Кандидат в президенты Владимир Путин продолжает систематизировать собственное видение будущего России. В последовательности ему не откажешь. Он коснулся национального вопроса, затем экономики, теперь настал черед политической системы. Как и следовало ожидать, премьер позиционирует себя как твердый сторонник демократии.
Декларируя некоторые общеизвестные положения – например, что «демократия – это непременное условие построения государства, нацеленного на служение интересам общества» – Владимир Путин не забывает добавить о необходимости «дозревания». Дихотомия «девяностые – нулевые» звучит как оправдание вертикали власти и выстраивание заведомо негибкой управленческой системы. Все это мы уже слышали и до 4 декабря прошлого года. Тогда Путин говорил о «необходимых мерах» по спасению страны, в рамках которых была свернута «излишняя» свобода слова, расширены прерогативы госаппарата, усилена централизация в политике и госконтроль в экономике. Эта часть программы не предлагает какой-либо новизны. Столь же знаком слегка видоизмененный, но все тот же, семилетней давности, тезис Владислава Суркова о суверенной демократии, которая «не копируется по внешнему образцу» (осторожная полемика с «оранжистами»).
Да, разумеется, до демократии нужно дозреть. Конечно, Путин прав, когда заявляет о том, что сама идея демократии требует ответственного участия. Но это уже неявным образом подразумевается некоторыми «нежелательными», но совершенно легальными формами общественного протеста. Например, митингами. В самом деле, чем не форма ответственного участия? Впрочем, Владимир Путин справедливо замечает: «Нам надо обновить механизмы нашей демократии. Они должны вместить возросшую общественную активность».
Каким образом активность созревшего наконец, по мнению Путина, гражданского общества может быть умещена в рамки суверенной демократии? В первую очередь за счет создания саморегулируемых организаций (СРО), в которых Путин видит один из столпов сильного гражданского общества. СРО должны «иметь право разрабатывать и вносить для утверждения технические регламенты и национальные стандарты в соответствующих отраслях и видах деятельности», быть прозрачными в деятельности и публично обсуждаемыми. Но дело в том, что прототипов СРО в России и сейчас немерено, например, общественный совет «Замодернизацию.RU». Кто-нибудь слышал о плодах его деятельности? Или предлагается иное построение деятельности? Тогда – какое?
Достаточно серьезной выглядит заявка на дружественный интерфейс чиновного аппарата. До сих пор не относившийся всерьез к сетевой политике Путин довольно неожиданно предлагает вынести некоторые законодательные инициативы на суд интернет-аудитории. Однако в свете не столь давних заявлений МВД о необходимости государственного контроля за виртуалом предложение авторизации пользователей, исходящее от самого Путина, воспринимается скорее как предупреждение. Интернет создавался как поле свободной деятельности. Так сложилось, что в наших условиях это во многих случаях предполагает анонимность (оставим пока рассуждения, хорошо ли это). Хотя, возможно, Владимир Владимирович под «порядком официальной регистрации тех, кто хочет стать участником такой системы» имел в виду простую авторизацию пользователей на правительственных сайтах, несколько обремененную идентификацией в реале.
В фарватере темы общественного участия в управлении следует и предложение Путина о придании общественным советам при исполнительных органах истинной дееспособности. Парадокс в том, что для этого предлагается формировать советы под эгидой Общественной палаты. Этот орган обратной связи на всех уровнях власти точно так же стреножен и недееспособен, как и всеми забытые советы при губернаторах и главах районов. К тому же здравая в целом идея об «электронном правительстве» изначально не содержит в себе решения обозначенной самим Путиным проблемы – гарантированной обратной связи в реале. Без этого интернет остается в лучшем случае игрушкой. Либо мы должны полностью довериться одному-единственному человеку, к которому, как ни крути, сходятся все нити…
Говоря о выборных механизмах, Владимир Путин по сути заменяет понятие контроля над исполнением предвыборных обещаний понятием «выдвижения снизу». Но такая постановка вопроса вообще отменяет принцип состязательности. Если декларируемые Путиным «большие социальные группы» уже единодушны в своем кандидате, то исход выборов заранее предрешен – кого больше, тот и прав. Или, что точнее, кто крепче привязан к стабильному источнику дохода, тот и закидает шапками любого оппонента. При увеличении в электорате доли бюджетников (а на бюджетную иглу и вовсе предполагается посадить целый демографический слой – жителей глубинки) итог закономерен. Неспроста Владимир Путин говорит о том, что все нулевые верховная власть действовала в полном соответствии с народным волеизъявлением. Так оно в целом и было. Иное дело – как подать вопрос выбора. Кандидат Путин имеет ответ: народ поставил на стабильность и социальную защищенность – быть посему. Но всегда ли это означает зрелость гражданского общества?
Касаясь местного самоуправления, Владимир Путин вынужден балансировать между декларацией о намерениях и суровой действительностью. Он отлично знает, что это уязвимое место программы действий. Предлагая развивать муниципалитеты, придавать им широкую автономию, Путин признает, что в бесчисленных малых городах, где нет своего источника доходов, региональные трансферты являются единственной подпиткой. Если речь идет о дотационных регионах, коих подавляющее большинство, то ручеек финансов из центра ставит под сомнение политическую самостоятельность решений, принимаемых на местах.
Можно еще упомянуть затронутую Путиным судебную систему, где главной панацеей видится возрождение состязательности взамен карательного уклона и все та же публичность. Или сказать об ужесточении чиновной отчетности и обеспечении прозрачности. Но все это, как и остальные хорошие предложения, сильно девальвируется коррупцией. Логически сильное указание Путина на то, что в условиях коррупции сами репрессии против коррупции неизбежно окажутся коррумпированными, сопровождается упованиями на формирование Счетной палаты по представлению депутатов Госдумы. Можно ли думать, будто после последних парламентских выборов общественное доверие к нижней палате сколько-нибудь повысилось? Или новейшая российская история не знает коррумпированных депутатов-лоббистов?
Некоторый налет эклектизма не портит в программе Владимира Путина основного посыла: «демократия – это хорошо, особенно когда она под присмотром». Однако все разумные и трезвые предложения Путина, так или иначе, замкнуты в рамках системы. Общественные институты никакой программой не предусмотришь. Демократия – это не стабильность и эффективность любой ценой. Это в первую очередь возможность свободного выбора. Даже если этот выбор сопряжен с болезнью роста. Это может нравиться или не нравиться, но если называть себя приверженцем демократии, из этого приходится исходить.