Журнал «Профиль» выстроил рейтинг влиятельности чиновников экономического блока и руководителей экспертных групп в области социально-экономической политики. Задача для России достаточно нетривиальная. В любой, даже самой демократической стране далеко не все механизмы принятия решений прозрачны для широкой публики. Неформальные процедуры и взаимодействия играют не меньшую роль, чем формальные. Но в РФ, где публичная политика мертва, а политический класс (по крайней мере, в той части, которая не подверглась маргинализации) полностью поглощён чиновничеством, отсутствуют даже очевидные критерии определения влиятельности.
Интересно и в чём-то неожиданно, что первое место рейтинга занял вице-премьер и министр финансов Алексей Кудрин. Не «силовик». Человек, даже имеющий репутацию «либерала» — правда, скорее в экономическом, чем политическом смысле. С другой стороны, выходец из Петербурга, прошедший мэрию северной столицы в те же годы, что и нынешний премьер-министр.
Можно спорить, являлись ли революцией российские события начала 1990-х. Но как минимум один признак революционного развития проявился: фантастические карьеры, сделанные людьми, которые в прежней ситуации вряд ли могли бы пробраться на вершины власти (великий русско-американский социолог Питирим Сорокин когда-то сказал: «Революция – это сто тысяч вакансий»). Бывший заведующий лабораторией социалистического соревнования ленинградского Института социально-экономических проблем АН СССР – из их числа.
Едва ли не основной критерий влиятельности – успешное отстаивание расходной части бюджета от ведомственных притязаний. Следует признать, что это действительно очень непростая задача, впору вводить орден «За оборону казны». Двух степеней: второй – за защиту от разграбления, первой – за защиту от групп давления. Кудрин, несомненно, получил бы орден первой степени. Заслужил ли бы в России кто-нибудь вторую степень – вопрос сомнительный.
Несомненная заслуга Кудрина – выделение в бюджете части, независимой от нефтегазовых доходов. Вроде бы чисто счётная операция, но она позволяет более реалистично представлять финансовое положение государства и понимать степень нашей зависимости от «трубы». Влиятельность Алексея Кудрина, несомненно, повышает и его международная репутация.
Вместе с тем Минфин при Кудрине занял непомерно большое место в формировании социально-экономической политики. Пока министром экономического развития и торговли был Герман Греф, между ведомствами шло соперничество, с уходом Грефа в Сбербанк роль Минэкономразвития резко упала. И это плохо! Потому что сбалансированность бюджета – вещь чрезвычайно важная, но служебная. Она не может быть главной целью политики. Более того, параноидальное стремление кудринского Минфина выдать сокращение (относительное, естественное) бюджетных расходов за повышение их эффективности сплошь и рядом приводит к противоположным результатам. У многих сфер, особенно в «социалке», есть критические минимумы финансирования, занижение которых означает выбрасывание денег на ветер.
Конфликт Минфина с Минэком, прошедший сквозь оба постсоветских десятилетия, коренится ещё в советских временах. Тогда вторую после соответствующих парторганов роль в социально-экономической политике играл Госплан (российское министерство экономики было сформировано именно на основе его структур). Минфин был скорее всесоюзной бухгалтерией, бюджетно-финансовая политика в советской системе являлась фактором второстепенным. Российские реформы с их первоначальным упором на проблемы макроэкономической стабилизации и бюджетной сбалансированности изменили ситуацию. Кто был первым министром финансов в «гайдаровском правительстве»? Сам Егор Гайдар. А кто возглавлял министерство экономики? Андрей Нечаев…
Теперь, когда России приходится делать выбор между инерционным сценарием топливно-сырьевой специализации (а значит, неизбежным погружением в «третий мир») или провозглашёнными, но внятно не сформулированными «модернизации», консервативная политика Минфина резко усиливает шансы именно первого варианта.
Второе место разделили вице-премьеры Игорь Сечин и Сергей Иванов, давние соратники и сотрудники Владимира Путина. В отличие от Кудрина, особых достижений на постах, связанных с курированием экономических и технологических вопросов, не продемонстрировали. А вот проколы у них были вполне явные: у Сечина скандальный срыв сделки «Роснефти» с BP, у Иванова пресловутый ГЛОНАСС и хронический аврал с оборонным заказом. В таких условиях их второе место, быть может, свидетельствует даже о большей влиятельности и непотопляемости, нежели первое место Кудрина.
В заключение можно сказать, что рейтинг «Профиля» посылает нам два сигнала. Прямо как в анекдоте – хороший и плохой.
Хороший: профессионализм в нашей стране всё ещё что-то значит и может даже определять влиятельность в чиновной иерархии.
Плохой: личные связи по-прежнему играют как минимум не меньшую роль.
По состоянию нашей бюрократии мы всё еще находимся в досовременной эпохе – где-то веке в XVIII с его фаворитизмом.