«Сегодня мы празднуем торжество демократии и мира. Это настоящая победа нашего народа. Звезда Африки ярко воссияла. Судьба Африки в наших руках». Эти исполненные пафоса слова прозвучали в Найроби, столице Республики Кения. Произнёс их Ухуру Кениата после объявления о его победе на президентских выборах.
«Свет» в начале Кении
Кто же принимает в свои руки судьбу Чёрного континента? Вопрос серьёзный, если учесть, что последнее десятилетие стало для Африки временем жёстких политических потрясений и бурного экономического подъёма. А Кения – одна из самых развитых африканских стран. Во многом демонстрирующая общеконтинентальные тенденции.
Политическая карьера нового кенийского президента программировалась буквально с рождения. Он появился на свет в семье Мзее Джомо Кениаты, основателя независимой Кении. Кениату-старшего звали вообще-то Нгенги Камау. Новое имя (переводимое с суахили как «Свет Кении», а с наречия племени кикуйю как «широкий пояс горы») он принял, включившись в борьбу за независимость от Великобритании. Послужив под британским началом в суде и муниципалитете, пожив в Англии, приобрёл нужные навыки. Возглавил племенной союз кикуйю, потом общекенийский союз африканцев. Организовывал антиколониальное восстание 1950-х, известное как «мау-мау». При этом Кениата старался удерживать его в цивилизованных рамках. Сначала ненасильственных акций. Потом войны с вооружённым противником, а не с каждым белым человеком, без различия пола и возраста. Однако обернулось худшим образом, и отмежёвываться от соратников Кениата не стал. Предпочёл колониальную тюрьму.
Летом 1963 года Кения стала независимой. Кениата возглавил правительство. В следующем году стал президентом и оставался им до кончины в 1978-м. Его преемник Даниэль Мои правил ещё дольше – 22 года, на которые пришёлся слом эпох. Демократическим государством Кения не была. Авторитарный режим, однопартийная система. Культ Кениаты-основателя и Мои-продолжателя. Тюрьмы, гостеприимно открытые для каждого оппозиционера. Но эта диктатура была скорее правой, особенно при Мои. Кения проводила жёстко антикоммунистическую политику, эффективно противостояла таким соседям, как просоветская Эфиопия на севере и левоориентированная Танзания на юге. Интересный штрих: именно кенийцы активнее всех в Африке выступили за бойкот «брежневской» Олимпиады-1980 (что было довольно серьёзно, поскольку спортсмены Кении всегда славились высокими достижениями в лёгкой атлетике).
Кенийская экономика строилась на рыночных принципах. Промышленность здесь слаборазвита, хотя традиционно функционируют пищепром и текстильный кластер. В 1990-2000-х годах стали развиваться производства пластмасс, были построены автосборочные предприятия. Интерес к кенийскому «вторичному автопрому» проявили такие гиганты, как Toyota и General Motors, учредившие представительства в Найроби. Однако основа кенийской экономики – агросектор. Кения производит эксклюзивные сорта чая. Особым спросом пользуется и кенийский кофе, выращиваемый в вулканических почвах. Развито такое специфическое направление как выращивание цветов. Кенийские розы, гвоздики, альстромерии активно идут на экспорт.
В целом Кения, наряду с Кот д’Ивуаром, являла собой своего рода витрину африканского капитализма. Противопоставленную «социалистическойориентации» и «афросоветской модели». В то же время до диктаторских крайностей малавийского толка здесь не доходило.
«Свобода» — вождь трущоб
К началу 1990-х антикоммунистическое противостояние перестало быть актуальным. Западная щедрость к Найроби ушла в прошлое. Зато возникли вопросы о соблюдении демократических норм. Президент Мои среагировал в духе времени. Была разрешена оппозиция, ослаблена цензура, выборы стали похожи на реальные. Правда, Мои на этих выборах дважды побеждал, но он действительно был довольно популярен. И как наследник «отца нации», и как глава устойчивого режима, и как принципиальный популист. Даже несмотря на всплеск коррупции.
В 2002 году 78-летний Мои счёл возможным уйти на покой. Тут и выяснилось, что демократия в Кении установилась не имитационная. Вторая в кенийской истории «операция «Преемник» не удалась. Мои собирался передать власть сыну отца-основателя Ухуру Кениате (его имя переводится как «Свобода Кении»). Этого не удалось. Главой государства стал бывший вице-президент и министр финансов Мваи Кибаки.
И Кибаки, и Мои, и Кениата принадлежат к одному слою элиты. Сформированному при Кениате Первом, а возникшему ещё при англичанах, на нижних этажах колониально-административной службы. Но видение будущего у них не было одинаковым. Кениата и Мои отстаивали властную монополию нескольких связанных кланов. Кибаки считал необходимым новый импульс. Активизацию массовых социальных групп, приход новых политиков.
На это был ориентирован проект конституционной реформы. Кибаки предлагал передел сельхозугодий, расширяющий фермерство и стимулирующий конкуренцию, выборность местных властей, создание новых судебных инстанций, консолидацию христианских общин (христиане в Кении преобладают численно, но уступают в организованности мусульманам и анимистам). При этом учреждался пост премьер-министра, политически подконтрольного президенту, но самостоятельно осуществляющего хозяйственное управление.А заодно – уже в консервативном духе – запрет абортов и преследование ЛГБТ.
Но референдум 2005 года отверг все эти новации. Большинство кенийских избирателей предпочли привычную клановую систему. И доверились таким вождям, как Ухуру Кениата и Раила Одинга. Последний – бывший министр, сын Огинги Одинги, первого вице-президента при Кениате-старшем. Иначе говоря, представитель всё той же верхушки, обеспокоенной сохранением своего эксклюзивного статуса.
В конце 2007 года прошли президентские выборы. Против неудачливого реформатора Кибаки выступал консерватор Одинга, поддержанный Кениатой (а также Мои, который и сегодня сохраняет политическое влияние). Экономические успехи страны сработали в пользу Кибаки. Но его победа была достигнута с очень незначительным перевесом. Оппозиционная коалиция объявила о непризнании итогов. Вспыхнуло массовое межплеменное насилие. Кибаки представлял племя кикуйю, принадлежащее к «экваториальной» группе банту. Одинга опирался на народность луо – нилотскую, более характерную для северо-восточной, «полуарабской», а не буквально «чёрной» Африки. Кениата, также кикуйю, повёл собственную игру против Кибаки, но не в пользу Одинги.
За несколько недель начала 2008 года погибли сотни людей. Жестокость впечатляла даже по меркам африканских мятежей. Основная ответственность за кровопролитие была возложена именно на Кениату. И на то имелись основания.
Харизматичный наследник «Света Кении» умеет работать с людьми. Формальных доказательств тому нет, но многие полагают, что именно он стоит за экстремистской сектой «Мунгики» («Объединение»). Эта группировка, зародившаяся как радикальное крыло «мау-мау», ведёт террористическую борьбу за возвращение к традиционным племенным устоям кикуйю – общинному устройству, анимистическим культам, ритуальным наказаниям. Полевые методы «Мунгики» столь чудовищны, что в годы правления Кибаки против них были созданы полицейские «эскадроны смерти». Действовавшие адекватным образом, без суда и следствия. Что любопытно, в защиту «Мунгики» выступал Джулиан Ассанж.
Другой кадровый резервуар Ухуру Кениаты – население Киберы. Это огромный трущобный район на окраине Найроби, типа южноамериканских фавелл. Здесь живут до миллиона человек. Повальная безработица, беспросветная нищета. Лютая преступность, перманентное насилие, наркомания и наркоторговля (через Кению идут наркопотоки из Южной Азии в Европу и из Индии в Южную Африку). Стихийное следование «мунгикской» идеологии. И при этом почитание авторитетных клановых вождей. Прежде всего, конечно, семейства Кениата.
Кибера растёт. Экономический рост сопровождается массовой пауперизацией. Деревня выталкивает избыточное население. Тем более, что лишь небольшая часть кенийской земли пригодна под продуктивное сельское хозяйство. Люди уходят в Найроби и Момбасу, где также пополняют резервную армию труда. А в Момбасе – втором городе страны – ещё и мусульманско-сепаратистское подполье. И ждут своего лидера.
В Кибере, где преобладают выходцы из племён группы банту, таким лидером воспринимается Кениата Второй. Бедняки, безработные, люмпены, нищие, бездомные поддерживают высокопоставленного чиновника и крупнейшего собственника. Распорядителя государственных финансов. Владельца сети отелей, авиаперевозочных фирм и самых плодородных земель.
IT и мачете
Ухуру Кениата формально разыскивается Международным уголовным судом (МУС). Он обвиняется в преступлениях против человечности, совершённых в 2008-м. Но ни от кого не прячется. До последнего времени занимал пост вице-премьера Кении, до того возглавлял Минфин. А Раила Одинга был его непосредственным начальником на посту премьер-министра. Эта должность, отклонённая на референдуме, всё же была учреждена. Когда её предложили Одинге, он перестал возражать.
Кениата и Одинга конкурировали за президентство. В любом случае высший государственный пост оставался за наследственной политической аристократией Кении. Реформаторские замысли Кибаки окончательно отброшены. Кенийский средний класс, на который он рассчитывал, оказался слаб в противостоянии с элитными группами и их племенными клиентелами.
«Многие в мире опасались. Но мы продемонстрировали уровень политической зрелости, который превзошёл все ожидания», — говорит новый президент Кении. Насчёт опасений в мире он совершенно прав. В Лондоне уже говорят о появлении «второго Мугабе». Даже Одинга воспринимался как фигура более-менее предсказуемая. От Кениаты никто не знает, чего ожидать. Его политическая программа совершенно неясна, если не считать собственной воли к власти. Апелляции к образу отца малоуместны. Перед Кениатой-младшим не стоит задача Кениаты-старшего: Кения уже состоялась как независимая страна. Вопрос, куда идти дальше.
Было чего опасаться и самим кенийцам. Председатель Верховного суда Вилли Мутунги, склонный отвести кандидатуру Кениаты от выборов, получал письма от «Мунгики»: пойдёшь крокодилам на корм. Резко подскочил спрос на мачете. Жертвами предвыборной кампании стали десятки людей. Дело явно шло ко второму изданию 2008-го. Многие избиратели Кениаты исходили именно из этого – лучше проголосовать за него добровольно, чем под «мунгикским» ножом или киберской палкой.
Перевес победителя невелик. Результат определился сотыми долями процента. Если бы несколько тысяч кенийцев проголосовали иначе, пришлось бы проводить второй тур. Одинга и его сторонники готовятся опротестовать объявленные цифры. Но едва ли что-то из этого получится. Во всяком случае, МУС явно продумывает, как дать задний ход. Ему вполне достаточно суданца Омара Башира, чтобы разыскивать ещё одного президента.
Между тем, наследие новый президент принимает масштабное. Кения, повторимся, для Африки страна развитая. И весьма перспективная. О сельском хозяйстве сказано выше. Но есть ещё один важный момент: интенсивное агропроизводство стимулирует к технологическим инновациям.
Кения незаметно выходит на передовые рубежи в освоении альтернативных источников энергии. Вот-вот будут поставлены на поток «солнечные фермы», работающие на фотогальванике. По использованию солнечных печей и коллекторов Кения в обозримом будущем сможет соревноваться с Австрией. Кенийский сотовый оператор Safaricom выпускает телефоны, заряжающиеся от солнечных панелей. Невдалеке от Найроби закладывается город Конза. Он задуман как центр Кремневой Саванны, будущая столица африканского IT. Таково было последнее крупное решение президента Мваи Кибаки.
Кстати, нефти и газа в стране нет. Даже электричество подведено далеко-далеко не везде. Зато IT-кластеры всячески стимулируются и развиваются. Хотя Кения – отнюдь не Сомали.
В Кении давно сложился крупный банковско-операционный центр. Банков в стране десятки, развита и система кредитной кооперации. В этой сфере также делается упор на IT. Развиваются системы мобильного банкинга, привлекающие иностранных партнёров. Наконец, особый сектор кенийской экономики составляет туризм. Кения специализируется на экзотике, демонстрации дикой природы. Даже в нынешние трудные времена страну ежегодно посещает более миллиона человек. Министерство туризма поставило задачу через три года принять три миллиона гостей.
Межклановые побоища не лучший фон для развития. И для туризма тоже. Инвесторы не торопятся туда, где сверкают мачете. Но мало что свидетельствует о том, что вновь избранный президент имеет комплексную программу развития. Иное дело – план взятия и удержания власти. Это, конечно, налицо. И какое-то время на этом можно сосредоточиться. В Кении создан определённый задел, растратится он не завтра.
Вот такие дела творятся на прародине Барака Обамы. Кстати, брат президента США Малик Обама баллотировался в окружные губернаторы и проиграл выборы там, где расположена деревня, в которой родился их отец.
Впечатление такое, что Запад растерян. Кенийские дела игнорировать нельзя, страна достаточно заметная. Но как реагировать на избрание Ухуру Кениаты, непонятно. Россия вообще в стороне. Кения никогда не принадлежала к советской зоне влияния, никаких подвязок, да и интересов у Москвы здесь нет. Раньше в Африку активно проникала Венесуэла, но сейчас Каракасу явно не до этого. Остаётся Китай, планомерно осваивающий Чёрный континент. Не об этом ли думает Кениата, когда возглашает о судьбе Африки, попавшей в надёжные руки?..