Кругом к свободе

1989-й ― год польской победы. 30 лет назад пал коммунистический режим ПНР, к власти пришла «Солидарность». Каждый год Польша, Европа и мир отмечают июньскую дату: триумф демократической оппозиции на парламентских выборах. Но важные вехи прочерчивались и осенью и весной. Апрель1989-го ― это Круглый стол, диалог власти с обществом. Варшавский компромисс ради страны ставился в пример Москве. Но не пошёл нам впрок тогда, не идёт и теперь. Ибо на стол хронически нечего выложить. Да и не садятся за круглый стол с квадратными лицами.

Генерал и его генерал

Господствующие классы добровольно власть не отдают. Правящие коммунисты Польши соглашались на диалог с оппозицией отнюдь не по доброте душевной. Года не прошло, как каратели ЗОМО (милицейское спецподразделение прозвали в народе «бьющее сердце партии») избивали забастовщиков. Министр внутренних дел Чеслав Кищак (его называли проще: генерал-убийца) грозил народу вернуть военное положение. Типа, может повторить. Но оказалось: не может.

Поляки многому научились в сопротивлении 1980-х. Ушли наивные иллюзии, пришёл жёсткий опыт. Немногие верили в демократическое обновление социализма, как на заре «Солидарности» в 1980-м. Никто уже не верил в примирение народа с правящей компартией ПОРП. С грустью разуверились многие поляки в Народном Войске Польском ― номенклатурные армейские генералы мало отличались от партаппаратчиков или генералов-гэбистов. Зато миллионы людей в совершенстве освоили мощные орудия гражданского неповиновения: забастовку, демонстрацию, бойкот властей. Подпольная система «Солидарности» была отлично организована и дисциплинирована. Она принципиально не применяла насилия, кроме ограниченной самообороны: бастующие рабочие и митингующие студенты учились отбиваться от зомовцев.

К 1988 году правящий режим ПНР исчерпал все средства самосохранения, кроме тотального насилия. Репрессии и тайные убийства чередовались с обещаниями демократизации, лагеря интернирования ― с «общественными дискуссиями», пропагандистская травля оппозиции ― с приглашениями «поговорить как поляки с поляками», директивное администрирование и военные комиссары на заводах ― с квазирыночными финансовыми манёврами. Результаты получились однозначными и закономерными: массовая бедность, дефициты, падение производства, обесценивание злотого, всеобщее презрение и ненависть ко всему, сколько-нибудь связанному с номенклатурой ПОРП.

Дистанцироваться от партии был не прочь даже её глава. В чём генерал Войцех Ярузельский сумел добиться успеха, так это в концентрации своей личной власти. Он являлся первым секретарём ЦК, контролировал армейское командование, председательствовал в Госсовете. Кровавая провокация 1984-го ― зверское убийство офицерами госбезопасности капеллана «Солидарности» о. Ежи Попелушко ― позволила Ярузельскому зачистить партийное руководство. Были изгнаны из политики лидеры сталинистского «бетона» ― куратор карательных органов Мирослав Милевский, куратор партаппарата Тадеуш Грабский, начальник госбезопасности Богуслав Стахура. Влюбился в американку и уехал в США куратор идеологии Стефан Ольшовский. Отправился послом к Каддафи партийный «спецрабочий» Альбин Сивак.

Вокруг Ярузельского сгруппировались близкие ему номенклатурные прагматики ― генералы Чеслав Кищак, Флориан Сивицкий и Михал Янишевский, партаппаратчики Мечислав Раковский, Казимеж Барциковский и Мариан Ожеховский, дипломаты Юзеф Чирек и Станислав Чосек, экономист Збигнев Месснер, комсомолец-общественник Александр Квасьневский, новый казённый профсоюзник Альфред Медович. Костяк группировки в составе Ярузельского, Кищака, Сивицкого, Янишевского, Барциковского и Раковского поляки называли «Директорией». Клика генеральских адъютантов и доверенных по факту стояла выше Политбюро, не говоря о Совмине.

Эти «эффективные менеджеры» тоже были замазаны в преступлениях военного положения, экономических провалах, наглой лжи и подлой травле. Но они всё же отличались имиджем от откровенных палачей типа Милевского и Стахуры (впрочем, к расстрелам рабочих в декабря 1970-го и декабре 1981-го был причастен сам Ярузельский). А главное, были далеки от «бетонного» догматизма в духе Грабского или Ольшовского. С такой командой Ярузельский мог приветствовать советскую Перестройку и объявлять себя пламенным сторонником Михаила Горбачёва.

Но именно такое позиционирование летом 1988-го сковало руки Кищаку. ПОРП располагала достаточно мощной машиной подавления. Ценой большой крови режим, возможно, продержался бы ещё пару лет ― будь на то соизволение из Москвы, как в начале 1980-х. Однако в конце десятилетия его не было. Брежнев без вопросов прикрывал зомовских костоломов. Горбачёв таких вещей не любил.

Догнать и пробудить Леха

Весеннюю забастовочную волну ещё удалось подавить. Но в августе-сентябре это оказалось невозможно. Исключался и подкуп, ибо забастовщики не просили ни денег, ни продуктов. Металлурги Сталёва-Воли, шахтёры Силезии, корабелы Балтийского побережья, машиностроители Варшавы, текстильщики Лодзи, пролетарии всей Польши требовали одного: легализовать «Солидарность». За свой профсоюз поднялись твёрдо и стояли до конца.

Ярузельский в решающие дни вдруг шагнул куда-то в тень. Ясновельможного пана стало не видно, не слышно. В центральную фигуру и движущую пружину ПОРП превратился Кищак. В двадцатых числах августа генералу пришлось, забыв только что произнесённые угрозы, побегать за Лехом Валенсой. Наконец он застал его на полуконспиративной квартире. И упросил согласиться на переговоры. Гарантировав уступки властей. Всё, что угодно, ― только не всеобщая забастовка. Которая день за днём, час за часом охватывала страну.

Формально Лех Валенса на тот момент был частным лицом. Просто «великим электриком». Не более того. Но Кищак знал, с кем общаться. Нелегальная ещё на тот момент «Солидарность» подтвердила председательские полномочия Валенсы. Но даже не это главное. «Если вы армия, генерал к вашим услугам», ― говорил Лех перед безбрежной толпой на Гданьской судоверфи. Его популярность в Польше была колоссальна. Валенса действительно мог решать за миллионы людей и выступать от их имени.

А решение предстояло серьёзное. Ведь Кищак, разыгрывая дружелюбие и доверительность («Вы не представляете, как нам трудно с этим тупым бетоном!»), предлагал всего лишь поговорить. И за будущий разговор ― который как ещё пойдёт и к чему приведёт ― требовалось прекратить забастовки. Здесь и сейчас, конкретно. Дать властям передышку. Позволить собраться с силами. Демобилизовать рабочую армию, которая уже начала побеждать.

Но Валенса решил: да. Никто другой не смог бы убедить забастовщиков. Ему удалось. Он гарантировал, что добьётся нужного. Рабочие поверили, что их лидер одолеет ненавистного Кищака. Ибо пан Чеслав был всего лишь хитроумен и жесток. Тогда как пан Лех умел предвидеть завтрашний день.

Такая вот получилась Магдаленка

Никто ещё даже не говорил о публичном Круглом столе. Первые переговоры 1988-го начались тайно, без прессы и общественности. Сначала министр Кищак принимал гостей в Варшаве на вилле «Заврат», затем, 16 сентября пригласил их на дачу МВД в столичном пригороде Магдаленка.

Представителей «Солидарности» возглавляли Валенса и диссидент-организатор Адам Михник. Они являли собой интересное сочетание: поляк, рабочий, ревностный католик-консерватор ― и еврей, гуманитарий-журналист, убеждённый социалист из марксистского кружка. Но оба непримиримые антикоммунисты, яростные враги номенклатуры. И оба реальные политики, мастера манёвра и интриги. Только такие и годились в Магдаленку.

Всего на переговорах «Солидарность» представляли 17 человек. Среди них будущий первый посткоммунистический премьер Польши Тадеуш Мазовецкий и будущий польский президент Лех Качиньский, радикальный антикоммунист и пламенный социал-демократ Збигнев Буяк (в 2014 году он стал соучредителем Гражданского комитета солидарности с Украиной) и легенда польской «Солидарности», один из её основателей и самых ярких участников Яцек Куронь.

Противоположную сторону представляли 22 человека. Вторым после генерала лицом делегации был Станислав Чосек. Он активно проталкивал идею введения института президентства, ратовал за легализацию «Солидарности» и допущение оппозиции к выборам. В дальнейшем эту его роль не забыли. Он был назначен послом в Россию, где выступал посредником между Валенсой и Ельциным. Из всех представителей режима в Магдаленке лишь один не являлся членом ПОРП ― Ян Яновский представлял ручную Демократическую партию. Вскоре он стал министром Управления технического и технического прогресса и реализации в правительстве Мазовецкого.

Однако, по сути, Кищак рулил в одиночку. Ярузельский наделил его экстремальными полномочиями. Остальные, в том числе ещё один будущий польский президент, Александр Квасьневский, выступали статистами.

Что очень важно, диалог скреплялся посредничеством католического епископата. Негласным гарантом выступал заведующий публичными связями костёла аббат Алоизий Оршулик. С благословения самого предстоятеля, кардинала Юзефа Глемпа. Вместе с ним сторону церкви представляли архиепископ Бронислав Домбровский из Конференции польских католических епископов, и епископ Гданьский. Тадеуш Гокловский, давно и активно поддерживающий «Солидарность». Генерал Кищак не раз лично отдавал приказы о расправах с непокорными ксендзами. Но тут ему пришлось идти на поклон к костёлу.

Посидели в Магдаленке славно. Никаких процедур и формальностей, скучных докладов и прений. Зато с удовольствием фотографировались. Для истории сохранились занимательные кадры: Кищак и Валенса проникновенно жмут друг другу руки, Михник чокается с чинами МВД… Улыбаются во все сорок четыре зуба. «Да мы же все поляки! Да что ж мы раньше-то?!» В этой атмосфере и пришла идея Круглого стола. Уже официального, торжественного, под фанфары. Как всё это похоже на хрустальные мечты некоторых видных деятелей современной российской оппозиции! Чем они хуже? Ведь всё при них. Кроме миллионов бесстрашных рабочих.

Много о чём поговорили серьёзные люди в милицейском особняке Магдаленки. «Сговор с бокалами в руках», ― называла это событие многолетняя диссидентка-подпольщица Ядвига Хмелевская. Пани Ядвига уверена: магдаленковские решения, принятые за спиной рабочих, по сей день определяют польскую жизнь. «Власть договорённостей и знакомств». Хотя Кищак уже мёртв, а 75-летний Валенса, нобелиат и экс-президент, снова частное лицо. Он переругался почти со всеми соратниками, со скандалом вышел из «Солидарности». Стал добрым приятелем другого частного лица, ныне покойного Войцеха Ярузельского. И он по-прежнему уверен: так было надо. Пусть сговор. Но «Солидарность» победила без крови и разрухи.

Не к столу будь сказано

Нельзя сказать, чтобы Круглый стол приветствовался всей страной. Очень многие в «Солидарности» соглашались с Ядвигой Хмелевской. Против были самые заслуженные ветераны освободительной борьбы. Гданьский инженер Анджей Гвязда с женой Иоанной. Щецинский пожарный Мариан Юрчик. Варшавский металлург Северин Яворский (он ещё в 1981-м обещал оторвать Валенсе голову за шашни с Ярузельским). Из американской эмиграции прислал своё осуждение катовицкий слесарь Анджей Розплоховский. Холодно воспринял столы с коммунистами быдгощский инженер Ян Рулевский.

Чета Гвязда были левыми социалистами, Юрчик ― пламенным католиком-националистом, Яворский и Розплоховский ― консервативными демохристианами, Рулевский ― правым либералом. Но все сошлись на одном: нельзя сговариваться с ПОРП, когда рабочие настроились её свергать. «Это есть наш последний» ― так решили поляки к весне 1989-го, и быть по сему! Потребовался весь неимоверный авторитет Валенсы, чтобы снова затормозить волну.

Отнюдь не гладко шла за Круглый стол и другая сторона. Зарычал партийный «бетон», вся орава «панов Шматяков» (так называли типичного номенклатурщика ПОРП, злобного, тупого и жадного). Дескать, какого чёрта?! Пока ЗОМО выполняет приказы, с врагами коммунизма «надо не говорить, а стрелять!» В кровавом декабре 1970-го эти слова секретаря ЦК Зенона Клишко стали руководством к действию для министра обороны Войцеха Ярузельского. Но теперь Ярузельский сам был первым секретарём, министр обороны Сивицкий ― его полным единомышленником, а Клишко пребывал в позорной отставке. К тому же в стране знали, что при Пилсудском молодой коммунист Зенон получил медицинскую справку о патологическом слабоумии.

В ЦК ПОРП «паны Шматяки» консолидировались вокруг начальника армейского политуправления Юзефа Барылы и вице-председателя сейма Тадеуша Порембского (вскоре он был исключён из ЦК). На январском пленуме 1989-го они попытались дать бо й «соглашательскому» руководству. И собрали большинство: ведь ЦК состоял в основном из воеводских аппаратчиков грабского толка. Вроде Януша Кубасевича, первого секретаря варшавского комитета ПОРП.

Но генералы-магнаты легко подавили этот бунт перепуганного дворянства. «Директория» мигом показала, насколько она сильнее всех и всяческих цекистов. Достаточно было Ярузельскому, Кищаку и Сивицкому пригрозить своей отставкой, и секретари тотчас сделались тише воды ниже травы. Остаться без армии и МВД один на один с пролетариями! Ничего страшнее коммунистические начальники представить не могли.

Продвинутые выиграли пленум. Им казалось, что они вообще выигрывают. Но, если вдуматься, правы-то оказались не хитромудрые Кищак с Ярузельским, а туповатые Грабский с Барылой. «Шматяки» ведь предупреждали: раз уступишь ― потеряешь всё, и никакие генеральские манёвры ничего не спасут. Так в принципе и получилось. Другое дело, что и «бетон» с его дубьём и свинцом был обречён по-любому. Но тогда гораздо хуже пришлось бы всей стране.

Долгое застолье

И вот, 30 лет назад, в канцелярской резиденции Совета министров Польской Народной Республики во Дворце губернатора с 6 февраля открылся Круглый стол. Собрались делегации ПОРП и правительства, официального Всепольского соглашения профсоюзов (ВСПС) и Гражданского комитета формально ещё не легализованной «Солидарности». А также посредники ― представители католического и протестантского духовенства. Предстояло выработать компромиссный план социально-политических и экономических реформ. Без зомовских побоищ и пролетарских забастовок.

Главными фигурами процесса оставались Лех Валенса и Чеслав Кищак. Войцех Ярузельский вновь отодвинулся в сторону ― это выглядело резонно, поскольку его личная политическая судьба являлась пунктом повестки. Вежливый человек не давил своим присутствием. На первый же план в заседаниях выдвинулись даже не столько политические лидеры, сколько эксперты и делопроизводители. От «Солидарности» ― Михник, братья Качиньские, католический общественник Тадеуш Мазовецкий. От ПОРП ― Чосек и молодой, да ранний Квасьневский.

Вообще, этот Круглый стол оказался рассадником политической и экономической элиты. Из-за него вышли три президента Третьей Польской Республики, пять премьер-министров, четыре вице-премьера, шесть маршалов и вице-спикеров Сейма и Сената, 75 министров и заместителей министров, около сотни парламентариев, а также председателей Верховного суда и трибуналов, не говоря о редакторах газет.

Стал министром труда и социальной политики Яцек Куронь. Причём в самые тяжёлые годы становления посткоммунистической Польши. Неисправимый идеалист-демократ, он верил в то, что ведёт страну к новому, «не имеющему прецедентов в истории» строю. Основанному на рабочей солидарности и низовом самоуправлении. Верил, что в Польше воцарятся свобода, справедливость и всеобщее братство… Он продолжал верить в это, даже когда в начале 1990-х боролся с бедностью и безработицей, создавал общественное движение помощи голодающим, разливал суп в бесплатных общественных столовых. Лишь в конце жизни позволил себе усомниться, стоило ли становиться министром: «Моё правительство помогло людям принять капитализм». Не об этом он мечтал, садясь за Круглый стол.

Зато стол полностью оправдал ожидания другого ветерана-диссидента, Адама Михника. Либеральные реформы превратили его в процветающего медиа-магната.

Всего же в Круглом столе участвовало 717 человек. Заседали долго и основательно ― до 5 апреля. Прошло около сотни совещаний ― в группах, подгруппах, рабочих группах. Решали вопросы политики и экономики, жилья и экологии, сельского хозяйства и медицины, заработной платы и технического прогресса…

Но первое и главное решение Круглого стола: «Солидарность» получала легальный статус. Всё прочее после этого можно было не обсуждать, но никто ещё не понимал. Добиться удалось с трудом. ПОРП сравнительно легко соглашалась на легализацию партий и газет, но долго и упорно стояла на принципе «одно предприятие ― один профсоюз». При такой позиции все переговоры теряли всякий смысл. Понимая это, Кищак решился отступить. В конце концов, с легальными проще решать вопросы. Нелегальные же ударят забастовкой. Уже неостановимо всеобщей.

На 4 июня назначались выборы по новой парламентской системе. Две трети законодательного Сейма резервировались за ПОРП и двумя аффилированными партиями («крестьянской» и «интеллигентской»). Создавался законосовещательный Сенат. Поскольку обязательных решений он не принимал, эта палата избиралась свободно. К выборам в Сейм и Сенат допускались кандидатуры «Солидарности». Разрешались оппозиционные СМИ.

Учреждался новый институт президентства. Единоличный глава государства наделялся широкими полномочиями. Только ему подчинялись силовые структуры и дипломатическое ведомство, перед ним отчитывались руководители МВД, Минобороны, генштаба и МИДа. Президентский пост на пять лет (а там посмотрим) сохранялся за генералом Ярузельским. Соответственно, генералы Кищак и Сивицкий не сомневались в собственном будущем. Им представлялось, что уже этим Круглый стол оправдал себя. В самом деле: президента должен избирать Сейм, этот Сейм ещё не избран, а президент уже известен. И кто-то говорит об ослаблении власти номенклатуры?

Круглый стол декларировал и концепцию экономических преобразований. Но на этот счёт заявления были весьма расплывчаты, без конкретики, сроков и цифр. Только общие рассуждения об эффективном рынке и гарантированной социалке. Как оно будет реально выглядеть, оставалось на усмотрение будущему послевыборному правительству. С большой вероятностью можно предположить, что Ярузельский и его сподвижники готовили резкое повышение цен, ограничения зарплат, номенклатурную приватизацию параллельно с усилением госкомпаний. Предстояли и массовые увольнения (сбережение злотых начальства сочеталось в этом с начальственной местью рабочим). Во всяком случае, политика последних правительств ПОРП в 1980-х и первых правительств пост-ПОРП в 1990―2000-х была именно такова. Но по идее Круглого стола, ответственность за социально-экономический прессинг народа ПОРП делила с «Солидарностью».

Не ждали

Предвыборная кампания к 4 июня шла в атмосфере гротескной неадекватности. Кищак ломал голову: что делать? Ведь народ так благодарен ПОРП, что совершенно отвернулся от «Солидарности». Их же никого не изберут, а нужен хотя бы десяток оппозиционных депутатов! Как же быть? Похоже, властям придётся пойти на фальсификации в пользу оппозиции…

Очень тревожился и Валенса: что делать? Ну, допустим, выберут десяток наших. Хорошо, пусть два десятка! И что они там смогут? Выйдет стыд один, сплошная дискредитация оппозиции…

Голосование 4 июня 1989 года повергло в шок весь политический корпус Польши. В Сенате «Солидарность» получила 99 мест из 100 (одно место случайно досталось беспартийному фермеру Генрику Стоклосе). В Сейме, где по договорённости, ПОРП выторговала для себя две трети мест, «Солидарности» досталось 161. Был забаллотирован весь центральный состав компартии (за одним случайным исключением). Ещё 10 мест получила ассоциация католической интеллигенции ПАКС (в неё входил Тадеуш Мазовецкий), 8 ― Христианская общественная ассоциация, 5 ― Польский католико-общественный союз. Сокрушительная победа «Солидарности». Разгромный крах ПОРП.

Над этим уроком польского тоже не мешает поразмыслить оппозиции российской. Во всяком случае, тем её деятелям, которые искренне боятся, что настоящие выборы оставят у власти едроссов и добавят к ним стрелковых.

Как мёртвому приПОРПки

Ярузельский держался с видом мудреца, коему не подобает пускаться в суетные объяснения. Кищак быстро взял себя в руки и отдал необходимые распоряжения ближайшим подчинённым. Главный комендант милиции генерал Зенон Тшциньский протаскивал по улицам угрюмый строй зомовцев и приставал к рабочим: мол, все проблемы надо решать вместе с партией. Начальник Службы госбезопасности (в ПНР структура СБ входила в систему МВД) полковник Ежи Карпач занялся более интеллектуальной деятельностью. Доверенные офицеры СБ приступили к сожжению архивов.

Любопытно, что в новой Польше отставной чекист Карпач стал юрисконсультом по жилищному праву. Его профессиональная репутация, надо признать, высока. И все знают: пан Ежи ведёт дела только богатых клиентов. Людей с улицы не принимает. Александр Бортников наверняка его поймёт ― «новое дворянство» же. Но это к слову.

Случилось в те дни символичное. На автобусной остановке был найден мёртвым католический священник о. Сильвестр Зых. Последователь Ежи Попелушко, капеллан Конфедерации независимой Польши и Вооружённых сил польского подполья, заключённый военного положения. Его забили насмерть «неизвестные лица» ― давний псевдоним киллерских групп СБ. Последняя жертва польского коммунизма. Последний мученик польского сопротивления. Последняя конвульсия озверелого отчаяния.

Решения Круглого стола вроде бы претворялись в жизнь. Парламент избрали. Партийная квота Сейма вотировала президентство Ярузельского. Премьер-министром 2 августа утвердили Кищака. Как ничего не случилось. Но ― случилось, и делать вид, будто за апрельским столом решили на пять лет, было уже невозможно.

Страна бурлила. Говорилось громко и открыто: выборы всё изменили, программа Круглого стола безнадёжно устарела. Кищак не мог сформировать кабинет ― никто не шёл к нему в министры. Возбудились даже «приПОРПовские» партии. Руководители «объединённых крестьян» и «демократов» вдруг заявили, будто давно собирались сказать коммунистам, что о них думают. И вот, наконец, нашли время и место. Как в еврейском анекдоте.

24 августа 1989-го свершилось историческое: впервые за четыре десятилетия в Восточной Европе было сформировано некоммунистическое правительство. (Румынский диктатор Чаушеску призвал свергнуть его оружием Варшавского договора, но вскоре сам погиб от оружия своих же солдат.) Премьер-министром ПНР стал Тадеуш Мазовецкий. Большинство министерских постов заняли руководящие активисты и эксперты «Солидарности». Когда это правительство приступило к жёсткой экономической реформе, знаменитой «шоковой терапии», бастовать поляки не стали. Ибо теперь поверили.

В январе 1990-го новый первый секретарь ЦК ПОРП Мечислав Раковский (Ярузельский успел оттуда соскочить) произнёс на партсъезде: «Вынести знамя». Польская компартия срочно перекрашивалась в «социал-демократическую» ― на деле оставаясь формацией чиновников и отставников глухой обороны. Но уже без претензий на высшую власть. Весной 1990-го местные выборы, проведённые по инициативе Валенсы, снесли «шматяков» в воеводствах. В октябре того же года Ярузельский, дабы не казаться смешным, ушёл из президентов. На выборах победил Валенса. Ещё через год переизбрали Сейм. Стол закруглялся.

Что есть Третья Речь Посполитая ― свободная Польша или государство сговора классовых элит? Где она создана ― на рабочем митинге или на пьянке в Магдаленке? Был ли Круглый стол разумным и достойным общенациональным компромиссом ― или продолжением магдаленковской интриги? Позволившей номенклатурным преступникам ускользнуть от возмездия. Споры об этом продолжаются и вряд ли когда закончатся. Бесспорно другое: не было бы стола, ни круглого, ни иного ― если бы сопротивление на заводе и на улице не заставило за стол сесть.

Кстати, в современной Польше есть профсоюзы, и среди них «Солидарность», а вот олигархов нет.

Посиделки по-русски

Три десятилетия назад понятие «круглый стол» стало очень популярно в советской перестроечной общественности. Демократические интеллектуалы даже удивлялись непонятливости Михаила Сергеевича. Что же он не садится? С мебелью что ли в Политбюро проблемы?

Суть вопроса понимали радикальные антисоветчики. В феврале 1989-го близ Юрмалы состоялся II съезд Демократического Союза. Помимо прочих документов, было принято и отправлено в Польшу поздравительное обращение к «Солидарности». Июньская победа маячила вдалеке. А дээсовцы уже поздравляли польских борцов за нашу и вашу свободу. Тоже предвидение.

О Магдаленке, откровенно говоря, даже в Польше тогда толком мало кто знал. Тем более в Советском Союзе. Судить, сколь правильно поступает «Солидарность», дээсовцы вообще не брались. Как говорится, сперва добейся. Но одно было понятно: в СССР ни о каких столах говорить не приходится. Не то соотношение сил. Номенклатура КПСС не видит нужды в переговорах и компромиссах. Рассуждения на такие темы бессмысленны. И даже вредны, потому как отвлекают от дела.

Ситуация, однако, менялась. Выборы 26 марта сбили спесь с аппарата КПСС. 11 июля на режим обрушился ещё более мощный удар шахтёрских забастовок. В стране появилась и организованная оппозиция, и рабочее движение. Но они не объединились структурно. По отдельности же номенклатура оставалась сильнее. А сильные к себе за стол тех, кто слабее, не позовут.

Весной 1991 года обстановка была уже иной. «Демократическая Россия» ставила на свержение КПСС. С 1 марта шахтёрская забастовка шла под политическими лозунгами. Тут и там шахтёров поддерживали предприятия других отраслей (в Ленинграде на грани политической стачки находился аж Кировский завод). Кузбасский горняк Анатолий Малыхин под бурные овации выступал перед Верховным Советом.

По историческому совпадению, снова наступил апрель. В Россию приехал Владимир Буковский. Вспоминал он потом, как ясна и честна была картина того апреля, 28 лет назад. По его убеждению, народ был готов к восстанию. История России могла повернуть иначе. Но подвели… круглые, мечтавшие посидеть за столом с властью. Ещё наезжали на Буковского: мол, тянете в хаос.

Советская верхушка сыграла-таки в «круглый стол». Хотя какой там стол, куда там круглый. Горбачёв не пошёл на переговоры ни с «ДемРоссией», ни с другими республиканскими движениями, ни даже с шахтёрами (с ними, правда, общалось союзное правительство, но лишь по частным хозяйственным вопросам и то бестолку). Генсек-президент пригласил на госдачу в Ново-Огарёво глав союзных республик. То есть, госчиновников с амбициями.

Из пятнадцати откликнулись девять. В их числе Борис Ельцин ― председатель Верховного Совета РСФСР и по совместительству лидер демократической России. Это стоило Борису Николаевичу доверия шахтёров. Они ведь бастовали против Горбачёва в поддержку Ельцина. И вдруг ― соглашение о сотрудничестве, обмен первомайскими телеграммами…

А чего стоила повестка дня на ново-огарёвском столе. Новый Союзный договор. Проще говоря, перераспределение власти между Кремлём главным и кремлями остальными. Нудный торг продолжался четыре месяца. Временами комментаторы вспоминали польский Круглый стол ― слышали звон. Пока бодяга не кончилась путчем ГКЧП. Дальше не до этого стало. Но апрельская ясность была упущена. Итого ― ни стола, ни восстания.

Последний всплеск круглостольных иллюзий наблюдался лет семь назад. Рубеж 2011―2012. Лидеры «протеста креаклов» удостоились встречи ― надо же! ― с Дмитрием Медведевым. И чего только опять не вообразили. Однако довольно скоро тэйбл приподнялся и ударил в фэйс. На Болотной 6 мая.

До следующего раза? Или к следующему подучим польский? Поймём, что главное не за стол сесть, а со стула встать?

Никита Требейко, «В кризис.ру»