же относится к современной КПК.
Противоречия между группировками, о которых сказано в начале статьи – это конкуренция номенклатурных кланов, а не политических программ. В принципе все они сходятся на продолжении курса Мао–Дэна, который обеспечивает безраздельную власть компартии. Китай консолидирован как централизованное государство, управляемое правящей номенклатурой. Создана вторая экономика мира. Развёрнута мощная внешняя экспансия.
Богдыханско-секретарский принцип «держать массы в повиновении» пока удаётся исполнять. Жёстко подавляются политическое и религиозное диссидентство, крестьянские и рабочие волнения. Чего же желать? Разве только передела власти. (Тем более, что уходят те, с кем не положено было спорить. Ветераны суровых времён, типа Цяо Ши.) На то и годится партийная борьба с коррупцией. Но тут уж кому повезёт. Ждали Чжоу и Бо, однако повезло Си.
Является ли антикоррупционная кампания Си Цзиньпина прикрытием борьбы за единоличную власть? Не только. Власти КНР столкнулась в последнее время примерно с теми же проблемами, что и власти РФ. Тучные годы миновали и в Кремле, и в Чжуннаньхае. «За ними другие приходят – они будут тоже трудны», – поётся в революционной песне из фильма о Шарикове и Швондере. Неуклонное сокращение ресурсов вынуждает регулировать разграбление. Урезать доступ, иначе не хватит никому и ни на что. Символично, что антикоррупционная волна Си Цзиньпина стартовала практически одновременно с «делом амазонок Сердюкова», открывшим российскую эру посадок министров и губернаторов. В этом плане тут действительно большая политика, ранжирование чиновных рядов.
Но такие вопросы решаются не быстро. А при определённых системах не решаются вообще. А вот дисциплинирование и обезличивание аппарата (РФ) или зачистка конкурирующих группировок (КНР) – это уже налицо. В китайском случае с более масштабными последствиями.
Ставка номенклатуры в трудные времена – единоличное правление
Но есть вещи, против которых бессилен полицейский пресс и пропагандистский вой. Фондовый обвал 2015 года по сей день отражается на мировой финансовой системе. Но сам он порождён непреодолимыми изъянами экономической системы. «Рассредоточенный дефолт» провинциальных и уездных властей. Пробуксовка промышленности. Всё это также следствия «теории Дэн Сяопина». Отражённой в партийной установке: рынок играет в экономике «решающую» роль, а КПК – «руководящую».
Восхищающее одних, умиляющее других «китайское чудо» держится на труде сотен миллионов людей за полсотни долларов в месяц. «Словно в Древнем Египте, – говорит тайваньский исследователь Леонард Вэй. – Верхушка во главе с фараоном купалась в роскоши, а миллионы безмолвных рабов воздвигали пирамиды. 0,4% жителей Китая контролируют 70% национальных богатств. Такого нет нигде в мире, и власти всерьёз опасаются бунтов. Достаточно искры, чтобы обитатели трущоб ринулись жечь богатые кварталы».
Об этом – главном – на съезде ничего не говорилось. Ни в докладе Си Цзиньпина, длившемся три с половиной часа. Ни в публичных выступлениях делегатов. Вероятно, обсуждалось в закрытом порядке. Быть может, с участием Ван Шаочжуна. Но не стоит напрасно гадать. Есть открытые и очевидные решения. Си Цзиньпин фактически провозглашён единоличным вождём правящей партии. Что это, если не ставка номенклатуры на древнейший метод сословного правления? Время наступает. Впереди серьёзные испытания на прочность. А ничего более креативного не придумывается.
Что ещё решил съезд, кроме возвеличения Си? Превратить китайское общество в среднезажиточное, ликвидировать бедность к 2021–2037 годам. Превратить китайское государство в ведущую сверхдержаву мира к 2050 году. Усилить торговую и финансовую экспансию, выделить на эти цели в текущий период $124 млрд. Конечно, о мировой гегемонии речь не ведётся. Это Мао Цзэдун прямо заявлял: «Мы должны покорить Земной шар. О том, как работать на Солнце, мы пока говорить не будем. Луна, Меркурий и другие планеты – это позже. Думается, товарищи, сейчас важнее всего наш Земной шар, где мы создаём мощную державу». Сейчас поскромнее: «КНР будет и впредь защищать мир во всём мире».
Российские комментаторы отмечают: Китай продолжает развиваться на основе консервативных марксистских идей. В Восточной Азии укрепляется мощное государство, выдвигающее для мира свой системный проект. Проект, надо сказать, далеко не новый. Хотя Си Цзиньпин рассуждает о «китайском социализме, исторической роли КПК, партии, армии и дисциплине» не иначе, как в «новую эпоху». Однако за всей новизной чётко просматривается идея Шан Яна из IV века до нашей эры: «Сильное государство означает слабый народ. Ослабление народа есть главная цель государства, идущего правильным путём».
Государство с тех пор старалось принципиально не меняться. Но народ развивается. И может не согласиться.
Никита Требейко, «В кризис.ру»