Война войной, «спецоперация» спецоперацией, а расписания нарушаются. Ещё в пятницу Михаил Глущенко – осуждённый за вымогательство и за посягательство на жизнь государственного деятеля, точнее, за организацию убийства Галины Старовойтовой – должен был завершить ознакомление с материалами своего очередного уголовного дела. Тоже об убийстве, на этот раз трёх человек. Однако результат станет известен только завтра. Если станет. Кто знает Михал Иваныча, не может быть уверен.
15 апреля Глущенко надлежало окончательно одолеть 16 томов (плюс 6 дисков). Эту дату Приморский районный суд Санкт-Петербурга назначил 25 марта. Физически вполне возможно. Не вчера ведь началось ознакомление, а в прошлом году. Но по состоянию на 14 марта Михаил Иванович подошёл лишь к 73-й странице 9-го тома. Продвинуться дальше помешали возраст и здоровье.
И сам Глущенко, и его защита ссылались на быструю усталость и слабую память. На последнем судебном заседании Михаил Иванович называл себя уже не испанцем Мигелем и не мирным греком, как раньше – а попросту Локи, богом обмана из древнескандинавской мифологии. Понятно, что в таком состоянии требовать быстрого чтения и адекватного усвоения было бы негуманно. Прецеденты, правда, различны. Когда румынский премьер Дэскэлеску после свержения Чаушеску ссылался на помутнение мозгов, он всё равно получил пожизненный срок и отсидел пять лет.
Последовало обжалование судебного решения о сроках ознакомления. Формулировалось оно так, что удовлетворению подлежать не могло. Но некоторое затягивание удалось. Хотя бы на четыре дня. Хотя помогут ли эти дни там, где ушли восемь месяцев.
Речь идёт о тройном убийстве на Кипре 24 марта 2004 года. Погибли петербургский бизнесмен и бывший депутат Госдумы Вячеслав Шевченко, президент Ассоциации «Невский проспект» Юрий Зорин, секретарь-референт Валентина Третьякова. Целью убийц был Шевченко. Зорина и Третьякову убрали как свидетелей.
Между Шевченко и Глущенко годами длился жёсткий конфликт. Хотя во второй половине 1990-х оба состояли в думской фракции ЛДПР. И даже оба причислялись к некогда влиятельному в Северной столице «тамбовскому бизнес-сообществу» (в те времена кого только туда не записывали). Но многое их разделяло. Кардинально и непримиримо.
Вячеслав Шевченко был предпринимателем и политиком. В Думе он реально занимался экономической и культурной тематикой, выступал с конкретными инициативами. В бизнесе его знали как серьёзного инвестора, совладельца холдинга «Норд». Круг общения состоял в основном из предпринимателей и юристов. Михаил Глущенко имел иную известность. Его функционал был узким и, как сказал бы Владимир Вольфович, однозначным. Самое корректное именование его деятельности – внеправовое силовое сопровождение. Вежливее не придумать. С ним ассоциируются совсем другие названия и имена. Например, Юрий Колчин и прочие сотрудники охранного предприятия «Святой благоверный князь Александр Невский». Включая осуждённых за убийство Галины Васильевны.
Наличествовало ещё одно важное различие. Вячеслав Алексеевич принадлежал к фракции ЛДПР, но никогда не состоял в партии. Его отношения с лидером были как минимум натянутыми. Шевченко не стеснялся критиковать многие высказывания и действия Жириновского. В том числе публично, в прессе. Михаил Иванович, хотя и мог в частном порядке много чего сказать, всегда позиционировался как вернопреданный и тесно связанный с Владимиром Вольфовичем (что задокументировано фотографически). Примерно в той же функции, что и в бизнесе. Только ещё конфиденциальнее. «В нашей партии дисциплина была, не то что у других», – ностальгически вспоминал он.
Столкновение представлялось неизбежным. К середине 2000-х многое осталось позади. Ни тот, ни другой уже не являлись депутатами. Глущенко приходилось скрываться за границей как подозреваемому по делу Старовойтовой. Но из дальних испанских краёв он, опираясь на свою «авторитетность», требовал от Шевченко выплат за охрану от самого себя. На кон поставил $10 млн. Не своих, разумеется. Но Шевченко не привык уступать шантажу, а Глущенко не привык к отказам.
Ситуация накалялась. Телефонная связь работала. Требования Глущенко звучали всё наглее, угрозы суровее. Ответы Шевченко делались жёстче и презрительнее. Чего Михаил Иванович тоже не любил. А Вячеслав Алексеевич тоже игнорировал.
Результат, по версии следствия – ночная расправа в кипрском селении Пейе, близ города Пафос. Уникально зверская даже по известным понятиям. Биты, топоры, мясницкие ножи… Что по-своему объяснимо: здесь была демонстрация, типа «запомните – так будет с каждым». После не столь давних убийств Руслана Коляка и Александра Собчака серьёзность намерений становилась совсем уж наглядной.
До сих пор неясно, что побудило Глущенко в 2009 году объявиться в России. И немедленно попасть под стражу. Можно предположить, что он имел какие-то высокие гарантии. Не все же к тому времени перестали быть депутатами. Но если так, гарантии были нарушены. Хватило простоты и на этого мудреца.
Денежные предъявы потянули на приговор по вымогательству. Развернулось дело Старовойтовой. Ускорилось и расследование кипрского убийства. Но дальше совершился поворот. В Глущенко обнаружилась нужда. Вновь – политическая.
Больше оказалось некому дать показания на другого «петербургско-тамбовского» предпринимателя – Владимира Барсукова. С ним власти показательно разбираются за многолетний статус «ночного губернатора» Петербурга. Таких вольностей режим не прощает. Да ещё человеку, который и в заключении позволяет себе рассуждать. Например, «тюрьма сейчас – главная скрепа» или «мы любим волю, а не свободу».
Вердикты за рейдерство с рестораном и магазином, покушение на миллиардера и преступное сообщество на двоих выкатили Барсукову почти четвертьвековой срок. Но показалось мало. И тогда Глущенко назвал Барсукова «заказчиком убийства» Старовойтовой. Причём без смысла и без мотива – но это не очень и требовалось. Важно прилепить ярлык «террориста», припечатать убийством женщины – популярного политика и убеждённого демократа. Настоящего либерала – не в «версии ЛДПР».
Обвинение, предъявленное Барсукову, практически полностью базируется на показаниях Глущенко. Политическая же значимость казалось такова, что автор показаний мог манипулировать, торговаться и безразмерно тянуть на любую другую тему. В том числе по кипрскому кровавому побоищу. Чем Глущенко и занимается год за годом. Буквально по завтрашний день.
Жизнь, однако, не стоит на месте. Положение меняется. Смерть Владимира Жириновского в большой степени обессмысливает темы, связанные с Михаилом Глущенко.
Положим, лидер ЛДПР был прочно укоренён в политической системе. С 2014-го он вообще превратился в символический рупор режима. Никто не озвучивал сокровенные желания властей с такой запредельной чёткостью. Но этого фактора в российской политике больше нет. И политическая зачистка на рубеже 1990–2000-х, одной из жертв которой стала Галина Старовойтова, тоже канула в Лету. Банально-избитое выражение «ушла эпоха» здесь более-менее применимо. И большой вопрос, нужны ли кому-то теперь причудливые показания Глущенко.
Но инерция пока сохраняется. Процедурное заканителивание может её продлить. Поведение Глущенко в этом плане логично. Тянуть всеми способами. Хоть балаганом на заседаниях. Хоть неспешно-задумчивым чтением. Полгода назад Глущенко отказали в УДО. Но теперь – сильна ли в нём нужда? Если выиграть время, теоретически можно дождаться нового поворота и вывернуться из-под суда. Тоже шанс. По крайней мере, сам «узник Михаил» способен его усмотреть. Ему-то куда торопиться.
Владислав Турков, специально для «В кризис.ру»