Парагвайцы протестуют. Года не прошло, как Марио Абдо Бенитес заступил на президентский пост. Но граждане уже сильно недовольны. Не устраивает министр финансов. Сегодня под окнами его дома собралась толпа. С национальными флагами и лозунгами «Долой вора!» Министра обвиняют в финансовых аферах. Но дело не только в этом. Бениньо Мария Лопес Бенитес – сводный брат президента. Который горой за него. Что само по себе для граждан подозрительно. А мы бы на их месте?
«Мой брат знает, для чего я здесь»
Бениньо Лопес старше сводного брата. В прошлую субботу ему исполнилось 58 лет. По образованию он не финансист, а юрист. Окончил юрфаки двух престижных университетов – Джорджтаунского в Вашингтоне и Католического в Асунсьоне. Однако десятки лет работает с большими деньгами.
Начинал почти сорок лет в парагвайском Центробанке. Тридцать лет назад возглавил юротдел ЦБ и оставался в этой должности почти десятилетие. Занимался в основном пресечением хищений и махинаций, в чём приобрёл солидный опыт. Во время финансового кризиса конца 1990-х (было и в Парагвае подобие нашего 17 августа) участвовал в экстренных санационных мероприятиях. Показал себя как реально эффективный менеджер. Но с госслужбы после этого надолго ушёл. Работал частным юрисконсультом при финансовых компаниях, был советником парагвайского Минобороны.
В 2007 году Бениньо Лопес вернулся в Центробанк в качестве члена правления. Через пять лет консультировал правительство по выпуску облигаций суверенного долга на $500 млн (внушительная для Парагвая сумма). Потом снова консультировал управляющую компанию ГЭС «Итайпу» (одна из крупнейших в мире), был советником парагвайского филиала МВФ. А в 2014 году возглавил Институт социального обеспечения (ИПС) – парагвайский аналог Пенсионного фонда.
Явственного интереса к политике Лопес не проявлял. Самые разные эпохи проходил нейтральным юристом и финансовым технократом. Начинал карьеру при стронизме – ультраправой диктатуре Альфредо Стресснера. Поднимался в центробанковской иерархии при правоконсервативных, но уже демократических правительствах, тогда же переходил в частный сектор. Членом правления ЦБ сделался при левоцентристском президенте Фернандо Луго. Новый служебно-карьерный взлёт произошёл у него после свержения Луго, совершённого правыми силами. IPS же он возглавил, когда к власти вернулись консервативные национал-республиканцы – партия Колорадо.
Тогдашний президент Орасио Картес в социально-культурной политике был жёстким консерватором. В экономике это столь же жёсткий неолиберал. Картес и сам крупный бизнесмен, табачно-продовольственный магнат и инвестор. Большой сторонник экономических свобод при спокойно-прохладном отношении к социалке. И если Бениньо Лопес оказался востребован на пенсионном ведомстве именно при президенте Картесе, это уже о многом говорит.
На посту в ИПС он и оставался до прошлого года. Пока новый президент Марио Абдо Бенитес, он же Марито Бенитес, не назначил Бениньо Лопеса Бенитеса министром финансов.
Это назначение вызвало скандал немедленно, ещё до вступления в должности обоих Бенитесов. В Парагвае есть закон, который прямо запрещает назначать родственников на государственные посты. Либеральная оппозиция инициировала протесты. Потребовалось специальное разъяснение МВД. Не сказать, чтоб убедительное: типа, вот если бы Бениньо Лопес был плохим специалистом, это было бы кумовство и подпадало под закон, а он хороший специалист, и поэтому тут не кумовство и под закон не подпадает… Насчёт того, какой Лопес специалист, сразу были высказаны самые разные мнения.
Немало парагвайцев, доверивших свои сбережения ИПС, сильно пожалели об этом. Свои сожаления они связывают с управленческими услугами главы учреждения. Парагвайский союз пенсионеров предъявляет претензии на $25 млн. Вспомнились и уголовные дела, возбуждённые при Лопесе по фактам халатности и мошенничества. А главное, чёткий антисоциальный уклон его курса. К примеру, Лопес ввёл обязательные анализы крови для страхуемых в ИПС – если обнаруживались заболевания по определённому перечню, в страховании отказывалось.
«Ты крадёшь наши деньги – мы украдём твой покой! Возвращай украденное! Молись за ограбленных ИПС, которых заставляешь ежедневно умирать!» – кричали собравшиеся у министерского дома, швыряя в окна рулоны туалетной бумаги. Но министр Лопес Бенитес остаётся непреклонен. «Я не доставлю удовольствия группам, которые привыкли к необоснованным выгодам и не хотят что-либо менять, – заявил он в ответ на требования отставки. – Мой брат знает, для чего я здесь».
Президент Марито действительно стоит за своего назначенца. Лопес нужен главе государства как единомышленник в запланированных реформах. По части роста налогов на зарплату, урезания социальных расходов и прочих мер шокотерапевтического характера. Основания на то есть. Положение в стране богато признаками экономической катастрофы. Одно за другим парагвайские министерства отчитываются о недофинансировании. Общественные работы и социальное развитие оплачены на 11%, жилищное строительство – на 12%, сельское хозяйство – на 13%, образование – на 17%, здравоохранение – на 16%, юстиция – на 17%, даже МВД – всего на 21%.
Главных опасностей президент видит две. Первая – природные катаклизмы, чередование засухи с наводнениями, подкосившие в прошлом году парагвайское сельхозпроизводство. прежде всего катастрофические наводнения. Вторая – бешеный криминал: контрабанда, наркотрафик, теневая экономика. Короче, «культура неформальных секторов» – заклеймённая Абдо Бенитесом как разрушительное откачивание денег мимо казны.
И вот здесь главный парадокс ситуации. О котором придётся начать издалека.
«Варварство наших бойцов – сила народной правды»
Президент Марио Абдо и министр финансов Бениньо Лопес носят фамилию Бенитес. Отцы у них разные, но мать одна. Рут Бенитес Перье, дочь генерала и племянница подполковника, принадлежала к элите стронизма. Не только её родственники в погонах, но и она сама была желанной гостьей в доме всевластного Стресснера. И не ради праздной болтовни – с юных лет Рут умела решать вопросы. Ей нередко поручалось разруливание запутанных внутриэлитных конфликтов. Развести краями бизнесменов, урегулировать тёрку офицеров, украсить своим присутствием светско-деловой раут хозяев страны… С тех пор почтенная сеньора носит прозвище «Манон». Означающее женское могущество определённого характера.
Вторым мужем Рут Манон, отцом нынешнего президента, был Марио Абдо Бенитес-старший. Секретарь Стресснера. Не по канцелярскому обороту (хотя и это тоже), а вообще, зам по всему. Вроде Чубайса или Коржакова при Ельцине, Иванова, Патрушева или Вайно при Путине (только без сбоев, как в российских случаях). Такой, кому можно довериться от и до.
Абдо Бенитес-старший был душой «золотой четвёрки» ближайших сподвижников диктатора. В эту узкую компанию входили также глава МВД Сабино Аугусто Монтанаро, куратор медицины и социалки Адан Годой Хименес, шеф юстиции и труда Хосе Эухенио Хаке. «Ужасающий министр внутренних дел, скучный министр здравоохранения, фольклорный, но от этого не менее опасный министр юстиции и неописуемый личный секретарь» – так перечисляют их нынешние историки. В этом составе помогали они Альфредо Стресснеру править Парагваем.
Стресснер долго подбирал ближний круг. В первые годы режима вторым человеком Парагвая был предшественник Монтанаро – министр внутренних дел Эдгар Инсфран. Ультраправый боевик-романтик, интеллигент в крестьянской политбанде, поэт оперативной работы. «Варварство наших бойцов есть жизненная сила партии, движение за народную правду», – говорил он во время гражданской войны. Любую оппозицию громил направо и налево – от коммунистов и социалистов до либералов и недовольных консерваторов. Не задумываясь, перешагивал через любое количество трупов. Если так было надо хефе Альфредо. Через десять лет хефе его уволил. Ибо слишком идейной личностью был стронист-фалангист Инсфран. Недаром говорили, будто у него дома Гитлер прячется. А это может оказаться лишним.
Всегда поблизости держался Хуан Мануэль Фрутос, сын одноимённого президента. Экономист-аграрник, организатор земельной реформы. Создавший в Парагвае сотни тысяч новых ферм и сотни новых городов (один из которых назвали именем Стресснера). Небывало нарастивший производство зерновой и мясомолочной продукции. По совместительству – главный идеолог стронизма, председатель парагвайского отдела Всемирной антикоммунистической лиги. «Коммунизм верит во власть грубой силы, отвечать ему следует тем же, – говорил Фрутос на асунсьонской конференции ВАКЛ в 1979 году. – Но надо и совершенствовать демократию, искоренять нищету». Его Стресснер не увольнял с руководства сельскохозяйственным госагентством и идеологическим аппаратом Колорадо. Но и выше не поднимал. Зачем, если человек справляется?
Рядом на страже стояли преданные президенту армейцы. Ближе всех – генерал Андрес Родригес. Его дочь Марта была замужем за Альфредо Стресснером-младшим. Командир первого общевойскового корпуса. Хозяин всех валютно-обменных пунктов Парагвая. Ненамного уступали ему генерал пехоты Патрисио Колман, генерал кавалерии Викториано Вэра (кстати, отец Рут Манон), полковник контрразведки Родольфо Перье (кстати, дядя Рут Манон), полковник полиции Рамон Дуарте Вэра, подполковник коммандос Феликс Балмори.
И уж точно нисколько не уступали Пастор Мильсиадес Коронель и Антонио Кампос Алум. Эти двое ведали госбезопасностью. Разделённой на два параллельных ведомства в структуре МВД. Коронель командовал Полицейским департаментом расследований (ДИПК). Кампос Алум – Национальным техническим директоратом (ДНАТ или просто «Техника»). При них состояла спецкоманда следователей и оперативников в комиссарских и инспекторских должностях. Альберто Буэнавентура Кантеро, Хуан Анисето Мартинес, Лусило Бенитес Сантакрус (с индейской кличкой «Куруру Пире»), Агустин Белотто Вога, Альфонсо Ловера Каньете, Камило Альмада Морель («Саприса»), Марио Флорес Касерес, Обдулио Аргуэльо Бритес… названы не все, но неупомянутые могут быть только благодарны.
ДИПК занимался всей оппозицией чохом: сельскими бунтарями, профсоюзниками, католическими активистами, либералами, эсдеками. «Техника» особо специализировалась на худших врагах: коммунистах и диссидентах из стресснеровской партии Колорадо (к последним хефе был суровее всего, ибо, подобно Путину, различал врагов и «предателей»). Коронель был типичным костоломом, как надсмотрщик с плантации из фильмов вроде «Зорро». Кампос Алум известен как спокойный, безукоризненно вежливый интеллектуал. Допросы с физическим пристрастием оба вели лично, но Кампос Алум обращался при этом на «вы». Таким его запомнил писатель-правозащитник Мартин Альмада: «Этот монстр пытал меня лично, вместе с комиссаром Ловерой Каньете».
Коронель особо даже не прятался. Кампос Алум же публичности не любил. Но один раз выступил – на той же конференции ВАКЛ в Асунсьоне: «Создадим же альянс националистических правительств нашего континента, перед которым станут бессильны происки картерокоммунизма». Недаром он был ещё и общественным деятелем – председателем Комиссии гражданских антикоммунистических организаций (КЕКА). Своего рода стронистский ОНФ, собравший под единой крышей все крестьянские, профсоюзные, церковные, молодёжные, спортивные, культурно-творческие объединения.
Некоторые антикоммунистические организации состояли в КЕКА неформально. Например, «мачетерос», «гарротерос» и ГАА. Что такое мачете и гаррота, объяснять не требуется. ГАА – испанская аббревиатура Групп антикоммунистического действия. Всё это были варианты гражданских милиций, так или иначе аффилированные с государством и правящей Колорадо. Деревенскими мужиками с мачете командовал полковник Коронель. Городскую братву при гарротах вёл Рамон Акино, председатель 14-й секции Колорадо в Асунсьоне (по-здешнему, секретарь райкома с барсеткой вместо портфеля). Во главе ГАА стоял аж сам Эухенио Хаке, фольклорно-опасный минюст по кличке «гроза коммунистов».
Все они старались высоко нести «Гион Рохо» – красный стяг с белой пятиконечной звездой, партийный символ Колорадо. Так называлось антикоммунистическое ополчение 1940-х, в рядах которого прошёл гражданскую войну неистовый Эдгар Инсфран.
Такие вот в Парагвае были «колорады». Да и остались по сей день. От нынешних тёзок в РФ отличаются несравнимой идейностью и особой жестью. А также, что принципиально – искренней преданностью республике. Вместо скулёжа по империи.
И армия, и полиция, и спецслужбы, и колорадская братва заходились в ярой ненависти к коммунизму. «Парагвай есть и всегда будет неприступной крепостью против кровавого коммунизма, против тоталитарного атеистического империализма, оплотом священных ценностей Религии, Семьи, Родины и Свободы!» – таковы были их духовные скрепы.
Любая жестокость мотивировалась задачами антикоммунистического противостояния. Только это позволяло считать: так надо. Но из 20 тысяч репрессированных, 4 тысяч убитых за стресснеровское тридцатипятилетие коммунисты составляли от силы десятую часть. Гораздо больше было либералов, социал-демократов, диссидентов-консерваторов, просто взбунтовавшихся крестьян. «Стронизм постоянно взывал к тени коммунизма, дабы обосновать смысл собственного существования», – без обиняков констатируют современные исследователи.
«Стресснер создал то, чем живёт Парагвай»
И для чего оно всё? Вопрос не так прост, как кажется. Это был действительно уникальный режим. Точнее, уникальная система.
Экономика бурно росла. Достаточно сказать, что именно при Стресснере построена ГЭС «Итайпу». Политический строй был формально многопартийным и парламентским – только на выборах всегда побеждали Колорадо и Стресснер. А кому это не нравилось, попадали в распоряжение названных выше инстанций.
Парагвай был крупной силой на международной арене. В Южной Америке мало что серьёзного делалось без Стресснера. Но и в мире с ним приходилось считаться. Подобно Чан Кайши на Тайване, парагвайский нацлидер не сходил с верхней ступени руководства ВАКЛ. В Асунсьоне находился ключевой шарнир континентальной антикоммунистической оси. Парагвайские спецслужбы рулили в «Операции «Кондор». Заодно Стресснер решил вековую проблему страны – вывел её из-под аргентинской опеки. Зато заключил прочный союз с Бразилией.
В быту парагвайцы отличались свободной раскованностью. Духовные скрепы не затрагивали личной жизни и не проникали в семью. Не было и клерикализма – хотя бы потому, что Стресснер, мягко говоря, не дружил с епископами. Католическая церковь Парагвая являла собой оппозиционную силу. Архиепископ Исмаэль Ролон Сильверо даже отлучал от церкви министра внутренних дел Сабино Монтанаро (самого Стресснера всё же не решился). Результатом стал замес в Католическом университете Асунсьона 12 сентября 1972-го. Туда завалились с дубьём амбалы Рамона Акино.
Как обычно, пал режим внезапно. О революции снизу не было речи. Верхушечный же заговор созрел быстро. Армейские генералы и партийные функционеры устали от диктатора. А ещё больше – от «золотой четвёрки», запредельно обнаглевшей, именем хефе издевавшейся над всеми вокруг. И когда Стресснер закрыл все обменные пункты Парагвая, генерал Родригес не стал этого терпеть. Хоть он и друг, хоть и родственник…
3 февраля войска Родригеса окружили президентский дворец. Кое-где возникли перестрелки, но сочувствие населения путчистам было настолько явно, что сопротивление не затянулось. Охрана быстро сдалась, а ни один мачетеро-гарротеро не вышел защищать хефе.
Альфредо Стресснер посидел в тюрьме всего несколько дней. После чего Родригес выслал его в Бразилию. Абдо Бенитес-старший тоже удержался на воле. А вот костоломам пришлось туго. Коронель умер в тюрьме. Попали и многие из его следственных бригад. Отсидели и эмигрировали Монатанаро, Годой, Хаке. Правда, к Кампосу Алуму подойти не решились – очень уж он вежливый был человек. Его даже на службе оставили, а потом отпустили на покой в деревню.
Лидером переворота был Родригес. Он и стал первым послестресснеровским президентом. Но идейным вдохновителем выступил Эдгар Инсфран. Тот самый. К тому времени уже демократ по взглядам. Он проследил за освобождением политзаключённых, проведением свободных выборов, ограничением президентства одним сроком. Современный Парагвай – по-настоящему демократическая страна. Усилиями ярых стронистов.
Всё это и похоже на типичную правую диктатуру, и очень на неё непохоже. Ибо стронизм имел свою эксклюзивную «фишку». Его стержнем был прочный сплав государства и правящей партии с теневой экономикой и криминалитетом. Впоследствии аналогичную систему сформировал гарсиамесизм в Боливии, но там получилось совсем уж бесшабашно и потому вскоре рухнуло. Стронизм же продержался с 1954-го по 1989-й, да и ныне во многом рулит.
Мы видели, как братвой, грубо говоря, командовали менты, а то и министры – Коронель над «мачетерос», Хаке над ГАА. Как генерал на действительной службе Родригес занимался обменом валюты. Как «строночекист» Кампос Алум председательствовал в союзе общественных организаций.
Казалось бы, такое безумие должно было сожрать само себя и рассыпаться в прах максимум через год-два. Но этого не происходило. Государство и теневой мир подпирали друг друга и при необходимости друг в друга перевоплощались. Отсюда и интенсивный экономический рост, и запредельный накал антикоммунизма, и бытовая свобода. Страна держалась именно на «неформальных секторах» и их культуре – с которыми сейчас идёт на бой сын стресснеровского личного секретаря.
Можно было понять, если бы Марито Бенитес порывал со стронизмом, с наследием Стресснера, с заветами своего отца. Но на уровне риторики ничего подобного нет и близко. Наоборот: «Мой отец благородный человек… Альфредо Стресснер создал то, чем поныне живёт Парагвай». Такие высказывания для Марито – общее место. Он откровенно позиционируется как продолжатель стронизма. Конечно, с важными поправками: осуждает репрессии, гордится тем, что бывшие жертвы диктатуры ныне работают с ним, и безоговорочно признаёт демократию.
В наших краях давно не удивляют призывы вроде «Во имя православия голосуйте за коммунистов!» или «Распад СССР – геополитическая катастрофа! Все на празднование Дня России 12 июня!» Но если в Парагвае провозглашается верность традициям Стресснера и объявляется война теневой экономике и культуре – это уже чересчур.
Марио Абдо Бенитес любит футбол. В прошлом году он приезжал в Москву открывать мундиаль. Встречался с Владимиром Путиным. Говорил о российско-парагвайской близости. Может быть, тут и разгадка? Кстати, когда исследователи перечисляют системные параметры стронизма, многое действительно свидетельствует о близости с путинизмом: единоличная диктатура президента, доминирование силовиков, культ главы государства, подавление оппозиции при формальном «демократическом» фасаде, сращивание чиновников с «теневиками», амбициозная международная активность… Лишь одно различие бросается в глаза: интенсивное экономическое развитие стронистского Парагвая.
Роман Шанга, специально для «В кризис.ру»