Иранские выборы раньше не были похожи на российские. Верховная власть принадлежит неизбираемой клерикально-карательной элите. Но депутатов и президента позволялось выбирать из крайних и умеренных исламистов. Теперь это стало опасно для режима. Игры в исламскую демократию кончены. Президентом был заранее утверждён консерватор-фундаменталист, участник хомейнистских репрессий, автор смертных приговоров. И словно эхом оглашена первая пятёрка думского списка «Единой России». Их выберут так же.
Президент Ирана – далеко не глава государства. Глава – рахбар, верховный руководитель. «В период великого сокрытия… управление обществом возлагается на справедливого, набожного, знакомого с требованиями времени, мужественного, рассудительного, обладающего умением управлять духовного лидера» – гласит статья 5 Конституции Исламской Республики Иран. «Великое сокрытие» – это период до прихода шиитского мессии. А до того вся полнота власти принадлежит рахбару.
Правительство и президент, силовые структуры и спецслужбы, парламент и суды, экономика и медиа, даже клерикальная иерархия управляются из канцелярии рахбара. Избирается рахбар не населением Ирана, а Советом экспертов. Это собрание ведущих шиитских богословов-правоведов, половину из которых назначает сам рахбар. Должность пожизненна. Первым рахбаром был аятолла Рухолла Хомейни – вождь исламской революции и основатель исламской республики. Второй – нынешний – аятолла Али Хосейни-Хаменеи.
Рахбар, его канцелярия и советы (экспертов, стражей конституции, политической целесообразности) – верхушка теократической диктатуры. Эти посты и структуры плотно контролируется самой консервативной частью правящей олигархии. Президент в этой системе глубоко вторичен. Главная его функция – выполнять указания рахбара. Нечто вроде председателя Совмина СССР при генсеке ЦК КПСС. С той разницей, что до последнего времени при избрании иранского президента допускалась определённая политическая конкуренция.
Программы и даже политика претендентов на этот пост заметно различались – в рамках хомейнизма, разумеется. В этом проявлялась своеобразная мудрость клерикальных правителей: надо выпускать пар, пусть бьются за президентство, не касаясь подлинной власти. И вот что характерно: обычно на президентских выборах исламистские «либералы» побеждали консерваторов. Ничего это всерьёз не меняло, власть духовенства и карательных органов оставалось незыблемой. Зато имитация некоего демократизма и реформизма в общем получалась.
Президентские выборы в Иране 18 июня 2021 года дали уникальные результаты. Впервые за четыре десятилетия исламской республики явка не дотянула до половины. Не помогло даже растягивание голосования до девятнадцати часов. На участки пришли менее 29 млн избирателей из почти 60 млн – 48,8%. При этом значительная часть голосовавших – подневольные бюджетники, доставленные к урнам административным ресурсом.
Не сказать, чтобы это был организованный бойкот. Но бойкот стихийный оказался более массовым, чем следование оппозиционным призывам. Десятки миллионов иранцев не видели смысла возиться с бюллетенями. Ибо на этот раз Совет стражей конституции жёстко зачистил список кандидатов. «Либералов-реформистов» в нём не было вообще. Тоже впервые.
Президентом избран главный судья государства Ибрагим (Эбрахим) Раиси. За него проголосовали 17,9 млн – почти 62%. На второе место вышел «господин никто»: более 3,7 млн признаны недействительными. Таким образом, почти 13% пришли голосовать только затем, чтобы отвергнуть всех властных кандидатов. Более 3,4 млн голосов (почти 12%) собрал генерал Мохсен Резайи. Бывший управляющий иранского Центробанка Абдольнасер Хеммати заручился поддержкой 2,4 млн – 8,3%. Почти миллион (3,4%) получил депутат парламента Амир-Хосейн Газизаде Хашеми.
Поначалу кандидатов было аж 592. Стражи конституции оставили семерых, из которых трое сняли кандидатуры (двое в пользу Раиси, один в пользу Хеммати). Из оставшихся только экс-центробанкир Хеммати считался не либерал-реформатором, но хотя бы относительно умеренным. Его партия «Лидеры строящегося Ирана» стоит на технократической платформе, проповедует прагматизм. Остальные претенденты известны фанатичным хомейнизмом. Двое из них – не только на словах.
Депутат Хашеми, представитель консервативно-исламистского Фронта устойчивости исламской революции, при Хомейни был ребёнком. В самые кровавые годы он не успел проявиться. Не то генерал Резайи – полтора десятилетия он командовал Корпусом стражей исламской революции (КСИР; «наши эсэсовцы» – с гордостью характеризовали эту структуру в окружении Хомейни). Участвовал в ирано-иракской войне и исламистском терроре. Считался самородком карательной службы. Именно Резайи командовал ликвидацией антихомейнистского подполья Форкан. На этих выборах он представлял партию Фронт сопротивления исламского Ирана – защита традиций хомейнистской революции, бдительное подавление врагов, непримиримость к примиренчеству, прекращение лишних дискуссий, преданное служение рахбару.
Но рахбар и его окружение всё же предпочли не Резайи, а Раиси. По единодушному теперь мнению экспертов (не только членов совета при рахбаре), он определён в преемники восьмидесятидвухлетнего Хосейни-Хаменеи. Не только потому, что шестидесятилетний главный судья на шесть лет моложе генерала.
Резайи с ранней юности участвовал в антишахском исламистском повстанчестве. Но родом из провинциальных кочевников, причём «неблагонадёжного» по режимным меркам племени бахтияров. По образованию он инженер и экономист. Прежде такое вполне бы проходило на президентство. Но не сейчас. В наше время правящие клерикалы требуют на высоких постах органичной связи с духовенством.
Раиси – иное дело. Его отец был шиитским проповедником, сам он окончил крупнейшее иранское медресе в священном городе Кум. Последовательно прошёл ступени шиитского клира (хотя подчас обвинялся в неправомерном присвоении религиозных титулов). Ныне позиционируется как аятолла. После прихода к власти Хомейни пошёл по юридической стезе. Служил в исламско-революционной прокуратуре нескольких городов. Отличился в жестокости. Обратил на себя внимание рахбара-основателя, получал указания лично от него.
Летом 1988 года Хомейни приказал казнить без суда большую группу политзаключённых. В основном это были антиклерикальные повстанцы-моджахедины, а также федаины, другие левые активисты и члены иранской компартии Туде. За то, что «моджахедины воюют с Аллахом, а левые и коммунисты отступили от ислама». В этой резне погибли, по разным подсчётам, от трёх до тридцати тысяч человек. Чаще всего говорится о десяти-двенадцати тысячах убитых, среди них сотни женщин. Протестовал даже аятолла Хосейн-Али Монтазери, считавшийся тогда преемником рахбара. Он просил Хомейни пощадить хотя бы матерей. Получил отказ и опалу, умер под домашним арестом.
Заведовала этим кошмаром специальная комиссия, прозванная «комитетом смерти». Председательствовал столичный прокурор Мортеза Эшраки. Заместителями были Мостафа Пурмохаммади и Ибрагим Раиси.
Палачество 1988-го стало карьерным трамплином Раиси. После смерти Хомейни и утверждения у власти Хосейни-Хаменеи он возглавлял прокуратуру Тегерана, Генеральную инспекцию судов, был первым заместителем главного судьи, генеральным прокурором Ирана, членом Совета экспертов, а с 2019 года – главным судьёй Ирана. Параллельно руководит мешхедским исламским фондом «Астан Кудс Разави» – управление священными гробницами и экономическими активами.
На всех постах Раиси являл собой самого последовательного «принципалиста» – так называют в Иране жёсткий исламский фундаментализм, крайнюю версию заветов Хомейни. На пятничных выборах представлял Ассоциацию воинствующего духовенства – главную структуру исламистского консерватизма. (Любопытно, что партия исламистских реформистов называется Ассоциация боевого духовенства – своего кандидата она на этот раз не имела.) Генеральный секретарь «воинствующих духовников» – Мостафа Пурмохаммади. Гордый своим участием в исполнении палаческого рахбарского приказа в 1988-м. Они поныне вместе, Раиси и Пурмохаммади.
Президентская программа Раиси не требует пространных комментариев. Во внутренней политике – полновластие духовенства, подавление протестных движений и очагов вольномыслия, допущенных в последние годы «разболтанности». В экономике – максимальная автаркия, «сопротивление санкциям». В быту и культуре – тотальная исламизация, сегрегация полов, строжайший контроль за соблюдением клерикальных предписаний, усиление цензуры, особенно в Интернете. В политике международной – жёсткое противостояние Израилю при декларативной готовности восстанавливать связи с Западом. Но трудно сказать, как это получится: с позапрошлого года Раиси числится в американском санкционном списке. Как участник политических репрессий и убийств, обвиняемый в преступлениях против человечности.
Вот такой политик был заранее определён в президенты. И предполагается в преемники реального главы государства.
Но четыре года назад Раиси уже участвовал в президентских выборах. И ему позволили проиграть «реформисту» Хасану Рухани. Вообще, из семи иранских президентов минувшего сорокалетия трое были умеренными реформистами (Али Акбар Хашеми-Рафсанджани, Мохаммад Хатами, Хасан Рухани), один и вовсе оппозиционером (Абольхасан Банисадр), один – исламистом-популистом (Махмуд Ахмадинежад) и только двое консерваторами (Мохаммад Али Раджаи, Али Хосейни-Хаменеи). Стоит заметить, что Раджаи и Хосейни-Хаменеи президентствовали давно, в 1980-х. С тех пор как бы плюрализм-либерализм на этом посту считался даже желательным. Лучше понести некоторый ущерб от не слишком значимого голосования, чем от боевой атаки.
Что же вдруг изменилось? Изменился Иран.
С конца 2019 года протесты стали беспрецедентно массовыми и яростными в истории исламской республики. Уличные сражения демонстрантов с карателями и «титушками». Гибель до полутора тысяч человек. «Враг не Америка, враг аятоллы!» Беспросветный экономический тупик, не столько из-за санкций, сколько из-за хозяйственной системы, подогнанной под нужды политического руководства. В тупике и внешние военные авантюры в Сирии, Ливане, Йемене. Раздоры в элите, стимулированные успешно проведённой ликвидацией генерала Сулеймани.
В таких условиях имитация демократизма представляется не просто дорогостоящей, но уже реально опасной. По меткому замечанию французского обозревателя, «исламская республика» превращается в «исламское государство». Выборные процедуры, и прежде не принципиальные для режима, вообще отодвигаются в сторону. Теократам не нужна народная легитимация. Рахбар это рахбар, сам себе избранник, а президент – производная функция. Избрание Раиси демонстративно проводилось как назначение.
Правящая группа намерена консолидировать систему власти. Проще говоря, привести страну к тотально-тюремному повиновению. Диктатом и насилием, ибо иной инструментарий исчерпан. Такого рода «нулевой час» наступает для всех диктатур. Иранские президентские выборы-2021 уложены в тот же ряд, что виселицы для журналиста Нимы Зама и спортсмена Навида Афкари, захват эмигранта-монархиста Джамшида Шармахда, другие карательные операции. Избирательная система преобразуется в филиал конвойной службы.
В очередной раз доказано: в таких режимах власть на выборах не меняется. Противоборство переходит на иные рельсы. И тут не вина повстанцев и подпольщиков, в данном случае иранских. Правовые пути перемен заблокировали не они.
В субботу Ибрагим Раиси получил поздравление от президента РФ. «Рассчитываю, что Ваша деятельность на высоком посту будет способствовать дальнейшему развитию конструктивного двустороннего сотрудничества на различных направлениях, а также партнерского взаимодействия в международных делах. Это в полной мере отвечает интересам российского и иранского народов, идёт в русле упрочения региональной безопасности и стабильности», – говорится в телеграмме Владимира Путина.
Расчёт вполне обоснован. Тегеран действительно выступает политическим партнёром и даже военным союзником Москвы. И не от случайного совпадения интересов в защите сирийской диктатуры Асада. Режимы сходны структурно и глубинно, сходны и проблемы с угрозами. Редко когда до такой степени «свой своему поневоле». Есть, правда, различие: идеологическая мотивация иранских исламистов гораздо искреннее и серьёзнее, чем российских духоскрепов. Но этот разрыв сокращают накачкой державного мракобесия. Уже и на конституционном уровне.
Репрессивность режима ИРИ на порядки превосходит РФ. Тут тоже стараются навёрстывать. В довольно спокойном темпе – ибо российские протесты пока гораздо слабее иранских. А вот характер и назначение выборов совершенно те же: демонстративное растаптывание, самоутверждение хозяев над поверженной оппозицией, издевательское приглашение к предательству. «Сущий праздник у нас в околотке»… Раньше иранская картина была выдержана пристойнее, теперь различие преодолено.
Отправив телеграмму Раиси, Путин продиктовал съезду «Единой России» первые пять номеров предвыборного списка. Министр обороны Сергей Шойгу, министр иностранных дел Сергей Лавров, главный врач больницы в Коммунарке Денис Проценко, сопредседатель «Общероссийского народного фронта» Елена Шмелёва, детский омбудсмен Анна Кузнецова. Видим и доверенного силовика, и публичного проводника имперской геополитики, и домостроевскую пропагандистку… Зато без председателя ЕР Дмитрия Медведева, без его правительственного преемника Михаила Мишустина. Политическое время «прикремлённых Рухани» кончилось.
Выборы президента Ирана, при всей ограниченности значения, всё же гораздо важнее выборов в Госдуму РФ. По иранским итогам можно с большой вероятностью вычислить преемника. Российские сентябрьские результаты сами по себе ничего значить не будут. Путин вообще едва ли думает о каком бы то ни было преемстве. Да и «совет экспертов» из соображений безопасности не склонен давать добро. Там другие ценности и заботы – всё больше по «экстремизму». Но Иран и Россия многому друг у друга учатся. На всех уровнях. Не только власти.
Роман Шанга, специально для «В кризис.ру»