Вера против демонов

Девяносто лет назад, 11 апреля 1932 года, в Монголии поднялось антикоммунистическое Хубсугульское восстание. Полгода повстанцы сражались с регулярными войсками МНРА и РККА. Кремнёвки и берданки против пулемётов, бронетехники и авиации. За веру и волю. «Жёлтый воин победит красного врага!» – завершал свой путь повстанческий командир-жанжин Батболдын Тугж.

Монголию называли «второй страной социализма». Местные коммунисты пришли к власти в 1921 году. Тут же отрапортовали Ленину. Установили диктатуру «народной», потом «народно-революционной» партии – МНРП. Поначалу в стране сохранялась традиционная теократическая монархия, но в 1924-м провозгласили МНР – «народную республику». Как водится у коммунистов, не спрашивая народ.

И тогда народ не стал спрашивать коммунистов.

Ранние вожди МНРП сильно отличались от монгольской народной массы. Жили они не в степях, занимались не пастьбой табунов и отар. Происходили обычно из столичных чиновников или монастырских служащих. Разве что первый генсек Салийн Данзан начинал как пастух-арат и удачливый конокрад, но и он довольно скоро поступил на таможенную службу. Его преемник Цэрэн-Очирын Дамбадорж в юности работал переводчиком и телеграфистом, Догсомын Бодоо – монастырским писцом. Коммунистические премьеры Дамбын Чагдаржав, Балингийн Цэрэндорж, Анандын Амар принадлежали к дореволюционной служилой знати. В политику они приходили националистами – боролись за независимость Монголии от Китая.  На этой почве закономерно сходились с дипломатами, разведчиками и военными царской России. После 1917-го сохраняли налаженные связи уже с коммунистической Москвой.

Основатели МНРП обычно ориентировались на «правый уклон ВКП(б)», в духе НЭПа и Бухарина. Присягнув на верность марксизму-ленинизму, они всё же оставались монгольскими патриотами и больше думали о развитии страны, чем об идеологических схемах. Заводили контакты не только с СССР, но и с Японией, Америкой, Западной Европой. В результате Салийн Данзан был отстранён и расстрелян за «буржуазную политику» уже в 1924 году.

Им противостояли радикалы из «левой фракции». Партийные силовики Жамбын Лхумбэ, Бат-Очирын Элдэв-Очир, Золбингийн Шижээ, Дашийн Балдандорж; партийные экономисты Цэнгэлтийн Жигжиджав, Улзийтийн Бадрах; партийный администратор Пэлжидийн Гэндэн. Это была иная генерация. Как правило, моложе основателей. Не из грамотных горожан, а из сельских аратов. Убеждённые сторонники военного коммунизма – ведь именно партдиктатура и госмонополизм стремительно вознесли их на социальные верхи.

Политический строй МНР в первые десятилетия имел важную особенность. Первыми лицами режима являлись не председатели государственного Хурала, не премьер-министры и даже не генеральные секретари. Верховная власть принадлежала главнокомандующему МНРА – Монгольской народно-революционной армией.

Первоначально это был «монгольский Ленин» – Дамдин Сухэ-Батор. Сын тюремщика, унтер-пулемётчик, с детства жил при российском консульстве в Урге (ныне Улан-Батор). Активист антикитайского националистического подполья уверенно пошёл на сближение с русскими большевиками. Командовал вооружёнными формированиями МНРП (тогда МНП), после победы занял ключевые позиции в партийно-государственном руководстве. При Сухэ-Баторе было подавлено «беломонгольское» движение, во главе которого стоял князь Дамбиджалцан (он же Джа-лама). Состоялась и первая партийная чистка. Джа-ламу застрелили в спецоперации. Бодоо и Чагдаржава арестовали и казнили. Учредилась «монгольская ВЧК» – Служба внутренней охраны (ДХГ). Первым начальником стал Балдандорж, организовавший убийство Джа-ламы.

Сухэ-Батор пережил их очень ненадолго. Скоропостижную смерть от случайной простуды до сих пор многие считают мистическим возмездием за Джа-ламу. Сменил его на главнокомандовании Хорлогийн Чойбалсан. В юности монах, потом люмпен-авантюрист, а затем – переводчик при российском консульстве. С этой работы лежала прямая дорога в коммунистическое подполье, а оттуда – в командные кадры МНРА. «Монгольский Сталин» правил МНР почти три десятилетия и умер незадолго до аутентичного Сталина.

Как известно, в застой коммунисты впадают не сразу. Со временем эта участь постигла и МНРП (при «монгольском Брежневе» Юмжагийне Цеденбале). Но в первые десятилетия режим отличался большим драйвом и суровой жестью. Новые правители задались целью скачком преодолеть вековую отсталость, резко модернизировать страну. Надо сказать, многое им удавалось. Тем более, что «правоуклонисты» старались учитывать национальные традиции и интересы.

Слом надвинулся на рубеже 1920–1930-х. Тогда же, когда Сталин в СССР повёл курс быстрой индустриализации и сплошной коллективизации. Чойбалсан санкционировал переход власти к «левой фракции». ЦК МНРП возглавил Гэндэн, во главе правительства стал Жигжиджав, руководство ДХГ принял сначала Шижээ, затем Элдэв-Очир. Такой подбор кадров гарантировал тотальное огосударствление и массовые репрессии. Надвигалось кровавое столкновение власти с народом. А всевластным марксистам предстояло померяться силами с влиятельным духовным сословием.

Монгольское национальное самосознание основывалось на тибетском буддизме – ламаизме. В начале XX века 100 тысяч монголов – 40 процентов взрослого мужского населения – были буддийскими монахами. Ламы высоких степеней и связанные с ними светские феодалы, тайджи и нойоны возглавили национальную революцию 1911 года, приведшую к независимости. Аратские массы уважали традиционную элиту и не представляли иного строя, нежели теократия.

Духовным главой верующих монголов считался Богд гэгээн, или Богдо-гэгэн. Ему же с 1911-го принадлежала высшая государственная власть. Таковым являлся Нгаванг Лобсанг Чокьи Ньима Тензин Вангчуг – Богдо-гэгэн VIII. Он возглавлял антикитайское национальное движение и сотрудничал с белогвардейцами барона Унгерна. Монгольские и советские коммунисты относились к нему опасливо и враждебно. Но отстранить не решались. Подождали, пока он умрёт своей смертью в статусе теократического монарха. После чего провозгласили МНР.

«Левая фракция», которой протежировал Чойбалсан, называла «жёлтых феодалов» (буддийское духовенство) худшей опасностью, чем феодалы «чёрные» (светские тайджи). Так же полагали в Коминтерне. Правда, на VII съезде МНРП в 1928 году представитель Коминтерна Богумир Шмераль высказывался прагматично: «Нашей задачей является сохранить наше влияние на этой огромной, стратегически важной территории. Эта задача важнее, чем строительство социализма в стране, населённой восемьюстами тысячами пастухов. Территория имеет большее значение, чем население». Однако на основе съездовских решений Высший народный хурал принял резолюцию: «Навсегда прекратить перерождение Богд гэгээна и других хутагт и хувилгаанов, обратившись по этому поводу к массам со специальным исчерпывающим разъяснением». Вот оно что. Примерно как если бы съезд ВКП(б) и Верховный Совет СССР отменили Второе пришествие и объявили неправомочными решения Страшного суда.

Но это отнюдь не было курьёзом или безумием. Наоборот, монгольские коммунисты знали свою страну. Знали, что их власть может укорениться только сломом традиционных жизнесмыслов, укоренённых в аратской духовности. И потому бросали вызов на сакральном уровне. (Советским коммунистам просто не пришлось так углубляться – русское православие уступало в прочности монгольскому буддизму.)

Верующие араты возмутились. Коммунисты же, добавляя оскорблений, начали сгонять их в колхозы и реквизировать скот. Нависла угроза голода. Многие бежали в Китай – Внутреннюю Монголию и Синьцзян. Недовольство естественным образом оборачивалось антикоммунистической агитацией. Власти подавляли репрессиями. Жестокий удар пришёлся по монахам и ламам.

В 1930 году на западе Монголии вспыхнули первые вооружённые бунты. Повстанческими центрами становились монастыри, прежде всего Тугсбуянт. Идейное ядро протеста составили сорок монахов, к которым присоединилось около трёх сотен аратов и демобилизованных солдат. В их воззвании говорилось о «постоянных оскорблениях и издевательствах под прикрытием должностей». Власти отправили на подавление протеста 4-ю конную дивизию. После подавления начались расстрелы. Сами коммунисты потеряли всего трёх человек убитыми. Посчитав, что таким количеством не грех пожертвовать, они решили продолжить «левый курс». 30 сентября 1930-го был расстрелян Егузэр-хутагта IV, он же Жамсранжавын Галсандаш – реинкарнация Будды.

В ответ на севере, а особенно на северо-западе Монголии формировались новые группы вооружённого подполья. В сентябре 1931 года прошло несколько тайных совещаний. В центре аймака Хувсгул одиннадцать авторитетных лидеров решили начинать подготовку к восстанию в монастыре в Жалханз Хурээ. Однако руководитель лама Цэрэнжав вскоре был арестован. Его заместил смотритель монастыря Асгатын-хурээ Чимэдийн Самбуу дувчин.

Суровый лама высокой посвящённости всегда носил лёгкий дээл коричневого цвета, повязанный кушаком. С двух сторон свисали ткани жёлтого цвета. Он отлично владел монгольской и тибетской письменностью. А главное, истово верил в то, что проповедовал. Начальником своего штаба Самбуу назначил ламу Сандагдоржа из монастыря Рашаантын хурээ, а начальником по политике и религии — арата Шагдара. Заговорщики решили начать восстание летом.

Вскоре ДХГ раскрыла ещё один заговор в монастыре Жалханз хурээ. Организатор Гунгаажав арестован. Между тем, Самбуу инициировал создание собственного органа власти под названием Очирбатын яам («Министерство Очирбата»). По монгольским понятиям, у «Министерства» наличествовали все атрибуты уважающей себя власти. Включая собственную печать, божество-охранителя и знамя. Имелись и орудия для порки.

Председателем стал Самбугийн Буриад. Лама высокого посвящения, он – в отличие от Самбуу – опирался на светских тайджи. Его окружали министры Дандар, Жамсран, Нямаа, Дондогдорж, за ними — Гонгор, Гомбожав, Цэрэндаш. Секретарём правительства был назначен бывший председатель коммунистического «потребкооператива» Бутачийн Жамсрандорж. Первым замом Буриада по политической части стал Тогоогийн Самдан – по духовному титулу Бор-гэгэн, при коммунистах – продавец магазина. Военными же делами в «Министерстве Очирбата» заведовали двое.

Бывший лама Дамдинсурэн происходил из тайджи, а при коммунистах занимал престижные должности колхозного председателя и кооперативного бухгалтера. Называли его «зелёношапочным» – головной убор цвета травы был в моде у функционеров МНР (в том числе аппарата внутренних дел). Надо сказать, экс-коммунистические чиновники нередко примыкали к восстанию. Причём в привычной руководящей роли. Армейский командир Дугэржав, председатель колхоза Самджид, даже партийный секретарь Пурэвжав не являлись единичными исключениями. Но чаще всего поворачивали фронт аппаратчики кооперации.

Дамдинсурэн был при Буриаде своего рода минобороны и начштаба. Но в полевое командование выдвигались другие люди. Ламы, тайджи, чиновники – это серьёзно, но этого недостаточно. Не хватило бы даже монахов. Массу антикоммунистического восстания составили простые араты.

Они же выдвинули легендарных командиров-жанжинов. Первый в этом ряду – пастух и охотник Батболдын Тугж. Этот человек не имел никакого отношения к духовенству и чиновничеству, а потому в дореволюционной Монголии так и не научился читать. Зато славился чувством юмора, харизмой и меткостью стрельбы. Легко сходился с людьми, но в быту был не подарок: любил и выпить, и покуражиться, и подраться. Вся округа искала у него справедливости – человек резкий и упорный умел её добиваться.

Казалось бы, именно про таких людей проникновенно говорил Сухэ-Батор: «Князьям не верю, верю пастухам». А вот поди ж ты… Батболдын Тугж был патриотом Монголии, верным традиционной степной воле. Он ненавидел коммунистический режим. МНРП считал угнетателями народа, эксплуататорами трудящихся и национальными предателями – «агентами красной России». Именно он сформулировал эсхатологический принцип восстания: Шамбалинская война Жёлтой веры против красных демонов.

В восстании своим ходом сложились два руководящих центра. Разные отряды замыкались либо на Буриада как главу правительства, либо на Самбуу как жанжинаара – главнокомандующего. При Самбуу состояли свои доверенные жанжины – Цэдэнгийн Жамц и Баатарын Аюурзана. Жамц был профессиональным военным, умел не только стрелять из пушки, но и управлять самолётом. Аюурзана – арат тугжевского типа, верный из глубинного народа.

Между Буриадом и Самбуу случались серьёзные трения, но оба проявили здравомыслие. Разногласия старались держать при себе. Дамдинсурэн и Тугж отлично координировались с Жамцем и Аюурзаной.

Оперативный план восстания предполагал одновременное выступление крупных отрядов с опорой на монастыри, постепенное объединение сил, общее наступление на Улан-Батор и взятие столицы. Нельзя сказать, чтобы повстанческие лидеры и командиры не учитывали неравенства сил. Спецподразделения ДХГ и регулярные части МНРА превосходили ополчения аратов и монахов по оснащению и военному профессионализму. В сложных случаях они всегда могли рассчитывать на прямое советское вторжение. Но восставшие имели свой козырь. Который считали абсолютно безотбойным.

Девятое воплощение Богдо-гэгэна не обнаруживалось. Но в Пекине находился Тубден Чокьи Ньима – Панчен-лама IX. Вторая фигура всего тибетского буддизма после Далай-ламы. Монгольские повстанцы-буддисты возлагали огромные надежды на его прибытие. Они были убеждены, что присутствие Панчен-ламы снимает все военно-политические вопросы. Победа тогда не то что гарантирована, но абсолютно неизбежна. Не забудем: принципы религии и эсхатологии понимались в восстании буквально.

Панчен-лама IX пребывал тогда в конфликте с Далай-ламой XIII и вёл активную политическую деятельность. Приглашение в Монголию являлось для него веским доводом в мирском противоборстве. Он выражал повстанцам симпатии, обещал поддержку, намекал, что примет предложение. Но дальнейшие события показали: главной его целью было триумфальное возвращение в Тибет вопреки позиции Далай-ламы. Монгольская борьба интересовала лишь постольку-поскольку…

10 апреля Самбуу сообщил единомышленникам, что восстание начнётся 12-го. Однако по неясной причине это произошло на сутки раньше Дня космонавтики.

Итак, 11 апреля 1932-го десять лам монастыря Хялгант сомона Рашаант аймака Хувсгул с ружьями и палками окружили сомонную администрацию (сомон – монгольский аналог района, аймак – области). Рука об руку с ними шли миряне и несколько светских феодалов, включая бывшего председателя колхоза Самджида.

Через пару суток более сотни повстанцев подошли к монастырю Рашаантын хурээ. Попытка захватить аймачный суд не удалась, но к 15 апреля в руках восставших были уже шесть монастырей. Мятеж стремительно разрастался, численность протестующих за первую неделю дошла до двух тысяч и превысила правительственные силы. Кое-где армейские гарнизоны и партийные ячейки почти в полном составе переходили на повстанческую сторону.

Идеология восстания была проста и доступна. Восстановить традиционное положение религии, теократию, общественные принципы национальной революции и первых лет независимости. Прекратить коммунизацию страны, покончить с диктатурой МНРП. Уничтожить «демонов и скотов», подчинённых ВКП(б) и Коминтерну. Отменить коллективизацию и реквизиции. В Монголию идёт Панчен-лама, может быть, уже пришёл. Шамбалинская война – победа Жёлтого знамени.

В течение апреля коммунистическая власть рухнула в пяти сомонах. Влияние «Министерства Очирбата» распространилось на аймаки Хувсгул и Архандай. Свои органы власти создали и отдельные монастыри. Например, в монастыре Дуурэгч вангийн хурээ организовано «религиозное министерство».

Повстанцы казнили коммунистических функционеров, известных коммунистической упёртостью и участием в репрессиях. Тугж лично убил около шестидесяти человек. Сердца казнённых прикрепляли на отрядные знамёна. По приказу Дамдинсурэна был расстрелян министр торговли и промышленности Содном, явившийся агитировать повстанцев; его сердце тоже насадили на знамя. Однако многие аппаратчики предпочли присоединиться к народу. «Члены партии и ревсомола, лица, занимающие высшие и низшие должности, но сохранившие связь с религией, будут приняты с радушием. Мы не убиваем всякого и каждого. Мы истребляем только врагов религии, не заслуживших иного», – говорилось в воззвании Самбуу.

У людей спрашивали, нравится ли им правительство. В случае отрицательного ответа следовало приглашение присоединиться к «жёлтому делу». Мало кто отказывался. Прослышав о грядущем приходе Панчен-ламы, люди брались за оружие и шли в атаку на коммунистов.

Партийно-государственное руководство быстро осознало опасность. Для подавления восстания был создан чрезвычайный орган власти – Комиссия по расследованию политических преступлений. Председателем комиссии стал секретарь ЦК Лхумбэ, лидер ультракоммунистической фракции. Оперативное командование карательными силами принял заместитель начальника ДХГ Сэрээнэнгийн Гиваапил. Бывший ткач и уличный писец, потом военный и гэбист, он уже проявился в подавлении Тугсбуянтского восстания 1930-го.

Политически Гиваапил был довольно умеренным коммунистом и в общем-то мог понять патриотов Монголии. Действовать он старался по возможности без лишней жестокости. Например, отклонил рекомендации советских инструкторов применять отраву или газы. Но сопротивление душил беспощадно. С последующим устрашением населения: зачистки «бандпособников», произвольные аресты, бессудные расстрелы.

23 апреля войска Гиваапила захватили монастырь Рашаантын хурээ, политическую базу восстания. Помимо лам, там находились женщины и дети. Но это не остановило приказ об артобстреле (знакомые ныне ситуации). Монастырь загорелся, и пал после трёхчасового боя. Первый крупный успех вдохновил карателей.

Но уже через неделю, на Первомай, повстанцы взяли монастырь Дуурэгч вангийн хурээ. Восстание грозило перекинуться на другие регионы страны. Правительство усилило военную группировку, придав ДХГ армейские части. 6 мая коммунисты взяли монастырь Жалханз хурээ, 8 мая — монастырь Дуурэгч вана. Бой оказался очень ожесточённым, под пулемётным огнём пали более ста повстанцев. Бойцы «жёлтого дела» большей частью переместились из Хувсгула в Архангай и Завхан. Одновременно то вспыхивали, то затухали выступления в аймаке Алтай.

Комиссия Лхумбэ–Гиваапила провела основательную мобилизацию. Карательные части в обязательном порядке оснащались артиллерией и бронеавтомобилями. Применялась и авиация. Из СССР была переброшена экспедиционная группировка более чем тысячу человек. При этом Сталин требовал «замаскированных действий», дабы не бросалось в глаза «роль оккупантов, идущих против большинства населения». Ему-то были известны секретные отчёты комиссии с однозначной констатацией: «Народ поддерживает мятеж».

Эти меры возымели действие. Несравнимое техническое превосходство позволяло правительственным войскам выигрывать боестолкновения даже при пятикратном численном превосходстве повстанцев. К июню восставшие в основном отступили в горы, где и пытались закрепиться. В ожидании Панчен-ламы…

Власти посчитали восстание подавленным и в августе отозвали часть войск. Мятеж немедленно разгорелся вновь, охватил юг Хувсгула и север Архангая. В сомоне Тэлмэн убили комиссара 8-го полка, в центре сомона Улагчин устроили пожар, а 30 августа около трёхсот аратов осадили центр сомона Нумрэг. Часть «жёлтых воинов», судя по всему, была связана с Тувой, где тоже прокатились волнения.

В Улан-Баторе поняли ошибку. Военно-карательная машина обрушила новый вал террора. Стороны соревновались в жестокости, и власть превзошла народ. Осенью большинство повстанческих отрядов были разгромлены экспедициями Гиваапила. 28 октября попал в плен Тугж, в те же дни арестованы Аюурзана, Бор-гэгэн и Самбуу.

19 апреля 1933-го в Улан-Баторе открылся показательный процесс. Коммунисты обвинили повстанцев в связях с Китаем и Японией. Но между собой откровенно признавали: таких связей не обнаружено. Другое дело, что в последнем слове Самбуу объяснял свои действия верой в приход Панчен-ламы. Тугж больше нападал, чем оправдывался. Он сурово осудил преступления МНРП против монгольской нации, религии, традиции и культуры, классовое угнетение и навязывание монголам коммунистической идеологии, заимствованной из-за границы. «Иначе в восстании не было бы необходимости», – заявил яркий представитель трудового крестьянства и уверенно предсказал будущую победу жёлтого воинства над красными демонами.

Восемнадцать лидеров восстания, среди них восемь жанжинов, были приговорены к смертной казни, пятнадцать – к тюремному заключению, шестеро оправданы. Нетрудно догадаться, что среди казнённых оказались и главный интеллектуал восстания Самбуу, и простой арат Тугж. Второго правители ненавидели гораздо сильнее. Не только за жестокость, но и за разрушение мифа о «народном» характере власти МНРП. Тамбовские антоновцы тоже были коммунистам страшней колчаковцев и чехословацкого корпуса.

И подобно тем же антоновцам, монгольские повстанцы многого сумели добиться. Сталин лично распорядился прекратить «левый курс». Новый премьер Гэндэн резко развернул обратно в сторону НЭПа и смягчил преследование религии (сам он, впрочем, почитал Ленина наравне с Буддой). Для «леваков» наступила тяжкая пора. Уже в 1934 году расстрелян Лхумбэ, незадолго до того убит в собственном доме Жигжиджав, В 1937-м казнён Балдандорж и погиб в автокатастрофе Элдэв-Очир. Но коса террора не щадила ни «левых», ни «правых»: в 1941-м дошла очередь до Шижээ и Амара. В 1938-м расстрелян Гиваапил, годом ранее – Гэндэн.

Убивали всех, кого подозревали в излишней жизни. Монгольские коммунистические репрессии пропорционально превосходили советские. Подавление Хубсугульского восстания обошлось стране в 8–10 тысяч жертв. Во второй половине 1930-х погибли около 30 тысяч человек – без малого каждый двадцатый монгол. Таким путём было достигнуто единовластие Чойбалсана. Чтобы вскоре после его смерти претвориться в банальный цеденбаловский застой.

Тоталитарная власть МНРП пала в 1990 году. Современная Монголия – демократическая страна с сильным гражданским обществом, регулярной сменой власти и бурным экономическим развитием. Никто не указывает монгольским буддистам, надо ли им искать Богдо-гэгэна. Кстати, девятый по счёту человек с этим титулом родился в год восстания.

Конечно, Монголия – не теократическая монархия, о которой мечтали Самбуу и Тугж. Взгляды повстанцев 1932-го многим современным людям могут показаться причудливыми. Но вдумаемся: они сражались против античеловеческих сил, возомнивших себя новыми владыками мира. Возникают разные ассоциации, включая вполне сегодняшние. И встаёт сложный, а на самом деле очень простой выбор: либо вера (не только жёлтая), либо демоны (не обязательно красные). Одним рацио не обойдёшься, когда «беспощадный гнев сатаны несклонёнными встретит нас».

Михаил Кедрин, специально для «В кризис.ру»