Ну то есть избавили от очагов коррозии металла. Потому что на самом-то деле он бронзовый, а медным стал с лёгкой руки Пушкина, после выхода в свет его одноимённой поэмы. Несколько месяцев памятник основателю нашего города стоял в лесах: с реставрацией решили не затягивать, ведь грядёт 350-летие со дня рождения Петра I.
Куда ты скачешь, гордый конь, и что за трещины в копытах?
Серьёзной реставрации Медный всадник подвергался всего лишь раз. В войну от обстрелов его надёжно замаскировали и уберегли, но вот в 1976-м обнаружились трещины на задних ногах коня. Пришлось закрыть их масштабными вставками из бронзы. Опорная конструкция, к счастью, не пострадала.
Прошло больше четырёх десятилетий, и при детальном обследовании памятника выяснилось: на поверхности – заметные очаги коррозии металла, у основания хвоста коня – мелкие трещины, а в том месте, где конские копыта соприкасаются с постаментом, разрушается свинцовая заливка. Очаги «бронзовой болезни» удалили, закрыли эти места слоем защитной патины, герметизировали швы между частями постамента, ну и от прочих повреждений памятник спасли. На реставрацию Медного всадника было выделено 40 млн рублей, и теперь он в порядке.
Правда, к сожалению, он и дальше будет страдать от выхлопных газов и перепадов температуры, но не только неблагоприятная окружающая среда мегаполиса представляет для него опасность. Чуть ли не ежегодно полицейские снимают с монумента желающих «поскакать» вместе с императором, не так давно какие-то варвары порезали ножом коня. А года три назад двое молодых любителей экстрима пытались разжечь на памятнике мангал, чтобы шашлыки пожарить.
Вряд ли вандалы-экстремисты атакуют царя по идейным соображениям, хотя как знать: отношение к царю-реформатору всегда было неоднозначным. Или, скорее, двойственным.
Ужо тебе!
Именно такими словами грозит Петру Великому несчастный герой поэмы Пушкина «Медный всадник». У него, как вы помните, во время страшного наводнения 1824 года погибла возлюбленная, и он обвиняет в этом царя: зачем построил город в таком опасном месте! Главная идея произведения, как вы знаете, – конфликт между интересами государства и «маленького человека», который от горя сходит с ума и в ужасе представляет, как за ним с грохотом неотступно скачет царь-преобразователь, он же самодержец-истукан.
Пушкин, понятное дело, справедливо полагал, что обычная цензура не осмелится пропустить в печать эту поэму без разрешения Николая I, поэтому сразу через начальника III отделения графа Бенкендорфа передал её императору. Это случилось 6 декабря 1833 года, а 12 декабря утром Бенкендорф возвратил рукопись поэту с царскими подчёркиваниями. 14 декабря Пушкин записал в своем дневнике: «Мне возвращён “Медный всадник” с замечаниями государя. Слово кумир не пропущено высочайшею ценсурою; стихи
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова –
вымараны. На многих местах поставлен (?)…»
Николаю не понравилось сравнение столиц с царицами, но это не главное. Кульминационная сцена бунта героя поэмы была отчёркнута царским карандашом на полях рукописи, знаком NB отмечены такие строки, как «Кумир на бронзовом коне»; «Пред горделивым истуканом…»; «Того, чьей волей роковой…» и другие им подобные.
Пушкин очень надеялся опубликовать «Медного всадника» сначала в журнале издателя Смирдина, потом отдельной книжкой. И даже попробовал что-то поправить: кумира, например, заменил на седока. Но, несмотря на сложные денежные обстоятельства, всё-таки решил, что переделывать поэму по указке императора не будет.
Переделал её Жуковский уже после гибели Пушкина. Выкинул отрывок начиная с «Ужасен он в окрестной мгле» и кончая «Россию поднял на дыбы». Убрал «Ужо тебе!». Кумира заменил на гиганта, горделивого истукана – на дивного русского великана и т.п. В таком виде поэма появилась в 1837 году в пятом томе журнала «Современник», перекочевала в одно собрание сочинений Пушкина, потом в другое. А подлинный её текст впервые был опубликован уже в советское время (ведь только цари бывают самодержцами).
Безумно жаль, что Пушкин так и не увидел напечатанной свою последнюю поэму. При его жизни в журнале «Библиотека для чтения» вышло в свет лишь поэтическое вступление к «Медному всаднику» – про люблю тебя, Петра творенье, – действительно роскошное (и творенье, и вступление). Называлось оно «Петербург. Отрывок из поэмы». Сам Медный всадник в этих вступительных стихах, как известно, ещё не появлялся, и Пушкин так и не узнал, что поэтически меткое название памятника приросло к нему навсегда. Кстати, ничего странного в этом нет: бронза как металлический сплав имеет в своем составе медь, причём в большом количестве.
Россию поднял на дыбы
Медный всадник, конечно, не единственный в Петербурге памятник основателю города, и даже не первый. Самый первый Пётр I появился так: император позволил снять со своего лица маску, но памятник себе ставить не велел. И всё же Б.–К. Растрелли создал модель конного монумента царю ещё при жизни Петра. В 1746 году скульптуру отлили из бронзы, она хранилась в амбаре Литейного двора и только в 1800 году предстала пред Михайловским замком на Кленовой аллее.
Есть и другие известные Петры Первые. Один, в треуголке и мундире Преображенского полка, стоит у Сампсониевского собора, построенного в память о Полтавской битве (она произошла в день св. Сампсония): после революции этого царя работы Антокольского свергли, в 2003-м восстановили. Другой сидит в Петропавловской крепости и шокирует туристов. Потому что его автор Михаил Шемякин попытался вернуть императору характерные ему человеческие черты: лик ужасен, но прекрасен. А в 2006-м у гостиницы «Прибалтийская» вырос Пётр Зураба Церетели. Правда, не сильно вырос, всего лишь на 12,65 метра: по сравнению с 50-метровым московским церетелевским Петром наш просто крошечный.
Но ни один из этих монументов с Медным всадником, конечно, не сравнится. Французский скульптор Этьен Фальконе гениально воплотил в бронзе образ царя-реформатора, изменившего ход российской истории. Даже постамент у него новаторский – гранитная скала. Он был установлен по указу Екатерины II в 1782 году и по праву стал одним из символов Петербурга, где к Петру отношение особое.
А что касается пушкинской петербургской поэмы, то и со строительством дамбы она не потеряла актуальности. Понятно, что разгулявшаяся стихия – только поэтический образ исторических катаклизмов, в которые «мощные властелины судьбы» своей «волей роковой» ввергают «маленького человека», а он иногда начинает бунтовать. Чья правда важнее? Каждый отвечает на этот вопрос по-своему.
Светлана Яковлева, специально для «В кризис.ру»