Треть века назад восстали против коммунистической диктатуры рабочие румынского города Брашов. «Пробудись, румын!» – сказали мы тогда. И увидели, что это возможно», – вспоминают участники событий через тридцать лет и три года. Брашовские события стали началом конца сталинистского режима Чаушеску. Этого тогда не знали. Но ощущали явно. Как не могут знать участники нынешних беспорядков, чему открывают дверь. Но не могут не догадываться. Что предстоит России.
Каждый год 15 ноября тысячи брашовцев идут по единому маршруту. От автобусного завода ROMAN на Бухарестский проспект, дальше по бульвару 15 ноября к зданию городской администрации. Рабочие и студенты, клерки и школьники, пожилые люди и юноши с девушками. Прошли они и вчера. Участники восстания и молодые ребята, родившиеся в другой Румынии. Даже старики из бывших карателей говорят теперь о своём уважении к восставшим. Это день единения для всех и каждого.
Румыния, ноябрь 1987 года. Брашовское восстание. Бунт пробуждения. Не очень-то мирный – но не кровавый. Разозлённый – но не злобный. Коллективный и массовый – но с личным достоинством. Против власти – и за людей. «Нас спасла солидарность!» – говорит Мариус Боэриу. Ныне председатель брашовской Ассоциации 15 ноября. Тогда двадцатилетний токарь-бунтовщик с машиностроительного завода.
Коммунистический режим в Румынии отличался большим своеобразием. Он был насаждён фактически на пустом месте. В довоенной Чехословакии, Венгрии, Болгарии, даже в Югославии коммунистические партии имели определённое влияние. Румынская компартия (РКП) состояла из аморфных подпольных кружков, практически не известных в рабочем классе. Тем более в крестьянстве, составлявшем подавляющее большинство населения Румынии. Партия тотально контролировалась Коминтерном, без малейших намёков на самостоятельность. Ключевую роль в ней играли эмиссары ОГПУ–НКВД, вроде красного бандита по кличке Пантюша. Он же Ануша, он же Тима Бондаренко, он же Георге Пинтилие. Будущий создатель страшной румынской госбезопасности Секуритате.
Во Второй Мировой войне режим маршала Антонеску воевал на стороне Германии. Движение Сопротивления в Румынии было очень слабым. В других странах Восточной Европы пришедшие к власти коммунисты были партизанами, подпольщиками или, по крайней мере, правдоподобно выдавали себя за таковых. Советская армия значительной частью населения воспринималась как освободительница – по крайней мере, в первые послевоенные годы. В Румынии этого не было. СССР для румын отначала был захватчиком Бессарабии и Северной Буковины.
Зато именно в Румынии развернулось самое массовое в Восточной Европе антикоммунистическое партизанское движение. В нём участвовали и либералы, и монархисты, и фашисты-железногвардейцы, и социал-демократы, и даже коммунисты, недовольные сталинщиной. Но в основном – просто крестьяне. Возмущённые грабительской коллективизацией и атеистическим беснованием (Румынская православная церковь – это далеко не РПЦ МП). Подавить вооружённое повстанчество власти сумели только в начале 1960-х. А последний румынский гайдук-легионер Ион Гаврилэ Огорану скрывался в горах аж до 1976-го!
В этой ситуации у правящей компартии были огромные проблемы с кадрами. Нормальные люди не хотели вступать в РКП. Всюду, где коммунисты захватывали власть, они привлекали карьеристов и циников. Но в РКП повалило совсем уж конченое отребье. Чего стоил знаменитый Ленин Мэнеску (так назвали его фанатично «красные» родители), которого пришлось гнать из партийных рядов за карманные кражи. Чисто румынский феномен: «Ленин исключён из коммунистической партии»…
Такого рода среда выдвинула и Николае Чаушеску. Неофициальная версия его биографии утверждает, что в РКП он вступил в тюрьме, где сидел за воровство. От мелкого жулика до «великого кондукатора – гения Карпат» был, конечно, не один шаг. Но не так уж далеко.
Генеральным секретарём РКП Чаушеску стал в 1965 году. После смерти «румынского Сталина» – Георге Георгиу-Дежа. Поначалу он заработал заметную популярность в народе: уменьшил масштаб репрессий, увеличил вложения в социалку, выпустил некоторых политзаключённых, разрешил кое-какие дискуссии, демонстративно фрондировал против СССР и добился вывода из Румынии советских войск (оставаясь при этом в Варшавском договоре и СЭВе). Особенно взлетел его авторитет в 1968-м, когда Чаушеску резко осудил советскую интервенцию в Чехословакию. Более того, он готовится к войне против СССР: всё мужское население было записано в «патриотическую гвардию». Так жулик, взлетевший на олимп власти, стал в глазах румын «великим патриотом».
Продлилось эта «коммунистическая национал-демократизация» не слишком долго. Чаушеску был убеждённым сталинистом, свой идеал он увидел в кимирсеновской КНДР. Этим образцом и стал руководствоваться. Оставаясь по сути жуликом. А вся румынская компартия – партией жуликов и воров. Аббревиатура PCR (РКП) расшифровывалась как Pile, Cunostinte, Relatii – «блат, знакомства, связи». С 1973-го в Политисполкоме ЦК РКП (так там называлось всемогущее Политбюро) состояла жена «кондукатора» Елена Чаушеску, с 1980-го также первый вице-премьер. Она заведовала кадровой политикой, без неё не проходило ни одно сколько-нибудь значимое назначение. Партийный кабинет Елены официально назывался «Номер 2».
Сын Нику Чаушеску секретарствовал в румынском комсомоле, потом в жудеце (провинции) Сибиу, был кандидатом в Политисполком и почти официальным наследником (Чаушеску явно планировал создать династию типа северокорейской). Генерал Илие Чаушеску, младший брат диктатора, был заместителем министра обороны, начальником армейского политаппарата. Марин Чаушеску, старший брат диктатора, возглавлял внешнеэкономические представительства. Всего на партийно-государственных постах расселись около сорока родственников правящей четы. Увенчался этот процесс присвоением звания полковника вооружённых сил Румынии… лабрадору семейства Чаушеску по кличке Корбу.
Но не станем утверждать, будто весь правящий класс коммунистической СРР состоял из одних Чаушеску. Семейный клан включил в себя группу номенклатурных чемпионов холуйства и с другими фамилиями. Например, Маня Мэнеску, брат карманника Ленина, был членом Политисполкома, секретарём ЦК, премьер-министром, главным экономистом партии и автором восхвалительных брошюр. Эмиль Бобу, тоже член Политисполкома и секретарь ЦК, курировал партгосаппарат. А также (что было ещё важнее) – личный комфорт правящего семейства: роскошь особняков, блеск церемоний, веселье охоты. Бобу упорно соревновался с Мэнеску в прогибонстве перед хозяевами: называл Елену Минервой, придумал лозунг «Мы атеисты, мы верим в Чаушеску!» До чего оно всё знакомо… «Нет Чаушеску – нет Румынии» – на такие пустяки не разменивались. Председатель Великого национального собрания Румынии, учёный-агроном Николае Джосан – всё-таки не Володин.
Особое место занимали, естественно, генералы-силовики из госбезопасности, милиции и армии. Ион Динкэ, главный военный советник «кондукатора», первый вице-премьер по армии и ВПК, заработавший клички «Страшный примар» (примар – мэр, в данном случае Бухареста) и «Те-ляга» (по-румынски – «Вы-арестованы»). Тудор Постелнику, министр внутренних дел, старший по репрессиям и международному терроризму, сам себя назвавший на суде «тупым быдлом». Юлиан Влад, директор Секуритате, джентльмен-интеллектуал, лично санкционировавший пытки. Эмиль Макри, шеф экономической безопасности, владелец залежей компромата. Константин Нуцэ, генерал-инспектор милиции, старший по ментовскому мордобою. Ион Коман, начальник военно-правового управления и военотдела ЦК, связной между партией и армией.
К этой верхушке примыкал следующий эшелон партаппаратчиков, хозяйственников и силовиков. Премьер-министр Константин Дэскэлеску. Спикер как бы парламента Николае Джосан. Идеологи-пропагандисты Паул Никулеску-Мазил и Думитру Попеску. Лина Чобану, Анна Мурешан, Корнелия Филипаш – партийные подруги Елены… Секретари, министры, генералы. А под ними следующие этажи власти. Наглой, жестокой и алчной.
Отметим, что все вышеперечисленные в 1990 году предстали перед судом и получили реальные сроки. Те, кто остался в живых, не последовав за четой Чаушеску, генералами Нуцэ и Макри, спикером Джосаном. В общем, не как в России. Но до этого в 1987-м было ещё не близко. 33 года назад любой партийный секретарь или инструктор, примар или директор, офицер Секуритате или милиции принадлежал к номенклатурному боярству. И был недосягаемо вознесён над массой рабочих, крестьян и служащих. Не последнее место среди них занимал министр машиностроения, затем первый секретарь Брашовского комитета РКП Петре Преотяса.
Верхушка обогащалась «продажей» собственных граждан еврейской и немецкой национальностей в Израиль и ФРГ. За каждое разрешение на выезд румынские власти брали $5–10 тысяч. «Западная Германия платила исправно, так что саксонские города и села Трансильвании начали пустеть. С 1967 по 1989 г. уехали 200 тыс. немцев. К моменту свержения коммунистов в Трансильвании оставалось от 200 до 300 тыс. немцев из 750 тыс., проживавших там в 1930-е гг.», – бесстрастно информирует исследование «Румыния при Чаушеску». Торговали и военной техникой, получаемой из СССР по льготным ценам Варшавского договора. Большая часть вырученных средств шла на личные счета высокопоставленных функционеров режима. В этих операциях особенно отличились братья Илие и Марин. Хорошо известна их попытка продать американцам в 1981 году секретный тогда танк Т-72.
Социально-экономическая обстановка в чаушистской Румынии соответствовала моральной атмосфере. Партия жуликов и воров способна только воровать и громоздить за счёт населения проекты нелепой гигантомании. Хотя надо признать, режим продвинул индустриализацию и урбанизацию прежде аграрной страны. Но какой ценой и какими методами.
Предприятия строились на западные кредиты. Идея была проста и совершенно безграмотна: брался кредит, закупались проект и оборудование, нанимались специалисты. А когда машиностроительный завод или мебельная фабрика начинали работать, продукция отправлялась на Запад для погашения кредита. С точки зрения мелкого жулика из села Скорничешти – отличная схема. И пусть румынские копии Renault и Land Rover были элементарными «вёдрами», и на Запад их приходилось продавать за копейки, если не приплачивать. Пусть румынские куртки, мебель и женские сапоги в Европе брать отказывались напрочь – можно сбагрить в СССР, там более-менее ценились.
Таким образом, к началу 1980-х набралось кредитов на $40 млрд. Отдавать нечем. А как раз к тому времени «кондукатор» окончательно возомнил себя мировым лидером – значит, нельзя зависеть от долгов и не отдавать тоже нельзя. Не проблема: в 1982 году Чаушеску сажает Румынию на режим жёсткой экономии. Дабы выплатить за счёт населения. Нищенские зарплаты, карточные нормы, лимиты на свет и тепло. Традиционная житница Европы столкнулась с нехваткой хлеба. Личный врач диктатора Юлиан Минку обосновал это «программой рационального питания». Килограмм мяса в месяц, побольше пищи из суррогатов. Не его пациенту конечно, и не его братьям по классу. Им придётся питаться нерационально. За весь румынский народ.
Забастовки и волнения вспыхивали то тут, то там. Старт был произведён десятилетием ранее в шахтёрской долине Жиу. В сентябре 1983-го в населённый венграми Марамуреш пришлось бросать армию. В конце 1986-го бастовали рабочие в Клуж-Напоке, в феврале 1987-го – в Яссах. Бунт катил по стране, набирая ширь.
Город Брашов основали в начале XIII века рыцари Тевтонского ордена. И кстати, назвали: Кронштадт. В чём-то символичная перекличка антикоммунистических восстаний. Потом закрепилось местное название Брашов – то ли от понятия «крепость», то ли от близтекущего ручья Бырса. В 1950-м Георгиу-Деж переименовал город в Орашул-Сталин, в честь московского хозяина. Через десять лет хрущёвская Оттепель вынудила вернуть имя Брашов.
Коммунистическая индустриализация сделал Брашов крупным центром машиностроения. Структурообразующим предприятием был завод Steagul Roșu («Красный стяг») – производство грузовых автомобилей. Рабочая смена к 1987 году была увеличена до двенадцати часов, рабочая неделя – до семи дней.
По догматичной наивности, Чаушеску считал себя популярным в рабочем классе. В свои последние дни он даже собирался «спасаться на заводе» – откуда бежал под градом камней. Так и не понял, почему. А мог бы понять, если бы реально общался с теми же брашовскими рабочими. «С детства мы были антикоммунистами», – рассказывала фрезеровщица Steagul Roșu Анкута Дудук. «Больше всего меня возмущала антихристианская политика партии», – слесарь Василе Ангел.
На 15 ноября 1987-го были назначены «выборы» местных советов. Праздновать победу РКП аппаратчики готовились загодя (в этом скоро убедимся). Но совершенно не учли такую мелочь: 14 ноября ждали зарплаты рабочие Steagul Roșu. И дождались. С вычетом половины. «Социальные удержания» – так называли это в ЦК и правительстве. Готовилась эта операция как масштабное ограбление. Пакет спецсвязью из Бухареста, в Брашове виза первого партсекретаря и начальника госбезопасности… И дикий ор ночной смены на 440-м участке Steagul Roșu: «Долго они будут издеваться?! – Сколько мы терпим, столько и будут!»
Директор Ион Ангел не стал ни о чём разговаривать. Главный инженер Валериу Геласе высказал сочувствие, но советовал поберечь головы. «Пословицы сами знаем!» – крикнул ему в ответ слесарь Аурелиу Беженариу.
Утренняя смена присоединилась к ночному протесту. Не одними словами. К одиннадцати утра сотни людей собрались на заводском дворе, вышибли окна дирекции и объявили забастовку. Токарь Георге Захария запел «Пробудись, румын!» – гимн революции 1848 года, в Брашове и написанный. Его поддержал коллега Боэриу, за ним сотни других. Восемнадцатилетний подсобник Корнел Вулпе прорвался в партком, вытащил оттуда румынские знамёна (приготовленные к празднованию выборов) и стал раздавать товарищам. «Только не брать с серпом и молотом!» – предупредил Боэриу. Очень характерная деталь: на столе в мгновенно опустевшем парткоме рабочие увидели бутерброды с сыром. Впервые за годы. А ведь доктор Минку не рекомендовал!
Спонтанно выдвинулись вожаки: слесари Аурикэ Дженети, Георге Дудук, Георге Гиэрко, Василе Виеру, Георге Ницеску, Флорин Постолаки, Мариус Никулаеску, токари Мариус Боэриу, Георге Банчу, Георге Захария, Раду Дудук, Дан Ордаче, Йожеф Фаркаш, фрезеровщицы София Постелнику, Сесилия Югэнару, Анкута Дудук, Сильвия Банчу, литейщики Флорин Мутихак, Арпад Гергей, подсобники Дэнуц Якоб, Андраш Гергей, Корнел Вулпе (как видим, коллектив был интернационален и в заметной степени комплектовался рабочими династиями).
Пятитысячная демонстрация двинулась к зданию брашовского парткомитета, совмещённому с региональной администрацией. Впереди шёл двадцатичетырёхлетний слесарь Дженети, получивший после этого прозвище «Человек в белой каске» (рабочие носили синие каски, но Аурикэ надел белую инженерную). Рядом девятнадцатилетний подсобник Якуб размахивал национальным флагом. Над городом неслось «Пробудись, румын!»
По пути присоединялись горожане. Был среди них и особенный – сантехник из местной средней школы Вернер Зоммерауэр. Этнический немец, известный диссидент, корреспондент «Радио Свобода», подпольный организатор свободных профсоюзов. На Steagul Roșu работала его жена Родика. Узнав о событиях, неугомонный Вернер тут же примкнул к бунту.
Появление в толпе убеждённого антикоммуниста Вернера Зоммерауэра оказалось спасением для фанатичной коммунистки Марии Чебук, секретаря по пропаганде горкома РКП. Надо отдать ей должное. Единственная из всего городского партаппарата, без охраны она бросилась в гущу событий. С бранью на демонстрантов и восхвалениями Чаушеску. Поскольку в колонне были женщины, это могло сильно выйти боком. Чебук уже падала на асфальт, когда Зоммерауэр – тоже ведь с риском для жизни – прикрыл её от благодарного народа и дал время бежать.
Дружно скандировали: «Воры, верните наши деньги! Нам нужны еда и тепло! Нам надо кормить детей! Требуем хлеба без карточек!» На площадь перед домом власти сходились забастовавшие трудящиеся других брашовских заводов – подшипникового Rulmentul Brașov, тракторного UTB, автомеханического Hidromecanica. В целом толпа была рабочей, восстание – сугубо пролетарским. Но появились и студенты, за ними и школьники. В итоге собралось до десяти тысяч человек.
И вот тут, перед местной цитаделью РКП лозунги резко сменились. За элементарными требованиями хлеба для детей и тепла для стариков загремело иное: «Долой Чаушеску! Долой диктатуру! Долой коммунизм!» Это было непохоже на долину Жиу десять лет назад. Там «кондукатору» ещё верили. Здесь уже ненавидели.
Брашовцы знали местного хозяина Преотясу. С ним и пришли говорить. Но глава не показался народу. Закрывшись в «ситуационной комнате», Преотяса перезванивался с Бухарестом и подчинёнными парткомами. Пытался сформировать команды партийных «титушек», которые можно было бы бросить на рабочих. Что характерно – без всякого успеха. Повторять подвиг истерички Чебук желающих не находилось.
Вперёд себя первый секретарь вытолкнул второго – примара Думитру Каланчу. Тот заговорил с рабочими в привычном партийно-боярском духе, провокационно и вызывающе: «Пойдёте в долину Жиу» (официально об этом нигде не сообщалось, но вся Румыния знала о полулагерном режиме, установленном для шахтёров). В ответ Георге Банчу попросту вышиб дверь. Взорам людей, которых держали на кукурузных буханках и мороженом картофеле, предстали столы, ломящиеся от салями, шоколада, экзотических фруктов. И то сказать, это не заводской партком, тут каким-то сыром не отделаешься. Всё по строгой иерархии. Коммунистические начальники готовились со смаком отметить свою «победу на выборах».
Естественно, начался погром. Всё в здании было разгромлено. Опытный техник-механик Зоммерауэр и тут попытался ввести в какие-то системные рамки. Не ломать мебель просто так, а только коммунистическую символику – красные тряпки, серпомолоты, портреты Чаушеску. Всё это, вместе с партийными документами, швыряли из окон на площадь, где устроили огромный костёр. Туда же полетели, кстати, и деликатесы с партийных столов. Эти разносолы приравнивались к символам РКП.
Секретарь-примар всё-таки напросился. Его отколотили за наглость. Аурикэ Дженети побил Каланчу партийным красным флагом, специально поднятым с пола. Не румынским же национальным, много было бы чести. Получил и один из милиционеров, охранявших здание. Отколошматив, его ещё и раздели. Бунтовщики знали, с кем имеют дело, и поэтому не гнались за мирностью протеста. Но ни масштабного насилия, ни каких-либо жестокостей они не совершили. А назавтра, поостынув, мужики и тётки пришли на рабочие места, встали к своим станкам! Там их ждали милиционеры и сотрудники Секуритате.
15 ноября режимные силовики почти не нападали на протестующих. Крупный замес в торжественный день голосования – за такое начальство может и погоны содрать. Действовали похитрей. Засняли происходящее, отследили активистов, блокировали магистрали и перекрёстки.
Кое-где всё-таки не обошлось без столкновений. Сопротивление оказывалось незначительное – безоружные неорганизованные рабочие не могли противостоять силовикам. «Когда налетели УСЛА, мне в лицо ударил слезоточивый газ. Я в шоке отступила», – рассказывает брашовская работница Стана Добре. УСЛА, к слову, это антитеррористическое спецподразделение МВД. «Антитеррористическое».
С утра генерал Влад отдал соответствующие распоряжения. В Брашове их приняли к исполнению начальник Секуритате полковник Думитру Нэтэлецу, начальник милиции генерал Николае Нягу и его заместитель полковник Павел Прока. Для общего руководства в Брашов десантировались генералы Макри от Секуритате и Нуцэ от милиции. Появление этих персонажей само по себе о многом говорило: оба принадлежали к силовой верхушке СРР. На контроле в МВД держал тему министр Постелнику. Общеполитические указания направил Преотясе лично Чаушеску.
16 ноября были произведены около трёхсот арестов. Особо выделили дело в отношении Вернера Зоммерауэра. Известного диссидента, да ещё немца по национальности, допрашивал один из асов Секуритате полковник Ристя Прибой. Его содержали в отдельной камере, с чистым бельём, к завтраку давали апельсин. Беседовали с ним интеллигентно, сжимая зубы на его саркастические высказывания. А что делать? Не злить же Гельмута Коля!
С простыми рабочими, ещё не известными миру, так не церемонились. Их отдали ментам на полный аккорд беспредела. Следствие вели капитаны милиции Александру Ионаш и Георге Аким. Зверские избиения, садистские издевательства. Лично в этом участвовать не брезговали генералы Нуцэ, Нягу, Макри и полковник Прибой, временами отвлекаясь от Зоммерауэра. Коммунистическая власть в Брашове показала себя во всей пыточной красе.
Не отказала себе в удовольствии посидеть на допросах секретарь Мария Чебук. Это Зоммерауэр мог позволить себе смеяться ей в лицо. Но не слесарь Георге Гиэрко: «Я не думал, что смогу выдержать. Я падал, а они всё не останавливались, всё продолжали бить. Когда одни уставали, приходили другие. Товарищ Чебук приехала с несколькими генералами. Избивали каждый день, не давали спать». Георге Захария: «Ионаш бил меня палкой, пока мог махать». Дэнуц Якоб: «Кудрявый усач вытащил пистолет. Последовало избиение. Снял со стены портрет Чаушеску: «Знаешь, кто это? Держи на носу!» Если портрет падал, начинали бить. Заставляли подолгу стоять на одной ноге, рядом держали овчарку. Когда я пытался опустить вторую ногу, собака рычала и делала стойку». Георге Банчу: «Надели наручники, привязали к стене, избивали кулаками и ногами. Вчетвером, впятером. Как конокрады» (хуже конокрадства народный фольклор в тех краях преступления не знает). Через такое прошли десятки людей.
Несколько иначе происходило с Софией Постелнику. К женщине, носящей фамилию министра, боялись притронуться. Специально проверили в Бухаресте, узнали, что не родственница, но всё равно боялись! «Следователь, похожий на чёрта, говорил мне, будто всё это вброшено из Молдавии», – вспоминала потом София. Тоже, значит, искал тайных кукловодов. Сама по себе эта тупость малоинтересна. Но впечатляет упоминание Молдавской ССР как источника «цветной революции». Вот каков был эффект горбачёвской Перестройки. Пришли иные времена, и Патрушев со товарищи роют в других местах. Но схема та же. И результат будет тот же.
Нескольких активистов протеста доставили в Бухарест. Мариус Боэриу удостоился допроса у самого Постелнику. Размахивая пистолетом, министр допытывался: кто вами руководил?! кто вас организовал?! кто вас подучил?! Они ведь неспособны усвоить, что люди не нуждаются в наущениях и приказах. За право, свободу и достоинство человек поднимается сам. Вот и искали чёрную кошку в тёмной комнате, когда её там не было. «Секуритате не верила в стихийность, – рассказывал Боэриу. – Допрашивали в три смены. В день я проходил через пятерых-шестерых следователей. Офицер Секуритате ударил меня в лицо телефонным кабелем, я залился кровью. Шрам виден и сегодня. С гордостью его ношу».
Дело шло к показательному политическому процессу. Секретарь ЦК Эмиль Бобу бухнул в колокола: «Легионерский мятеж!» В этом ключе готовила суд его жена, министр юстиции Мария Бобу. Следователи недаром грозили рабочим 25-летними сроками и даже высшими мерами. Особенно вопила, разумеется, Мария Чебук на специально проводимых собраниях.
Но, как быстро выяснилось, с этим они все перегнули. Совсем недавно Чаушеску на весь мир заявлял, будто в Румынии «нет политзаключённых». Да и в стране шло глухое, но грозное брожение. Пришлось на ходу переделывать обвинение в банальное хулиганство: «Нарушение общественного порядка и общественной морали».
Преотяса, согласно новым инструкциям, назвал бунт «землетрясением». Типа, мало ли, чего не бывает. Никто ж не виноват. Впрочем, виноватых нашли. Не только рабочих «нарушителей порядка». По личному указанию Чаушеску разогнали всю дирекцию Steagul Roșu. Директор Ангел и начальник планового отдела Василе Лука даже получили условные сроки за «необоснованное взимание штрафов».
К уголовному суду привлекли группу в составе 61 человека. Приговоры, по коммунистическим меркам, были даже мягкими: от полугода до трёх лет. Трёхлетний максимум впаяли Аурикэ Дженети (зачинщик, бил Каланчу), Вернеру Зоммерауэру (диссидент, формулировал политическую программу), Георге Дудуку (не скрывал антикоммунистических взглядов, вышвырнул в окно портрет Чаушеску, вовлёк членов семьи), Флорину Мутихаку (разгулялся при погроме). Георге Гиэрко получил два года и шесть месяцев, Георге Захария, Корнел Вулпе – два года, Мариус Боэриу, Георге Банчу, Василе Виеру – один год, Дэнуц Якоб – шесть месяцев. При этом тюремное отбывание всем заменили принудработами типа советской «химии». Ещё 91 человек был приговорён к штрафам, 26 – к исправительным работам в административном порядке.
Десятки рабочих семей депортировали их Брашова. С собой разрешалось взять не более одного чемодана. Часто семьи разделялись – мужу высылка, жене оставаться. Корина Якоб стала женой Дэнуца всего за две недели до 15 ноября. Её долго мурыжила всё та же Чебук: дескать, ты молода, у тебя жизнь впереди, не ломай с самого начала, разведись с ним! Но Корина выстояла. Супруги Якоб и сейчас счастливы вместе. В общем, власть измывалась над людьми, как только могла.
Убитых и тяжело раненых 15 ноября не было. Но на следующий год умер в городе Бырлад тридцативосьмилетний депортированный слесарь Василе Виеру, отец двоих детей. Корнел Вулпе умер в 1994-м, ему было двадцать пять лет. Причина смерти в обоих случаях – последствия избиений на допросах.
Брашовский протест не создал не создал в Румынии аналога польской «Солидарности». Не тот был режим Чаушеску, чтобы поступать хотя бы по-герековски. Но солидарность возникла и проявилась. Студенты брашовского университета «Трансильвания» Кэтэлин Бия, Лучиан Силаги, Хория Шербан, Мариан Лупой, Марин Брынковяну и Михай Торджо вышли в пикет под лозунгом «Солидарность! Свобода! Рабочие не должны умереть!» Их отчислили из университета и выслали из Брашова.
Ведущая румынская диссидентка Дойна Корня прямо на двери своего дома вывесила баннер: «Солидарность с бастующими рабочими Брашова!» Рапорты Секуритате за ноябрь 1988-го свидетельствуют: по всей Румынии сотни людей совершили или пытались совершить акции памяти и поддержки Брашовского восстания. А в ноябре 1989-го тысячи людей выступили по всему миру – в США и ФРГ, Франции и Голландии, Дании и Австралии. Акция солидарности с румынами прошла тогда даже в Москве. До румынской Рождественской революции оставался месяц.
Свершился 1989-й, и режима Чаушеску не стало. Не стало и самого Чаушеску с Еленой вместе. В те же дни погиб главкостолом Нуцэ. Немного позже умер в тюрьме хитроумный Макри. Отсидели по нескольку лет Постелнику, Бобу, Влад. Но за расправу с брашовцами в 1987 году не ответил никто.
Вельможный Преотяса в новой Румынии крупный бизнесмен. Битый флагом Каланча – «социал-демократический» функционер партии Илиеску. Нягу на генеральской пенсии. Полковники Нэтэлецу и Прока поработали в частных секьюрити. «Бонд» Прибой служил в разведке, консультировал премьер-министра, потом ушёл в бизнес. Заплечник Ионаш дослужился до генерала полиции, его подручный Аким был адвокатом, преподавал на юрфаке и только там попался на поборах со студентов. Полоумная чаушистка Чебук на пенсии не бедствует, вся родня в бизнесе, племянник и вовсе дорожный магнат местного масштаба.
Такова цена общественного компромисса. Вроде они и выкрутились. Но остались кто ненавистным, кто презираемым. Уважают и любят в Брашове других людей.
Участники Брашовского восстания – почётные граждане города. О них пишут книги и снимают фильмы. Затаив дыхание слушают их школьники на встречах с ветеранами освободительной борьбы. Многие стали общественными деятелями (как Дженети или Боэриу), политиками (как Постолаки), предпринимателями (как Якоб). В 2014 году вся Румыния провожала Вернера Зоммерауэра – «победителя Секуритате, героя-антикоммуниста». В городе возведён монумент. Годом Брашова был объявлен в Румынии юбилейный 2017-й. В прошлогодней церемонии участвовал глава правительства Людвик Орбан.
Ассоциация 15 ноября – сильная авторитетная организация. Занимающаяся не только историей: её активисты поддержали забастовку завода S.C. ROMAN SA – бывшего «Красного стяга». Вместе с польской «Солидарностью» люди Ассоциации создали в Брашове Центр антикоммунистического сопротивления. «Люблю Румынию. Энергичная страна, эмоциональная. Всё время что-то происходит. Как Польша, Италия, Израиль. Не то, что моя Англия… Может быть, именно румыны первыми покончат с коммунизмом?» – размышлял на брашовских юбилеях Владимир Буковский.
Брашовский протест остался в истории Румынии как вспышка света в предрассветные часы. Когда тьма наиболее густа, а силы зла властвуют безраздельно. «Братья из Брашова, вы поверили в себя и отстояли общую честь. Защищая своё достоинство, вы спасаете и тех, кто пока повинуется из страха. Простите нас, если можете. Вас временно одолела жестокость превосходящей силы, но вас нельзя теперь победить», – писала Дойна Корня. За это память Брашовского восстания чтят в современной Румынии.
Но какое отношение румынские события более чем тридцатилетней давности имеют к современной России? Такое же, как любой пример рабочего, гражданского сопротивления издевательствам и произволу.
Российское рабочее движение было слабее европейского. За исключением коротких ярких вспышек, подобных 1905 году. Но общенациональную стачку и баррикадные бои в столице как-то странно подавать в контексте профсоюзной деятельности в обыденном понимании. Между тем, наши рабочие организации круче всего проявились именно тогда. Или в массовых забастовках советских шахтёров 1989 года. Которые тоже статья особая – в контексте общего краха СССР.
Наши профсоюзы с конца XIX века были сравнительно малочисленны и в общем маловлиятельны. После прихода большевиков к власти они вообще перестали быть профсоюзами. Целенаправленная атомизация общества, концентрация индивидуумов в принудительных огосударствленных «коллективов» сказалась и в рабочей среде. Глухое недовольство ширилось, но редко выливалось в открытый протест, как в Румынии или Польше. В конце концов, поляки и румыны помнили жизнь до коммунистов. В СССР же последним массовым протестом под противовластными лозунгами был Вичугский бунт 1932 года. Потребовалось три десятилетия, чтобы нечто подобное повторилось в Новочеркасске, где «дави советскую власть!» звучало под ленинскими портретами. Трудности забастовочного движения в обществах (нео)советского типа мы видим сейчас в Беларуси. Где, кстати, ситуация по всем параметрам особенно близка к румынской 1980-х. Вплоть до гротескного упырства правителей.
В постсоветской России рабочие протесты пока что не политизированы. Автомобилестроители на АвтоВАЗе и во Всеволожске, нефтяники и газовики в Сибири требовали повышения зарплат и защищали преследуемых рабочих лидеров. Дальнобойщики боролись против поборов олигархической системы «Платон». Выступления в Биробиджане или Владивостоке направлены в защиту предпринимателей, которые пользуются доверием рабочих (ситуация, непредставимая в восточноевропейских странах).
Правда, биробиджанские протесты имел политический уклон. Бизнесмен Иван Проходцев, которого поддержали трудящиеся, известен как оппозиционный активист. Во Владивостоке докеры требовали восстановить Заирбека Юсупова в должности гендиректора морского торгового порта. Юсупова они знают и доверяют ему, а от преемников хорошего не ждут. Докеры просто взяли определённую сторону во внутрикорпоративном конфликте. Позиция понятна и, судя по всему, основательна. Но это не Брашов, не «Солидарность» и не наш Пятый год.
Трудовые конфликты в современной России где-то сложнее, чем были в соцстранах. Иная социальная структура общества, иные общественные тренды, иные коммуникативные связи. Однако может ли измениться сама суть рабочих протестов? Трудящиеся отстаивают свои права и интересы перед лицом начальственного произвола. В исторически сложившихся российских условиях – чаще всего государственного. Или олигархического, что почти одно и то же.
Протест румынских рабочих в Брашове далёк от нынешней России и во времени, и в пространстве. Но он – часть традиции рабочего движения. Поэтому его необходимо знать и помнить. Тем более в наше время, когда правящий режим РФ семимильными шагами скользит к образцам чаушизма.
Евгений Трифонов, специально для «В кризис.ру»