Гражданская война в Ливии на глазах уходит в историю. Теперь, когда Муамар Каддафи мёртв, прежний режим пал, цель ливийского восстания достигнута, приходится заглянуть в будущее. Структура прежней власти разрушена не только в политике, но и в экономике. Воссоздание и перезапуск – первоочередная задача новых властей. Но надо понять, кто являет собой эти власти: Национальный переходный совет или военная комендатура Триполи? Видение экономических перспектив может быть очень разным.
Госдепартамент требует, чтобы было как с Каддафи
Основательно подорвана ливийская производственная инфраструктура. «Экономическое наследство, которое мы получили от старого режима — это система, которая целиком и полностью уничтожена», — заявил ещё в сентябре Абдулла Шамия, отвечающий в Национальном переходном совете за оперативное хозяйственное управление. Шамия охарактеризовал довоенную экономику Ливии как коктейль, причудливо взбиваемый исходя из ситуативных нужд клана Каддафи. Однозначна только один параметр: всё держалось только на нефтяном экспорте, говорить о сколько-нибудь серьёзной диверсификации не приходилось (не так, как в Саудовской Аравии, где пустынная страна экспортирует зерно). На сегодняшний день около 98 процентов поступлений в то, что условно называется бюджетом Ливии, обеспечивает продажа углеводородов. Национальный переходный совет уже сделал заявку на активное развитие несырьевых секторов.
Однако НПС, похоже, возлагает чрезмерные надежды на иностранную помощь. Причём в первую очередь из Европы, рассчитывая унаследовать «транссредиземноморские» связи времён Каддафи. Перспективы выглядят неплохо. На замороженных во время войны счетах Каддафи сохранилась круглая сумма в 170 миллиардов долларов. Назывались и цифры в 250-300 миллиардов. В основном деньги осели в банках Евросоюза и в принципе подлежат возврату. С одной стороны, деньги вроде бы обещают отдать ливийцам, и в этом случае они будут иметь достаточно средств не только для восстановления нефтяной отрасли, но и для более глубоких реформ. С другой, передача средств дело не слишком простое и быстрое. Первые бюрократические проволочки уже в августе задержали выплаты повстанцам с арестованных счетов нескольких сот миллионов долларов. Насколько заинтересованы еврофинансисты в разгар своего кризиса облегчить активы своих банков на сумму, равную, по крайней мере, половине чудовищной греческой задолженности? Очевидно, «возврат украденного» будет поставлен в прямую зависимость от сговорчивости по нефтяной тематике.
Наряду с нефтегазовым сектором, в Ливии заложены основы металлургии, текстильной промышленности, отчасти производства стройматериалов и транспортного оборудования. Но отдавать приоритет их развитию, по мнению ряда арабских экспертов, значит ставить телегу впереди лошади. Очевидно, что на первом плане вопрос восстановления нефтедобывающей промышленности. Даже если говорить о внешнеэкономическом аспекте, едва ли иные сферы привлекут сейчас иностранных инвесторов.
Не случайно госсекретарь США Хиллари Клинтон, посетившая на днях Триполи, главной темой переговоров с представителями НПС сделала возобновление контрактов, заключённых американскими компаниями с Каддафи. Подчеркнём: речь не ведётся о новом переделе и получении дополнительных преференций. Во всяком случае, пока не ведётся. Зато требование подтвердить коммерческие обязательства Каддафи выдвигается едва не ультимативно.
Между тем, выход на прежний уровень добычи – предварительное условие наполнения бюджетной кубышки самостоятельно заработанными деньгами – займёт, по имеющимся оценкам, примерно три года. Дальнейшие шаги вполне предсказуемы: насос нужно заставить работать быстрее. Сырьевой ресурс для этого есть – более пяти миллиардов тонн плюс более полутора триллионов кубометров природного газа. Однако в 2010 году уровень нефтедобычи составлял всего лишь половину от пикового 1970-го.
Зигзаги ливийского насоса
Вообще, нефтяное богатство Ливии эксплуатировалось весьма неравномерно. Добыча пошла в рост в 1960-х, ещё при короле Идрисе. Исторического потолка она достигла, что называется, по инерции — на следующий год после свержения монархии. 1970-й был переломным в экономической истории Ливии: Каддафи принял решение о национализации отрасли. С одной стороны, богатства действительно «перешли в руки ливийцев» — но, разумеется, далеко не всех ливийцев. Как гласил советский анекдот, «всё во имя человека, и вы знаете этого человека». Нефтяные ресурсы и доходы Ливии были поставлены на службу амбициозным внешнеполитическим планам Муамара Каддафи. Хотя в значительной степени направлялись и на социальную и технологическую модернизацию страны, преодолевающей откровенную архаику на тупиковых социалистических путях.
Огосударствление сектора дало более чем предсказуемый эффект: все 1970-е и первую половину 1980-х добыча нефти плавно снижалась – с 3,3 миллионов баррелей в сутки (1970-й) до 1 миллиона (1985-й). Впоследствии насос заработал быстрее. Характерно, что подъём совпал с «зелёной перестройкой» конца 1980-х, когда Каддафи совершил очередной зигзаг – провозгласил «коренное обновление», разрешил мелкий частный бизнес, приостановил репрессии. Но тут помешали международные санкции, спровоцированные терактом над Локерби (совершённом, опять-таки, из внешних амбиций). Положение кардинально изменилось лишь начиная с 2004 года, когда Каддафи покаялся за прегрешения, стал из террориста достойным партнёром, и трубу можно было открывать. «Джамахирийская» нефтяная госкомпания NOC превратилась в своего рода дилера западных корпораций. Но с многолетнего уровня в 1,5 миллиона баррелей в сутки прыгнуть сразу высоко не удалось. В 2003-2010 годах добыча росла черепашьими темпами, достигнув перед войной 1,7 миллиона.
Ожидания народа Ливии, по словам некоторых членов НПС, связаны с превращением страны в процветающий оазис именно вокруг живительной трубы. Снова проводится сопоставление с Саудовской Аравией — 0,29 баррели добытой нефти в сутки приходится на среднего подданного Саудитов. Путем нехитрых подсчётов при 6,5 миллионах населения Ливии получаем величину 1,9 миллиона баррелей в сутки, которой, при саудовских нормах социального распределения, должно хватить, чтобы стало «как в Аравии». Однако модернизационно-диверсификационные проекты нового ливийского правительства поначалу съедят немалую часть доходов от трубы. Более того, чрезмерное увеличение нефтедобычи тоже нежелательно – это может вызвать падение цен на нефть. Доля североафриканской страны в общемировой нефтедобыче сравнительно невелика – всего около 2 процентов. Однако высокое качество добываемого сырья утяжеляет вес Ливии в раскладе по конечному продукту переработки нефти-сырца. В отходы при таком качестве уходит немного.
Хорошо вернётся тот, кто вернётся последним
В зависимости от трубы оказывается не только сама Ливия, но и сопредельные государства. По ту сторону Средиземноморья война в Ливии уже аукнулась на ценниках бензоколонок. И немудрено: с начала 2000-х Ливия наращивала экспорт нефти именно в Европу. Десятая часть каждого потребленного в Евросоюзе литра – ливийского происхождения. Особенно нервной была реакция Италии, которая потребляла 28 процентов всей ливийской нефти. Именно итальянская нефтегазовая компания Eni первой вернулась в Ливию, возобновив работы в конце сентября, даже не дожидаясь окончания военных действий. Итальянские же специалисты проявляют наибольший оптимизм в сроках восстановления уровня добычи. Вместо трёх лет они говорят о 15 месяцах.
От Италии стараются не отстать Франция и США. Ещё в начале апреля проходила информация о договорённостях Саркози с НПС относительно выделения 35 процентов разведанных запасов ливийской нефти под французские концессии. Весной и летом американская нефтеперерабатывающая компания Tesoro принимала на Гавайях повстанческие танкеры из восточноливийского порта Марса-эль-Харига. На десятки миллионов долларов удалось продать нефти благодаря посредничеству Катара (этот аравийский эмират активно поддерживает все арабские революции нынешнего года). Летом британский нефтетрейдер Vitol заключил контракт с НПС на миллиард долларов. Можно считать, что на переговорах в Триполи госсекретарь США представила единую позицию «условного Запада». Революцию поддерживали не затем, чтобы утратить позиции, полученные из рук свергнутого Каддафи.
Российское возвращение в Ливию началось в довольно своеобразных формах. В конце августа, когда исход боёв за Триполи в полной мере определился, из Новороссийска в Бенгази прибыл… танкер с 30 тысячами тонн дизельного топлива. Продать Ливии нефтепродукты – это, несомненно, креативный ход (впрочем, аналогичные поставки наблюдались и из Катара). Который трудно рассмотреть иначе, нежели политический жест. И этот сигнал бы принят.
Менее чем через месяц «Газпром нефть» получила от Eni 33-процентную долю в Elephant. Партнёрами по реанимации добычи на месторождении будут южнокорейская нефтяная корпорация и ливийская NOC, перешедшая под контроль новых властей. «Перспектива начала крупной добычи на Elephant, да и вообще в Ливии, нам видится весьма далёкой, — высказался тогда исполнительный директор Союза нефтеэкспортёров России Евгений Самойлов. — Однако «Газпром нефть» подаёт российским компаниям пример, как следует отстаивать свои позиции на рискованных рынках». По прошествии месяца можно предположить, что опасения вообще оказались преувеличенными. Крупномасштабные военные действия затухают после взятия Сирта и устранения Каддафи (партизанские же нападения – профессиональный риск нефтяников в определённых регионах). Что не менее существенно, революционные власти продемонстрировали заинтересованность в отношениях с российскими компаниями.
Тень бригадного передела
Но есть и другая, тревожная сторона дела. Она связана с сегодняшней неопределённостью самого понятия «власти Ливии». Общеизвестно, насколько пестра повстанческая коалиция, опрокинувшая «социалистическую джамахирию». Известно также, что в верхнем эшелоне существуют серьёзные трения, усиливающиеся на глазах. Евроориентированную тенденцию олицетворяют – что на поверхностный взгляд парадоксально, а в действительности глубоко закономерно – члены НПС, непосредственно связанные с режимом Каддафи. Фигурой номер один в этой группе выглядит даже не столько председатель Совета Мустафа Абдель Джалиль (заведовал у Каддафи юстицией), сколько председатель Исполкома НПС Махмуд Джибриль (руководил у Каддафи «джамахирийским» аналогом Госплана). Именно он мог являться гарантом внешнеэкономической преемственности. Но именно он уже объявил, что подаёт в отставку.
Уход, конечно, недобровольный. На нём настаивал военно-революционный комендант Триполи Абдель Хаким Бельхадж, харизматичный вожак повстанческих формирований, в августе командовавший взятием столицы. Это персонаж совсем иного плана, далеко не Джалиль и не Джибриль. Двадцать лет он провёл в войне с Каддафи, начав в террористическом подполье 1980-х. Возглавлял Ливийскую исламскую боевую группу. Повышал квалификацию в Афганистане на стороне «Талибана». При этом, что важно, ни в «Талибане», ни в «Аль-Каиде» Бельхадж никогда не состоял, предложения бен Ладена отклонял. Его исламизм более модернистский и популистский, нежели идеи бенладеновского «халифата».
В 2004 году Бельхаджа схватили как исламиста (на чужой, кстати, территории – в Малайзии, затем тайно перевезли в Таиланд) сотрудники ЦРУ, провели серию допросов с пристрастием, после чего сдали Каддафи. Американские и «джамахирийские» спецслужбы в то время отлично сотрудничали. Несколько лет Бельхадж провёл в знаменитой ныне тюрьме «Абу-Салим». Ничего не раскрыл, ни в чём не раскаялся. Полтора года назад Каддафи, которому свойственны были широкие жесты, освободил две сотни исламистов. Не прошло и года, как Бельхадж повёл исламистских бойцов на Триполи.
Он сыграл в восстании неоценимую военную роль. Именно его бригада создала фронт на западе, в непосредственной близости от Триполи, организовала местных берберских ополченцев, осуществила марш-бросок на столицу и первой прорвалась на главную площадь страны. Она же являет собой наиболее боеспособную военную силу страны. Гражданские руководители НПС – скорее политические символы, тогда как Бельхадж и такие, как он – обладатели реальной силы, принимающие конкретные решения. В том числе по экономической части.
В этом плане воззрения Бельхаджа – типичная «экономика бригад». Богатства народа должны принадлежать народу… в лице его освободителей. Вот откуда поднимается настоящий призрак передела. И отнюдь не в пользу западных компаний, которым нужен не столько передел, сколько сохранение сложившегося статус-кво. Вокруг передовых бойцов, считающих себя героями войны, способны консолидироваться массы. Не только горячая безработная молодёжь, вроде парней, в чьи руки попал Каддафи. Мало кем замечена забастовка рабочих ливийской нефтяной компании WOC (кстати, СП с американцами, созданное отнюдь не только что). Рабочие, причисляющие себя к повстанцам, потребовали увольнения администраторов, поставленных прежним режимом. НПС в лице Джибриля, как и американские совладельцы, поддержал администрацию. Что будет, если в эти события вмешается Бельхадж, понятно, на чьей стороне? Рабочие окажутся исламистами? Тогда, конечно, российские интересы в Ливии попадут под большой вопрос. Но то же коснётся любых иностранцев. Богатства вновь вернутся ливийцам, как в ранние годы Каддафи. Только теперь другим.