Ещё не так мало осталось в мире политиков, для которых критически важен принцип Остапа Бендера – «Полная тайна вкладов!.. То есть, организации». Каждый шаг тайна, каждый жест обрастает тринадцатью версиями. Северокорейский «любимый руководитель» Ким Чен Ир в этом ряду первый.
На этот раз началось с пятничного сообщения о прибытии в Китай его сына Ким Чон Ына, потенциального Кима III (после основателя КНДР Ким Ир Сена и наследовавшего ему Ким Чен Ира). Южнокорейское информагентство передало, что Ким Чен Ын пересёк мост через пограничную реку Туманган. Цель визита, разумеется, была неясна, но предполагалось, что Ким Чен Ир представляет своему стратегическому партнёру будущего правителя. На сегодняшний день Ким Чен Ын – зампред военной комиссии ЦК Трудовой партии Кореи (северокорейская правящая компартия). Но ему уже присвоен, наряду с генеральским званием, титул «блистательного товарища», а это о многом говорит после «великого вождя» Ким Ир Сена и «любимого руководителя» Ким Чен Ира.
Практически в тот же день выяснилось, что агентство ошиблось. В Китай прибыл сам Ким Чен Ир. Первым пунктом маршрута стал город Муданьцзян. О дальнейшем маршруте, естественно, не сообщалось. О целее визита, опять-таки, тоже.
Цель, однако, прояснилась вчера. Ким Чен Ир приехал в Китай за консультациями по экономической политике. Сообщил об этом премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао. Что особенно бросается в глаза, сообщил не кому-то, а президенту Южной Кореи Ли Мён Баку (в ходе трёхстороннего японо-китайско-южнокорейского саммита). Ким Чен Ир старается понять, как развивается экономика Китая, пояснил Вэнь Цзябао, чтобы применить эти знания в КНДР.
Звучит весьма оптимистично. Рыночные реформы КНР, запущенные Дэн Сяопином на маоцзэдуновском пепелище, обеспечили с 1979 года 14-кратный рост ВВП, сделали китайскую экономику второй на планете, подняли над чертой бедности более полумиллиарда человек (хотя при этом следует учитывать, что официальный прожиточный минимум в КНР лишь в прошлом октябре поднят до 210 долларов в месяц, а порядка 200 миллионов китайцев зарабатывают менее 40 долларов). Государство, известное массовым голодом (впрочем, не особенно замечаемым элитой), могло бы здесь поучиться.
Если бы вся эта тема не звучало многолетней сказкой про белого бычка. Технологии рыночных реформ, «превращающие уху в аквариум», опробованы за последние два десятилетия в самых разных вариантах, об этом пишутся учебники, и для обретения опыта не обязательно под покровом тайны, притворяясь собственным сыном, посещать соседнюю страну. Поглощение «национально-родственным» капитализмом (ГДР), «шокотерапевтическая» стабилизация (Польша), постепенная дерегуляция под партийным контролем (Китай) – перечень, естественно, неполон. На Кубе сейчас младший Кастро с превеликими осторожностями включает потенциал мелкобытового предпринимательства. А была, скажем, и албанская тотальная капитализация чуть не в одну ночь, причём там это было сравнительно несложно, экономика лежала в таких руинах, что социалистическая или капиталистическая бирка почти ничего не меняла. Столь разные пути дают свои результаты. При непременном условии: если на то есть политическая воля. Любой из этих путей предполагает утрату коммунистами политического контроля над обществом. Вопрос лишь в том, сразу или несколько позже.
Коммунисты КНДР пока что такие варианты не обсуждают. Именно поэтому потерпел крах план экономических реформ 2002 года. Объявлен он был между делом, как об изменении трамвайного маршрута – вроде того, что с завтрашнего дня будете отовариваться по коммерческим ценам при фиксированных зарплатах. Вскоре «либерализованная» в условиях тотальной госмонополии и директивного планирования денежная система устремилась под откос. Реформу пришлось заморозить, растянуть на годы, предпринять несколько столь же малоуспешных дублей… Наиболее зримыми результатами стали расстрелы бывшего руководителя планового отдела ЦК Пак Нам Ги и бывшего министра финансов Мун Иль Бона. Ответственность за провал возложили на них.
Руководство ТПК нашло свою методологию «расшивки узких мест» (так назывались ситуации полного клина в СССР): при нужде в гуманитарной помощи обостряется корейский «ядерный кризис», ужесточается позиция Пхеньяна в межкорейском диалоге. Идёт вполне рациональная циничная игра на имидже безумного государства – вдруг чего учудят, дешевле откупиться продовольственными и топливными поставками. Так продолжалось долго и могло продолжаться дольше, если бы в ситуацию властно не вмешался новый фактор.
16 февраля отмечалось 70-летие Ким Чен Ира. К юбилею была обещана раздача продуктовых наборов. Однако, в силу «узкого места», обещание было отменено. Никогда прежде такие ситуации проблем не создавали: выдано-не выдано, спасибо партии и правительству. На этот же раз в городе Синыйджу произошли массовые беспорядки. Началось на местном базаре (этот буржуазный пережиток пришлось де-факто восстановить) – сотни людей вступились за торговца, избитого полицейскими. «Правоохранители» не смогли удержать ситуацию своими силами – поступала информация о вызове армейской части… Уверенности во внутриполитической стабильности у северокорейского режима больше нет, и это необратимо.
Экономическая система КНДР уже не обеспечивает даже политических нужд власти – главного, для чего она существует. Реформировать её невозможно без быстрого крушения этой власти. Остаётся конфиденциально ехать в Китай – делая вид, что готовы чему-то учиться. Так удобнее о чём-то просить.