Недавний демарш российского Минфина в отношении МВФ получил неожиданное объяснение в выступлении Дмитрия Медведева. Сначала в крупным деловом издании, затем на инвестиционном форуме в Сочи премьер предупредил о наступлении «непростых времён». И о консолидации всех сил общества, государства и бизнеса, необходимой для их преодоления. В этой ситуации именно государство делает первый шаг навстречу. Точнее, обещает таковой.
Хроника минувшей недели демонстрирует определённую логику и последовательность. 25 сентября министр финансов выступает с критикой прогноза МВФ. 27-го публикуется программная статья Медведева о мерах по спасению отечественной экономики. В тот же день на Сочинском инвестфоруме глава правительства повторяет свои тезисы в более жёсткой форме. 28 сентября появляется информация об очередном падении нефтяных цен. Последнее мало что меняет, поскольку главное сказано.
Состоит же в том, что экономическая модель предыдущего десятилетия, основанная на экспорте природных ресурсов, показала свою изначальную несостоятельность. В результате на страну надвигается тяжёлая структурная перестройка, первым эффектом которой станет обвальное сокращение рабочих мест. «Кому-то — это может быть довольно значительная часть населения — придётся менять не только место работы, но и профессию, и место жительства» — судя по всему, Медведев рассматривает это как экстренный резерв, приостанавливающий соскальзывние в пропасть.
Взамен гражданам предлагается безграничная предпринимательская свобода. На манер «лихих девяностых», но в строгих рамках новых стандартов конкуренции и инвестиционных программ. Которые призваны упорядочить процесс перехода к новой экономической модели.
Очевидно, что урезание социалки и дотирования неэффективных производств уменьшит государственные расходы. Но даже такие меры не смогут остановить падение ВВП. Хотя бы из-за роста инфляции. Пока председатель Центробанка Эльвира Набиуллина рассчитывает удержать инфляцию на уровне 6%. Однако не стоит забывать, что особенностью инфляции в России является её немонетарный характер, то есть зависимость от тарифов естественных монополий. Опережающий рост тарифов — самостоятельный и реальный фактор торможения экономики, раскручивания инфляции, роста издержек и неконкурентоспособности частных российских производителей.
Скоро десять лет, как Россия объявлена «великой энергетической державой». Мало кто задумывался над этим оксюмороном. Страна может быть крупным поставщиком энергии, но при этом никак не «державой». Может быть великой, но никак не сырьевой. Процветание на нефтегазовом экспорте не бывает ни вечным, ни особенно продолжительным. Это очень быстро поняли в Саудовской Аравии — ещё 1970-x страна, владеющая четвертью мировых запасов нефти, приступила к промышленной диверсификации. Государственные программы стимулировали инфраструктурное строительство, создавали благоприятную среду для частных инвесторов. Были созданы мощные кредитные организации, обеспечивающие финансирование инновационных сфер. Особое внимание уделялось образованию, подготовке национальных кадров. В результате двадцатилетних усилий был обеспечен стабильный рост частного капитала в различных отраслях экономики.
Этот пример, однако, не вдохновлял властную элиту РФ. Даже несмотря на то, что демонстрировал прочность политической монополии. Избранный путь почивания на нефтедолларах представлялся менее напряжным. И лишь на пороге обвала премьер заговорил о крупных инфраструктурных проектах, комфортном предпринимательском климате и кредитно-налоговых льгот для бизнеса. Именно теперь, когда болезненность структурных перемен, по его же признанию, уже не удастся смягчить.
В сочинском выступлении Медведева сказано много правильных слов о радикальном ограничении госвмешательства в экономику и общественном контроле над государством, о максимальной экономической свободе и равноправной конкуренции. Но эти установки настолько самоочевидны, что неминуем вопрос: что мешало предпринять соответствующие меры прежде? Например, в годы, когда Дмитрий Медведев был первым лицом государства. Вопрос будет риторическим, поскольку ответ известен. Откуда берётся уверенность, что теперь могущественные силы в госаппарате, госкомпаниях, «естественных» монополиях согласятся на жёсткие самоограничения в общественных интересах?
Власть – по крайней мере, в лице главы правительства – ждёт понимания от общества и бизнеса. Ещё недавно это не составляло проблем. «Капитаны хозяйства» реально конкурировали за право первоочередного исполнения кремлёвских указаний. Теперь ситуация иная. С Потаниным, Керимовым, Дерипаской, Вексельбергом, десятками их братьев по классу предстоит договариваться. Скорей всего, это удастся – российский крупный капитал превыше всего ценит возможности сращивания с государством. Но этот фактор и является одним из ключевых в нынешнем механизме торможения. Предприниматели же иной категории – из которых тысячи оказались за решёткой, подчас в довольно жёстких условиях – не имеют причин доверять красивым словам и радужным обещаниям. Пока государство реально не отказалось от притязаний на монополизм, директивный контроль и произвол. А этого премьер в принципе даже не обещает. Пока что.