Когда про глубокий кризис капиталистической миросистемы говорят левые, к этому можно относиться скептически. В конце концов, они частенько похожи на испанского эмигранта-республиканца из мексиканского анекдота 1950-х годов: «Как узнать испанца? У него правая рука вся в синяках – каждый вечер в кафе стучит по столу, доказывает, что уж в этом-то году Франко точно падет». Другое дело, когда сами «буржуины» заговаривают о нерадостных перспективах мировой экономики…
Именно это происходит на Всемирном экономическом форуме в швейцарском Давосе. Не кто иной, как основатель Форума Клаус Шваб, еще до начала мероприятия заявил: «Система в ее сегодняшней форме не соответствует современности». Его поддержала президент Международной конфедерации профсоюзов Шэрон Бэрроу, предупредившая о назревающих социальных беспорядках. На пессимистический лад настраивали и прогнозы Международного валютного фонда, снизившего оценки экономического роста на предстоящий период (в том числе и для России, которая, однако, с прогнозируемыми на 2012 год 3,3% будет выглядеть очень неплохо на фоне многих других). Тревогой было пронизано выступление канцлера ФРГ Ангелы Меркель. Ответные реплики капитанов бизнеса звучали скорее самооправданиями, нежели демонстрацией уверенности в будущем.
И тут подходим к самому, пожалуй, интересному. Выступления российских участников форума были гораздо оптимистичнее. Исходили же они из продолжения и углубления вполне традиционной неолиберальной политики, кризис которой уже очевиден более искушенным представителям западного истеблишмента. На этом стоит остановиться особо.
Характерно высказывание первого вице-премьера Игоря Шувалова: «Путину после избрания предстоит решать огромное количество накопившихся проблем в экономике. Чтобы эту работу провести, Путину нужна победа без условий или обязательств, которые он сам не поддерживает». Обращает на себя внимание не столько уверенность в победе Владимира Путина, сколько весьма своеобразный подход к политике. В демократических обществах она всегда компромиссна, учитывает разные интересы и потому непоследовательна с точки зрения «чистой теории». Недавно на Гайдаровском форуме автору этих строк случилось выслушивать почти такие же выступления тех же лиц. Там было справедливо сказано: сугубо технократический подход к политике возможно реализовать только в условиях жесткого авторитарного режима. Не оглядывающегося на общественные настроения.
Глава госбанка ВТБ Андрей Костин высказался еще интереснее и с уверенностью пророка: «Убедительная победа Владимира Путина на предстоящих президентских выборах даст ему мандат на проведение глубоких социально-экономических реформ». О содержании этих реформ говорил в кулуарах Герман Греф, ранее возглавлявший Министерство экономического развития и торговли, а теперь Сбербанк России: «Нам нужна масштабная институциональная реформа, касающаяся прежде всего улучшения качества государственного управления, качества работы всех государственных институтов, повышения их транспарентности, снижения уровня коррупции, улучшения инвестиционного климата. На повестке дня пенсионная реформа, преодоление демографических проблем, реформа образования и еще целый большой список». Дьявол, как известно, кроется в деталях. Об улучшении качества государственного управления мы говорим как минимум с 1997 года. Автор этих строк был участником разработки проектов реформирования госуправления еще при Борисе Ельцине. Можно уверенно утверждать: успехи оказались более чем скромны не в последнюю очередь потому, что эффективные реформы невозможны без активного общественного контроля, свободных СМИ, независимых судов и т. п. А реальная демократия не всегда совместима с «уверенной победой» более чем за месяц до выборов. Хотя все бывает, конечно…
В каком направлении видятся реформы в социальной сфере – тоже понятно. Слова «пенсионная реформа» довольно давно стали эвфемизмом повышения пенсионного возраста. Они воспринимаются как попытки переложить на плечи граждан значительную часть забот о своем выживании в старости. Реформа образования по-неолиберальному означает нарастание платного компонента, утилитаризацию содержания. В широком плане акценты смещаются с формирования культурного и эрудированного гражданина на натаскивание узкого специалиста и послушного потребителя.
За всем этим кроется не слишком радостная реальность. Когда бизнесмен не в состоянии выполнять свои обязательства, он становится банкротом. Государство же, отказывающееся от социальных обязательств, возложит вину на чересчур требовательных граждан, «не понимающих насущной необходимости реформ». Их, конечно, придется ни о чем не спрашивать. Зато, по словам уже цитированного Андрея Костина, «в результате российская банковская система преодолеет очередной виток кризиса финансовых рынков и выйдет из него почти без потерь».
Игорь Шувалов абсолютно прав, когда оценивает высокую степень монополизации российской экономики как «порождение политической системы». Примерно в том же духе говорили первый зампред Центробанка Алексей Улюкаев и помощник президента Аркадий Дворкович. Против тезисов о снижении госвмешательства в дела частного бизнеса, о сокращении госсектора нечего возразить. Но существует не меньшая проблема: приватизация государства различными группами бюрократии (прежде всего силовой), использование властных позиций в интересах своих бизнесов. Совсем не обязательно частных. Для бюрократии свойственно пользование государственной собственностью. В таких условиях «уход» государства из экономики лишь сменит формы административно-экономического всевластия бюрократического олигархата. На политические импликации последнего указал бывший министр финансов Алексей Кудрин, рассказавший об административном давлении на бизнес, поддерживающий оппозицию. Впрочем, тот факт, что подобное выступление позволил себе человек, до сих пор причисляемый к кругу соратников премьер-министра РФ, может свидетельствовать о неоднородности позиций в высших эшелонах российской власти.
Мировые элиты в растерянности. Они начинают осознавать банкротство неолиберальной модели глобального капитализма. Российские элиты пока не обращают внимания, что «рота идет не в ногу». В целом они продолжают мыслить категориями, которые еще два десятилетия назад именовались «рыночным романтизмом». Причем это на идеологическом уровне, практика хозяйствования несколько иная. Такой вот парадокс, отражающий системные особенности периферийного капитализма.