Как и следовало ожидать, государственное обвинение не смирилось с оправдательным вердиктом присяжных в отношении Владимира Кумарина-Барсукова. Ирина Шляева (от Генпрокуратуры РФ) и Надежда Мариинская (от прокуратуры Петербурга) подали апелляционные представления в Верховный суд. Нельзя сказать, что прокурорские протесты основываются на каких-то новых доказательствах. Скорее речь идёт о том, что обвинению все мешали. Вместо того, чтобы дисциплинированно помогать.
Как и следовало ожидать, государственное обвинение не смирилось с оправдательным вердиктом присяжных в отношении Владимира Кумарина-Барсукова. Ирина Шляева (от Генпрокуратуры РФ) и Надежда Мариинская (от прокуратуры Петербурга) подали апелляционные представления в Верховный суд. Нельзя сказать, что прокурорские протесты основываются на каких-то новых доказательствах. Скорее речь идёт о том, что обвинению все мешали. Вместо того, чтобы дисциплинированно помогать.
Прежде всего, конечно, виноват сам подсудимый – опроверг обвинение в последнем слове. Виновата защита – оспаривала доводы обвинения. Виновата даже судья Ирина Туманова – не принимала «всех предусмотренных законом мер к участникам процесса» (И.Шляева). Особенно виноваты средства массовой информации – «освещали весь ход судебного разбирательства» (Н.Мариинская) не так, как требовалось суду, прокуратуре и Следственному комитету. Интересно, что в этом контексте конкретно названо лишь одно издание – Интернет-газета «В кризис.ру».
Ирина Туманова сделала максимум возможного, дабы предотвратить оправдательный вердикт
Претензии к обвиняемому и защите производят странное впечатление. Наше «спецправосудие» (меткий термин Владимира Барсукова) ещё не доведено до такого совершенства, чтобы адвокаты поддерживали обвинение, а подсудимый просил смертной казни. РФ всё же не КНДР, где такое давно в порядке вещей. Ещё удивительнее недовольство судьёй. Ирина Туманова сделала максимум возможного, дабы предотвратить оправдательный вердикт. Словосочетание «Нельзя говорить!» постоянно звучало в адрес подсудимого и защиты. Впору процитировать строки некрасовской поэмы: «Но строгий я имел приказ преграды ставить вам. И разве их не ставил я? Я делал всё, что мог. Перед царём душа моя чиста, свидетель Бог!»
Судья отказалась приобщить к делу материалы, из которых явствовала денежная оплата показаний свидетелей обвинения. В том же апелляционном представлении Мариинской сказано, что «председательствующий останавливал Барсукова более 30 раз» — на самом деле вдвое чаще – во время последнего слова. Чего ещё можно требовать? Давления на присяжных? Но это было бы противозаконно, об этом не может быть речи.
Прокурор Шляева считает приговор суда «подлежащим отмене» аж с момента формирования коллегии присяжных. Возможно, недовольство вызывает отвод одной из кандидатур – первоначально в присяжные могла попасть сотрудница структуры потерпевшего Сергея Васильева. Что ж, если бы вся коллегия была сформирована из его охранников, приговор, конечно, был бы обвинительным, и апелляций не приходилось подавать. Другой момент — адвокаты «дискредитировали перед присяжными заседателями допустимые доказательства» виновности подсудимых. Похоже, речь идёт о тех самых «доказательствах», оценённых — судя по представленным в суд распечаткам телефонных разговоров – в два миллиона долларов. В чём тут дискредитация, не вполне понятно. Может быть, в чрезмерной дороговизне. Так или иначе, прокурор считает, что адвокату не подобает представлять свои доказательства, если они противоречат доводам обвинения. Адвокат вообще мешает процессу. То ли дело – собрались начальник УНКВД, партсекретарь и прокурор и зачитали приговор. По 210-й, а лучше по 58-й.
Прокурор Мариинская рассматривает ситуацию шире. Главная её претензия обращена к прессе. Прежде всего к «В кризис.ру» (благодарим за внимание) – в связи с публикацией полного текста последнего слова главного обвиняемого за подписью Владимира Барсукова. Присяжные услышали это выступления на фоне многократного «нельзя говорить», в принудительно укороченном виде. Но и этого оказалось достаточно.
Негодование прокурора сводится к тому, что публикация содержит «прямое обращение к присяжным заседателям с изложением информации, которую в ходе судебного заседания председательствующий не разрешил Барсукову В.С. доводить до присяжных заседателей». Эта секретная информация заключалась, например, в том, что петербургский суд проходит в Москве – иначе присяжные, надо понимать, об этом бы не узнали. А ещё — что это делается на деньги налогоплательщиков. Тоже великая тайна.
Но Надежда Мариинская вообще недовольна тем, что судебный процесс освещался в прессе. Государственный обвинитель скрупулёзно перечисляет названия: «В деле Барсукова всплыл компромат», «Адвокатам мешают сказать, присяжным – услышать», «Оплаченные показания против Кумарина обвинение пытается сохранить в силе»… Да, приходится признать, всё это так. Не напрасно прокурор намеревается представить в Верховный суд копии статей, это резонное намерение. Но только ли СМИ ответственны за то, что приходится описывать? Или свобода печати так же нежелательна, как и право на защиту? Как говорится, кто бы сомневался.
Особое возмущение и в этом случае вызывает публикация последнего слова Барсукова – «за несколько дней до вынесения вердикта». И, конечно, призыв к присяжным «не уподобляться «коррумпированному и продажному» профессиональному суду». По смыслу прокурорских претензий получается, что присяжные приняли этот призыв к сведению и последовали ему. В общем-то, чтобы вынести честное решение не обязательно изучать прессу. Достаточно внимательно следить за процессом. Как и произошло на суде по данному делу.
То, что оправдательный приговор будет оспариваться, не вызывало сомнений. Поразительно лишь, насколько неюридически смотрятся основания для апелляций. Защиту упрекают в исполнении своих функций, прессу – в информировании своей аудитории. Очевидна не правовая, а политическая заострённость. Что поневоле наведёт на разные мысли о характере процесса и обвинений…
Валентин Редан, специально для «В кризис.ру»