Первой новостью российских неолибералов после обретения яркого креативного лидера в лице олигарха Михаила Прохорова стал поиск нового названия для партии «Правое дело». Цель запланированной замены, по словам самого Прохорова, сделать так, чтобы «всем понравилось». Довольно странный почин – как раз нынешнее название смотрится весьма удачно. Но партийно-политическое позиционирование вообще приобрело черты какой-то странной нервозности.
Партия власти переформатируется в Народный фронт. Традиционно с этим понятием ассоциируются широкие оппозиционные коалиции, созданные на основе совместного противостояния властям. Типичным Народным фронтом, хотя и с самобытным профсоюзным уклоном, была например, польская «Солидарность» 1980-х. Более близкий пример – антикоммунистические движения в национальных республиках СССР на рубеже 1980-1990-х. Причём характерная черта Народных фронтов – приходя к власти, они быстро раскалываются (как случилось с наиболее известным образчиком — французским НФ 1930-х). Нам же предлагается Общероссийский народный фронт, заточенный не на свержение, а на укрепление власти. Причём – что важно отметить — власти, отнюдь не находящейся под угрозой.
Но происходящее вокруг «Единой России», по крайней мере, относительно понятно: через проект ОНФ налаживается дополнительная «степень защиты». Подзастоявшаяся система стимулируется социальным развёртыванием. Явно задумано определённое кадровое обновление, о чём, собственно, прямо и было сказано. Нечто подобное периодическим партийным призывам, хотя, конечно, далеко не в тех масштабах и без аналогов сталинских чисток, обеспечивающих массовые масштабы вакансий.
«Единую Россию» испытывают на прочность – сможет ли она послужить ядром более широкой политической опоры режима? «Справедливую» же, по всей видимости, планируют к раскассированию. Только полная в этом уверенность могла подвигнуть Сергея Миронова к таким словам: «Я своих партийцев в Петербурге поведу сам в бой против «Единой России». Когда терять нечего, бойцовская поза уже не создаёт риска. При этом характерно, что в своём «прощании с сенатом» Сергей Михайлович предостерегал членов Совета Федерации от чрезмерной политизации. Не призывал идти своим путём, который ему самому наверняка не представляется оптимальным.
В КПРФ и ЛДПР пока не зафиксировано серьёзных трансформационных признаков. По всей видимости, представительство наиболее консервативных (не в современном западном, а в «советско-застойном» значении) кругов правящего слоя не вызывает претензий. Как и эпатажные формы политического обслуживания власти. К легальной оппозиции вообще нет особых вопросов. Ту же «Справедливую Россию» задвигают не за оппозиционность, а просто за исчерпанием надобности в изменившихся обстоятельствах, когда на первый план выдвигается установка консолидации. Достаточно «разногласий в тандеме», чтобы ещё отвлекаться на показательные политбои «единых» со «справедливыми».
Заметнее становятся проблемы с совсем другой оппозицией. Непредусмотренные движения заставляли беспокоиться с конца прошлого года. Манежная в Москве. Сенная в Петербурге. Волна непонятных избиений по политическим мотивациям (подробно расписанное нападение ультраправых из некоего «Блок-Факта» на сталинистского блогера, серия драк с участием «Невского фронта»). Всё это нашло эффектное выражение в «деле Тихонова-Хасис», явственно зафиксировавшем острое неблагополучие в маргинальных политических пластах. Сюда же, хотя в другом, некриминальном, ракурсе, можно отнести попытки реанимации Народно-трудового союза (эмигрантско-просветительская организация в Петербурге вдруг стала позиционироваться как политлобби теневого бизнес-сообщества и выдвигаться на улицы в поддержку ливийских повстанцев) или учреждение «Христианско-демократической инициативы», делающей безответные жесты в адрес «консервативно-либеральных сил во власти». Параллельно возобновляется активность традиционных «других», «несогласных» и т.п. в духе провалившейся, казалось бы, «стратегии-31». Если всю совокупность этих явлений пустить на самотёк, потенциальные опасности неконтролируемых политических осложнений может актуализироваться. Да ещё в условиях пусть вошедшего в хронически-стоячую фазу, но не прошедшего экономического кризиса.
Возвращаясь к началу, приходится констатировать, что именно на этом фоне обрёл значение проект переструктурирования «Правого дела». Возникает реальная нужда в формально не принадлежащей к властному блоку организации с альтернативными позициями, респектабельностью и хотя бы каким-то уровнем дееспособности. Партии, на руководство которой посажен Прохоров, вероятно, будет вменено в обязанность по возможности примагнитить оппозиционно ориентированные и пока в полной мере не контролируемые политические группы. Создать видимость альтернативы на ближайшем голосовании в Госдуму (если даже не на президентских выборах). Причём альтернативы приемлемой не только для либералов, но и для радикалов.
Это не так парадоксально, как кажется на первый взгляд. Экстравагантные предложения Прохорова в Трудовой кодекс малоприемлемы для крупного капитала – магнаты партнёрствуют с властями и не нуждаются в 60-часовом потогонстве. Зато гарантирован сочувственный отклик среднего и мелкого предпринимательства, не располагающего должной ресурсной подстраховкой и занимающего самую жёсткую позицию в социально-трудовых отношениях. А этот слой не так уж малочислен, даже в своей политизированной части. Курировать потенциально взрывные элементы социально-политической системы, выпускать пары, при этом внушая страх большей части населения ультралиберальными лозунгами в духе самых крайних фритредеров XIX века – ответственная функция. И слишком тонкая, чтобы поручать её ЛДПР. Социальный заказ на неолиберальное «Правое дело» вполне реален. Вот только смена названия – ошибка на первом ходу.