В Варшаве скончался Генрик Вуец – польский профсоюзный диссидент и либеральный политик, депутат и президентский советник. В 1970-х Вуец был активистом антикоммунистического подполья, в 1980-х состоял в руководстве великого профсоюза «Солидарность». В новой Польше стал крупным политическим деятелем. И на всех исторических поворотах, оставался высоким моральным авторитетом.
«Спокойный, трудолюбивый и добрый. Открытый, мудрый и храбрый, – вспоминают поляки ушедшего соотечественника. – очень будет не хватать Генрика в трудные времена». Запись в Twitter сделал премьер-министр Матеуш Моравецкий: «Он стоял на стороне простых людей, граждан и рабочих, против машины тоталитарного государства. Да упокоится с миром».
Генрик Вуец родился 25 декабря 1940 года в крестьянской семье из Люблинского воеводства. Его деревня Подляшье – типичный очаг польского крестьянского этоса, оплот национальной традиции и католического консерватизма. Его родные, его односельчане – вековечная паства Папы Иоанна Павла II и отца-мученика Ежи Попелушко. На всю жизнь Генрик Вуец сохранил эту закваску. Но польская родина и вера были спаяны в его сознании с повстанческой освободительной традицией. С бойцами Костюшко, Пужака и Варшавского восстания, с героизмом антинацистких подпольщиков и антикоммунистических партизан.
Раннее детство Вуеца пришлось на войну и нацистский геноцид. В школу он пошёл уже при коммунистической диктатуре. Правящая компартия ПОРП, как положено марксистам, увлекалась индустриализацией. Что ни говори, такая политика создавала новые «социальные лифты». Крестьянский парень Генрик окончил физический факультет Варшавского университета, потом аспирантуру Политехнического университета. Работал инженером на электротехническом заводе. Показывал систематические производственные успехи. Мог бы сделать неплохую карьеру технократа. Но выбрал иной путь. Впрочем, даже не выбирал – никакого другого не видел.
В 1962 году Генрик Вуец вступил в варшавский Клуб католической интеллигенции (КИК). Эта структура была создана в 1956-м на волне «гомулковской оттепели». Коммунистическое государство кое в чём уступило давлению общества. Власти снизили масштаб репрессий, отказались от коллективизации, постарались разойтись краями с костёлом на принципах вооружённого нейтралитета. Политическая оппозиция, конечно, преследовалась. Но если ограничиваться внутренними дискуссиями и культивированием духовных традиций, как в КИК, на это смотрели спокойнее.
Однако Вуеца спокойствие как раз не устраивало. Он клонился к более радикальному диссидентству. Если что его и притормаживало, так это марксистско-социалистическая идеология большинства польских диссидентов. Но в 1976 году из-за повышения цен взбунтовались рабочие варшавских, радомских и плоцких заводов. Партия и правительство бросили против них озверелых карателей ЗОМО. Замминистра внутренних дел генерал Стахура организовал заводчанам «стежку здровья» – «путь здоровья»: прогон сквозь строй с избиением резиновыми дубинками. Нравы в те времена были куда грубее. В России мы такого вроде не видим? Правда, на днях увидели в Беларуси.
Ответом общества стал Комитет общественной самообороны – Комитет защиты рабочих (КОС–КОР). «Мы ходили на судебные заседания, чтобы показать рабочим: они не одни. Поначалу к нам относились с подозрением, они с трудом верили, что кто-то хочет им помочь. А мы составили длинный список преследуемых людей, начали собирать деньги, отвозили семьям рабочих. Под нашими воззваниями подписывались известные люди. Потом прошёл год, и общественное давление вынудило освободить арестованных. Тысячи людей поняли, что возможность заявить о своих правах всё-таки существует», – рассказывал Вуец много лет спустя. И отмечал при этом: «Госбезопасность знала, чем мы занимаемся, но поначалу просто не принимала всерьёз». Похоже на политическую историю Светланы Тихановской.
Через четыре года рабочие бунты и интеллигентская правозащита обернулись многомиллионной могучей «Солидарностью». Генрик Вуец стал членом Всепольской комиссии профсоюза, состоял в экспертной группе. К нему в рабочей массе не было никакого предубеждения. Сказывались годы в КОС–КОР, да и положение заводского инженера (такая интеллигенция не воспринималась как «классово чуждая»). Очень пригодился редакторский опыт в подпольном журнале «Рабочий». Вуец был из главных организаторов агитационной системы профсоюза.
Убеждённый антикоммунист, католический консерватор Генрик Вуец занимал в жёстком противостоянии с ПОРП довольно умеренную позицию. Не в пример коллеге-электронщику Анджею Гвязде («никаких компромиссов с коммунистами!»), инженеру Яну Рулевскому («разбивать тоталитарную систему!»), пожарнику Мариану Юрчику («поставить пару виселиц!»), металлургу Северину Яворскому («лично оторву голову!»). Вуецу был ближе прагматизм Леха Валенсы, а главное – установка на диалог без насилия и эволюционные преобразования в духе историка Яцека Куроня, журналиста Адама Михника, философа Кароля Модзелевского.
Режим не прислушался к голосам мирного протеста и конструктивного диалога. 13 декабря 1981-го по улицам польских городов покатились танки. Начались жестокие бои польско-ярузельской войны. «Солидарность» ушла в подполье под командованием бывшего десантника и рабочего-механика Збигнева Буяка. Генрик Вуец был арестован в первый же день и отправлен в лагерь интернирования. В следующем году его выпустили, через два года снова арестовали. Снова выпустили и снова посадили уже в 1986-м. Власти никак не решались на большой процесс над ведущими профлидерами (Анджей Гвязда, Ян Рулевский, Мариан Юрчик, Северин Яворский, Гжегож Палька, Анджей Розплоховский) и коскоровскими экспертами-идеологами (Яцек Куронь, Адам Михник, Кароль Модзелевский, Збигнев Ромашевский, Генрик Вуец). Министр внутренних дел Чеслав Кищак, хитроумный «генерал-убийца и человек чести», предлагал всем эмигрировать – и от всех получил отказ.
Тем временем подоспел Горбачёв с Перестройкой. Генерал Ярузельский не стремился быть монархичнее царя. В 1987-м всех политзаключённых выпустили окончательно. Генрика Вуеца тоже. А на следующий год поляки поднялись на всеобщую забастовку «Солидарности», дожали ПОРП до Круглого стола с выборами и покончили с комрежимом.
Консерватора Вуеца логично было представить в партии братьев Качиньских. Но он опять сделал иной выбор. Вместе с Куронем, Михником и Буяком он примкнул к либералам. Состоял в партиях Демократическая уния и Уния свободы (сторонники реформ Лешека Бальцеровича, нечто близкое к нашим «гайдаровцам»). На рубеже 1990–2000-х побывал госсекретарём Минсельхоза в правом правительстве Ежи Бузека. Но по большей частью занимался общественной самоорганизацией, журналистикой и историческими исследованиями. В 2010–2015 годах был политическим советником президента Бронислава Коморовского.
Ему явно была ближе либеральная Гражданская платформа, нежели консервативно-качиньское движение «Право и справедливость». Ибо духовные скрепы национал-консерватизма – не обязательно то, что известно нам под этими терминами. Но кое-что отвращало Вуеца и от либерального курса. Конкретно говоря – склонность польских либералов к альянсу с экс-коммунистами.
О смерти Генрика Вуеца сообщила сегодня вдова. Полувековой брак вызывает пушкинские ассоциации: «Вода и камень, стихи и проза, лёд и пламень…» Людовика Окрент-Вуец – типичная представительница городской творческой интеллигенции, в молодости убеждённая коммунистка, много лет состояла в ПОРП. «Они пришли из разных миров. С одной стороны – еврейский, коммунистический, атеистический. С другой – польский, сельский, католический». Людовика состояла в том же подполье, что Генрик, в той же «Солидарности», в тех же либеральных партиях, поддерживала того же президента Коморовского. Даже награда у них одна – Орден Возрождения Польши. А сын Павел работает в газетном концерне Михника.
В 2014 году Генрик Вуец решительно поддержал украинский Майдан. (Хотя резко выступал против «культа Бандеры». Тут уж ничего не поделаешь: Вуец – поляк, а в Польше отношение к «бандеровщине» похуже российского.) Выступал за европейские санкции против государства РФ. Именно – государства РФ, а не страны России. К стране он относился с симпатией. Даже отмечал иногда 12 июня – российскую государственную дату, символизирующую вообще-то антиимперский демократический подъём начала 1990-х: «Это в чём-то и наш праздник».