Итоговые впечатления от вчерашнего оппозиционного митинга на Пушкинской площади в Москве лучше всего выражаются старой русской фразой «Замах на рубль, удар на копейку». Уже не было того ощущения народного гулянья, которое господствовало на акциях с 10 декабря по 4 февраля. Народ шел серьезно и настороженно. В ожидании, что протест должен обрести какое-то новое качество. Настроение подогревались широковещательными заявлениями, будто мероприятие не ограничится согласованной официальной частью – предстоит то ли прорыв к Кремлю, то ли акция «Оккупируй Москву». Может быть, меньшее, чем на предыдущих манифестациях, количество участников было связано с опасениями, что на этот раз дело не ограничится разговорами.
Заполнена, и довольно плотно, была не только сама площадь, но и прилегающие к ней боковые проезды – Большой Путинковский переулок и Страстной бульвар. Гораздо меньшей, нежели раньше, была текучесть участников. Пришедшие по большей части оставались до окончания митинга, а многие и после не спешили расходиться. Всего было, по достаточно реалистичной оценке, до 20 тысяч человек. Не так плохо для вечера рабочего дня. Но в разы меньше, чем на декабрьско-февральских акциях. Перекрывать Тверскую властям не пришлось.
Естественно, главной темой митинга стало непризнание президентских выборов и заявление о нелегитимности власти. Манифестанты придерживались разных – до полностью противоположных – политико-идеологических ориентаций, присягали разным знаменам. Зачастую аудитория скептически воспринимала выступающих. Но всех здесь объединил лозунг «Путин – не наш президент!». Оппозиция готова продолжать противостояние в меняющихся условиях.
Однако на трибуне отметился все тот же приевшийся набор лиц. Не было и новых слов в речах. С одной стороны, логично, что если власть не реагирует на требования, эти требования приходится повторять. Но здесь есть риск, что от повторения они стираются и начинают проходить мимо сознания. Особенно когда даже формально умеренные требования нереализуемы без радикального изменения социально-политической ситуации. Пока что властям не приходится расставаться даже с Владимиром Чуровым. Что уж тут говорить о непризнании итогов выборов президента. Кстати, внесение в традиционный список призыва к перевыборам еще не вступившего в должность главы государства прошло удивительно буднично, не вызвав особых эмоций. Тоже симптом…
Благодушие Болотной уже кончилось. А по-настоящему боевое настроение еще не возникло. Да и если бы оно и появилось, не ясно, куда и с чем идти. Кризис жанра и по содержанию, и по форме. Основная причина – разрыв между радикализмом оппозиции и доминирующим настроем «в среднем по стране». Степень политической оппозиционности пока намного выше уровня социального недовольства. Отсюда дефицит массовой поддержки.
Попытку Сергея Удальцова придать событиям какую-то новую динамику вряд ли можно признать удачной. В известном смысле жесткость полиции спасла репутацию координатора «Левого фронта», пытающегося совместить статусы уличного радикала и доверенного лица Геннадия Зюганова. Он заявил, что останется на площади, «пока не уйдет Путин». И даже начал ставить палатку в фонтане. Кавер-версия то ли киевского майдана, то ли акции Occupy Wall Street!. Депутат Госдумы и сотоварищ Удальцова по «Левому фронту» Илья Пономарев попытался прикрыть его от полиции заявлением, что проводит бессрочную встречу со своими избирателями. Вокруг затусовалась молодежь из «Левого фронта» и Российского социалистического движения, организовала свободный микрофон. Полиция довольно грубо «оккупантов» повинтила. Хотя мудрее было бы предоставить событиям идти своим чередом. Погода-то у нас даже в номинально весеннем марте мало располагает к пребыванию в неутепленной палатке. Да и Пушкинская площадь вряд ли может считаться пунктом стратегического значения.
Еще человек двести, двигаясь в сторону Триумфальной, на какое-то время сумели перекрыть Тверскую. Сухой остаток – несколько сот арестованных (250 – по официальным данным ГУ МВД, до 1000 – по информации Ильи Пономарева). По состоянию на данный момент вроде бы все отделываются штрафами.
Герберт Маркузе, основываясь прежде всего на опыте приютивших его США, в середине 1960-х годов сформулировал пугающую концепцию «репрессивной терпимости» – новой формы подавления в условиях формальной политической демократии: «Реализация политических прав (таких как голосование, обращения в прессу, к сенаторам и т. п., демонстрации протеста, априори отвергающие ответное насилие) в тотально управляемом обществе служит усилению этой управляемости, как бы доказывая существование демократических свобод, которые в действительности изменили свое содержание и потеряли свой смысл. В такой ситуации свобода (совести, собрания, слова) становится инструментом оправдания порабощения».
Российская власть это пока еще не освоила или освоила лишь частично. Гораздо безопаснее согласовать митинг. Тогда, по крайней мере, можно контролировать, что на него приносят. Иначе вполне реально спровоцировать упражнения по метанию «коктейлей Молотова». А систематические тренировки в какой-то момент могут перевести количество в качество.