Экстренный визит в Москву президента Венесуэлы незаслуженно отодвинул на второй план пребывание в Москве министра иностранных дел Танзании. Между тем не стоит забывать поговорку про старого друга. «Конечно, Россия — это сверхдержава. Мы всегда будем напоминать об исторической роли, которую она должна играть», — сказал на переговорах с Сергеем Лавровым глава танзанийской дипломатии Бернард Камиллиус Мембе. Он, кстати, привёз послание Владимиру Путину от коллеги из Дар-эс-Салама. Двум президентам действительно есть, чем обменяться.
Скрепы общинного танца
Объединённая Республика Танзания (ОРТ) – стала независимой от Великобритании в начале 1960-х. До британского владычества Танганьика – современное название страна приняла полвека назад, после объединения с Занзибаром – побывала и германской колонией. Здесь геройствовал легендарный партизанский командир Первой мировой войны Пауль Леттов-Форбек. Во главе отряда из нескольких десятков немцев и нескольких тысяч африканцев он постоянно побеждал превосходящие британо-португальские силы. А потом сформировал в Веймарской Германии добровольческое подразделение из последовавших за ним в Европу чернокожих антикоммунистов.
Независимая Танзания избрала путь «некапиталистического развития». Первый её президент Джулиус Ньерере сформулировал один из вариантов афросоциализма – доктрину уджмаа. Эта концепция предполагала опору на традиционные африканские общины, создающие коллективистскую основу экономики и социальной жизни. «Негр думает танцуя» – говорили пропагандисты уджмаа, намекая на особенности местных духовных скреп. Ньерере рассчитывал таким путём обойти и капитализм с его рыночным беспределом, и марксизм, в силу европейского происхождения весьма на капитализм похожий – прежде всего бездуховностью.
Побуждения могут быть благородными, но кончаются такие замыслы, как правило, одинаково. Безрыночная ориентация привела к национализациям, огосударствление сельских и городских уджмаа – к застойной бедности танзанийцев. Правящим слоем стал аппарат правящей Революционной партии. Общество тотально забюрократизировалось, чиновники соревновались в высокодуховности (с соответствующими высокодоходными последствиями). Тайная политическая полиция нейтрализовывала оппозиционеров. Коллективизация начала 1970-х велась буквально огнём и мечом, сопротивлявшиеся деревни отсекались от водоснабжения, если не сжигались дотла.
Внешняя политика была сориентирована на СССР – Ньерере видел в этом противовес влиянию прежних колониальных хозяев. Танзания причислялась к т.н. «прифронтовым государствам» (вместе с Анголой, Мозамбиком, Замбией) – через которые Москва проводила свою политику на Юге Африки. В частности, Дар-эс-Салам деятельно участвовал в экономическом удушении Южной Родезии, предоставляя колонны грузовиков для вывоза замбийской меди северным, а не южным путём. Так что, в приходе к власти Роберта Мугабе, ещё одного друга нынешней Москвы, была и заслуга танзанийского президента.
Идеи Ньерере вдохновляли Мориса Бишопа и его соратников, в 1979 году установивших на карибской Гренаде режим кастровского типа. Войска Ньерере подпирали социалистический режим на Сейшельских островах, предоставлявший военно-морскую базу для советского флота. Танзанийский режим проник даже в Меланезию, опекая социалистическое правительство Вануату. Кстати, поддерживавшее СССР в восточнотиморском конфликте и поддерживающее РФ в конфликте грузино-абхазском.
Партия правительства
При таких раскладах Ньерере должен был превратиться в типичного афрокоммунистического диктатора, вроде Агостиньо Нето, Саморы Машела или Матьё Кереку. Этого, однако, не случилось. Возможно, в силу личностных особенностей. Обычно они большого значения не имеют, но нет и правил без исключения. И кроме того – что гораздо важнее – срабатывала специфика доктрины уджмаа.
Африканская общинная традиция – не сталинизм и не чучхе. Человеческие понятия о добре и зле ей вовсе не чужды. Во всяком случае, каких-то пределов во внутренней политике Ньерере не переходил. А во внешней он искренне возмущался не только белым расизмом ЮАР, но и террором чернокожих правителей. Дружба с СССР тоже имела для него границы – Танзания осудила и подавление Пражской весны, и вторжение в Афганистан. Хотя осудила сдержанно, не в пример хотя бы соседней Кении.
Наконец, что само по себе удивительная характеристика, Джулиус Ньерере добровольно оставил президентский пост в 1985 году за четырнадцать лет до кончины. Демонстративно занялся крестьянским трудом в уджмаа, сохранив статус морального патриарха.
Следующие десять лет страной правил Али Хасан Мвиньи, проводивший либеральный курс в экономике и антиэкстремистский в политике. Потом до 2005-го правил Бенджамин Мкапа. Сейчас президентствует Джакайя Киквете. Все они позиционируются как «верные ученики Ньерере», хотя сам покойный патриарх отнюдь не был в этом уверен.
Но, что ещё важнее, все они – карьерные аппаратчики правящей партии. Стабильную власть которой ставят превыше всего. Даже в нынешних условиях как бы многопартийности и вроде как демократии.
Взгляд из Пекина
Последний фактор
– однозначно ключевой. Такой режим не может не видеть родства с РФ 2015 года. Тем более при вышеописанном историческом бэкграунде и довольно серьёзном уровне сохранившихся отношений.
Двенадцать лет назад в Москву уже приезжал глава танзанийского МИДа – тогда это был никто иной, как нынешний президент Киквете. Другой интересный штрих – позднеельцинским и раннепутинским послом РФ в ОРТ являлся Доку Завгаев, видная фигура чеченского конфликта. Сейчас этот дипломатический пост занимает Александр Ранних, прежде того – представитель РФ в ОДКБ (далеко не последняя функция в российской внешней политике).
Экономические отношения между Россией и Танзанией не то чтобы крупномасштабны, но устойчивы. Товарооборот близок к $90 млн. Россия поставляет металл, машины, стройматериалы, Танзания – кешью, чай, кофе. В Танзании работает несколько геологоразведочных и грузоперевозочных предприятий с преобладающим российским капиталом. «Нефтегазстрой» и «Стройтрансгаз» входят в консорциум по строительству танзанийского НПЗ, но проект от реализации далёк – отсутствует должный объём финансирования. В 2011 году Сергей Кириенко от имени Росатома и президент Киквете вели переговоры о российском участии в танзанийских урановых разработках.
К этому остаётся добавить, что на курсах МВД РФ обучались и сотрудники профильного ведомства ОРТ. Иначе российско-танзанийское сотрудничество было бы лишено изюминки.
Внешняя политика путинской эры сводилась к трём основным блокам: борьба за гегемонию на постсоветском пространстве, прокладка нефтегазовых труб во все концы, попытки восстановления советских геополитических альянсов. Итоги по первому пункту мы с прошлого года наблюдаем во всей красе. «Южно-северные потоки» увязли в согласованиях и отменах, причём на российскую энергетику постепенно накладывается властная китайская рука. Ремонт советской геозоны шёл небезуспешно – с теми же Сейшелами, Никарагуа или Вануату (с Ливией и Сирией, правда, не всё удалось). Но успехи достигались преимущественно за счёт «дипломатии чековой книжки», пора которой явно проходит. Теперь остаётся последний довод, зато ещё более надёжный. Говоря без обиняков, вокруг Москвы группируются режимы «духовных скреп».
На что с одобрением глядят из Пекина. Там не прочь принять конструкцию, оплаченную партнёром. Кстати, в Танзании – без сверхдержавной велеречивости – действует более 60 китайских инвестиционных проектов. Только на развитие сравнительно небольшой угольной шахты Кивира китайское правительство выделило $400 млн. В четыре с половиной раза больше российско-танзанийского товарооборота.
Роман Шанга, специально для «В кризис.ру»