Норвежский процесс над Андерсом Брейвиком высветил во всей остроте иммигрантскую проблему тихой северной страны. Ведь во многом ее нерешенность создала повод для чудовищного преступления. Иммигрантский вопрос в Норвегии имеет серьезную экономическую и большую национально-религиозную составляющую. И ни с одной из них норвежские власти не справились должным образом. Тем самым косвенно поспособствовав тому, что идеи, рожденные в больном мозгу Брейвика, находят сторонников.
До 60-х годов ХХ века Норвегия была моноэтнической страной. Не очень богатой, никогда не имевшей колоний. К тому же с суровым климатом. До поры до времени она не привлекала иммиграционных потоков. Ситуацию изменила разработка месторождений нефти и газа на шельфе Северного моря. Норвегия развилась и разбогатела. Сформировались и высокотехнологичные отрасли промышленности. Поднялась непроизводственная сфера.
Чуть более 40 лет назад норвежские власти распахнули двери для иностранной рабочей силы. На сегодня выходцы из других стран составляют свыше 13% населения страны, или 650 тысяч человек. И левые, и правые правительства неоднократно говорили, что без этой армии труда Норвегия не проживет. И это касается как высоко-, так и низкоквалифицированных работников.
Крупным промышленным, научным или образовательным центром Норвегия никогда не была. Исторически ее жители ютились в небольших поселках, занимаясь преимущественно рыболовством, мореходством, реже – земледелием. С возникновением же социал-демократического «государства всеобщего благоденствия» у многих норвежцев снизилась тяга к высшему образованию. Соответственно, стране требовались и требуются высококвалифицированные специалисты. Программисты, врачи, инженеры, преподаватели из-за рубежа до сих пор составляют немалый процент.
Но занятия сельским хозяйством в условиях северных плохих почв и работа на буровой в Северном море тоже требуют квалификации. Людей, не имеющих полного среднего образования, становилось все меньше. И все меньше норвежцев, кто подметал бы улицы, работал санитаром в больнице, разгружал корабли в порту Осло, Бергена или Тронхейма. Неохотно шли коренные норвежцы и на стройки, нанимались на уборку урожая. Отсюда нужда в большом количестве неквалифицированных рабочих. Их рекрутировали из восточноевропейцев, африканцев, арабов.
Есть в Норвегии и многочисленные нетрудовые иммигранты. Согласно квоте ООН, страна обязана ежегодно принимать 1,5 тысячи человек. Однако убежища в тихом северном королевстве ежегодно просят от двух до шести тысяч. За последние годы в Норвегию переселились десятки тысяч беженцев из Боснии, Косово, Чечни, Ирака, Афганистана, Сомали. Есть и те, кто приехал по программе воссоединения семей. Но для тех же иракских арабов или курдов под семьей подразумеваются и троюродные племянники, и двоюродные тети.
Дальше начинается чистая экономика. Иллюстрирующая, в какие суммы влетает казне содержание многочисленных беженцев. Ежегодно в Норвегии ожидают убежища 15–20 тысяч человек, и на каждого выделяется примерно $500 долларов. Сами норвежские чиновники рассказали, что содержание одного места в приемнике обходится примерно в $20 тысяч (в пересчете с местных крон) в год. Умножив на 15–20 тысяч, получаем $300–400 млн.
Но это цветочки. Норвежская статистика гласит, что 55% беженцев, приехавших в страну в 1992–1996 годах, до сих пор живут на пособия. Разного рода выплаты иммигрантам (в том числе и тем, кто уже получил норвежский паспорт) достигают миллиарда долларов в год. Детей в мусульманских семьях обычно больше, чем в норвежских. Выплаты на каждого ребенка достигают $1600 в месяц. Это не говоря о прочих льготах.
Нельзя утверждать, будто все иммигранты одинаковы. 72 тысячи поляков или 25 тысяч литовцев, работающих сейчас в Норвегии, имеют паспорта Евросоюза. В смысле религии или традиций они не так уж отличаются от коренных жителей. Соответственно, на многие пособия, полагающиеся местным резидентам, они не претендуют. Поработал где-нибудь в больнице или на ферме – и вернулся домой. Впрочем, все равно многие пытаются осесть в Норвегии. И пусть детей у поляков столько же, сколько у норвежцев, но бюджет-то не резиновый.
Безработица среди иммигрантов и стран Азии и Африки в три-четыре раза выше, чем среди коренных норвежцев. Так, по данным статистического ведомства страны, на начало 2012 года процент не имеющих работу «небелых» подданных Норвегии составлял 9,2% (среди коренных – всего 2,1%). Соответственно, они получают разного рода пособия, достигающие $1000 и более. Это довольно тяжким бременем ложится на норвежских налогоплательщиков. Кроме того, каждый второй иммигрант не владеет норвежским языком, но пособие получает.
И если с поляками и прибалтами вопрос сводится к экономике, то главные издержки со 120 тысячами иммигрантов-мусульман лежат в другой плоскости. Когда власти Норвегии открывали двери 32 тысячам пакистанцев, 26 тысячам сомалийцев, 28 тысячам иракцев и десяткам тысяч других последователей ислама, они вряд ли думали, что нравы пришельцев настолько несовместимы с местными, что могут угрожать стабильности и безопасности страны.
В Норвегии статус женщины один из самых высоких в мире. Едва ли не каждый второй министр и депутат в стране – женщина. Иммигранты-мусульмане к этому не привыкли. Еще больше раздражают их однополые браки, которые они считают содомией. Как и в других северных странах, самым распространенным видом мяса в Норвегии является свинина, которую мусульмане есть не могут. Наконец, публикация карикатур на пророка Мухаммеда для мусульман оскорбление, а для норвежских художников – образец свободы творчества.
Примером несовместимости двух культур является в последние годы район Гроруддален в Осло. Уже почти половину населения там составляют мусульмане. До трех тысяч норвежцев за последние годы оттуда уехали. Все они рассказывали примерно одно: мусульмане не хотят учить норвежский язык, отбирают у норвежских детей бутерброды с ветчиной, пристают к норвежским девочкам-блондинкам, заставляя их красить волосы в темный цвет. Власти же словно воды в рот набрали.
Более 20 лет прожил в Норвегии иракский курд Наджмуддин Фарай Ахмад по прозвищу мулла Крекар. В 1991 году он получил статус беженца, в нарушение которого неоднократно ездил на родину, где воевал в рядах боевиков, связанных с «Аль-Каидой». В 2006 году он назвал бен Ладена «достойным человеком» и добавил: «Мы пришли изменить вас. Посмотрите за ростом населения в Европе, где численность мусульман растет, подобно комариным стаям. В 2050 году 30 процентов населения в Европе будут составлять мусульмане». Только в 2012 году его приговорили к пяти годам тюрьмы. До этого мулла Крекар свободно пропагандировал свои идеи.
В начале года были задержаны двое молодых мусульман с норвежскими паспортами. Один из них открыто призывал убить премьера Йенса Столтенберга и наследного принца Хокона в отместку за участие Норвегии в операции в Афганистане. Другой пригрозил Норвегии «своим 11 сентября» за публикацию карикатур на пророка Мухаммеда. Задержали их, кстати, отнюдь не сразу.
Власти постоянно проявляли непоследовательность. С одной стороны, они годами не арестовывали муллу Крекара, позволяя ему свободно вести свою пропаганду. С другой – вступались за художников-карикатуристов, рискуя испортить отношения со всем исламским миром. С третьей – десятилетиями принимали и платили пособия тем, чьи образ жизни и мысли категорически несовместимы с норвежским. И позволяли экстремистам пользоваться благами норвежского государства.
Так что в страшном деле «спасителя белой расы» Брейвика есть вина и норвежских властей. Которые и с экономической, и с политической, и с культурно-религиозной точки зрения откровенно не справилось с издержками иммигрантской проблемы.