Ряд событий уикэнда – от прочувственного телеинтервью Елены Скрынник до очередного «внезапного» снегопада (кто бы мог ждать зимы к 1 декабря?) и предкатастрофной пробки на трассе «Россия» — предвосхитились днём раньше. Сделал это глава рабочей группы по созданию Международного финансового центра Александр Волошин. Именно он позволил себе заглянуть в корень, подвергнув небывало жёсткой критике влиятельнейшую социальную группу – руководство государственных компаний. Крайне закрытый и непубличный менеджер обозначил новое направление не только антикоррупционной кампании, но и стратегического курса верховной власти.
Как выжать слезу
Волошин начал с наиболее близкого и понятного среднестатистическому гражданину. В нескольких резких словах живописал он красивую жизнь «небожителей» из госкомпаний. Акцент почему-то был сделан на избыточном комфорте авиарейсов. Но если верно, что ежегодное обслуживание этих рейсов достигает миллиарда долларов, то пример действительно яркий. Да и ремонты кабинетов заместителей директоров в полмиллиона у.е. тоже впечатляют.
Оттолкнувшись от этих сугубо локальных вопросов, Волошин сделал далеко идущие выводы: «Нужно, чтобы жизнь директоров госкомпаний была близка к невыносимой. Первый раз – штраф, третий – на улицу!» Поводами для таких жёстких санкций должны стать отказы в предоставлении контролирующим органам финансовой информации. Но кадровый рычаг – не единственно возможный. Государство должно чутко реагировать на претензии миноритарных акционеров. И при необходимости пускать в ход «тяжёлую артиллерию» — приватизацию активов госкомпаний. «Будут слёзы», — сказал Волошин. И дал понять, что хотелось бы этих слёз побольше и погорючее.
Чтобы прояснить случившееся, следует понять две вещи. Во-первых, что такое госкомпании. Во-вторых, кто такой Александр Волошин.
Корпорации им не компания
Государственные компании за 2000-е годы превратились в становой хребет российской экономической системы. Но само это понятие стало весьма расплывчатым. Его не следует путать с более чётким статусом государственной корпорации — некоммерческой организации, учреждённой для выполнения управленческих функций, а не для извлечения прибыли. Таких в стране всего несколько: «Ростехнологии», «Росатом», «Роснано», Внешэкономбанк, Агентство по страхованию вкладов, Фонд ЖКХ, «Олимпстрой». К ним слова Волошина по умолчанию не относятся, поскольку их информация по определению непрозрачна, банкротство невозможно, принудительная продажа активов исключена.
Иное дело государственные компании – акционерные общества с преобладанием государства в капитале и госконтролем в руководящих органах. Таких в России десятки. От «Роснефти» до «Роскартографии», от «Уралвагонзавода», прославленного именем Игоря Холманских, до не менее знаменитого теперь «Росагролизинга», название которого накрепко соединено с именем Елены Скрынник.
Они действуют как организации коммерческие, в конкурентной среде. Их отличие от частных фирм состоит в преференциях и доступе к бюджетным ресурсам. Взамен они – как предполагается – сами работают на бюджет и осуществляют функции жизнеобеспечения от имени и в интересах государства. Что Волошин в своём пятничном выступлении поставил под сомнение.
Почему же этот деятель может позволить себе такие высказывания в адрес таких структур? Для этого следует вспомнить биографию Александра Стальевича. Некогда именовавшегося «демоном на договоре».
От Березовского к Путину
В СССР молодой Волошин был железнодорожным инженером и комсомольским функционером ниже среднего звена. В перестройку перешёл в институт внешнеэкономических связей. К началу 1990-х познакомился с Борисом Березовским. Одно время являлся его правой рукой в наиболее жёстких финансовых операциях – например, при заключении кабального договора о продаже акций принадлежавшего Березовскому «Автомобильного всероссийского альянса» банку «Чара» (именно на этом и рухнувшего).
«Кадр с психологией парового катка» — примерно в таких выражениях характеризовали Александра Стальевича эксперты бизнеса 1990-х. «Без комплексов. То, что нужно двум Борисам – Березовскому и Ельцину», — добавляли наиболее вдумчивые. С такой репутацией Волошин в 1997 году пришёл в администрацию президента РФ. В марте 1999 года возглавил эту структуру. И с этого момента прекратилась череда политических поражений президента Ельцина.
Интеллигент с шестидесятнической бородкой жёстко взял под контроль политический процесс. Он оказался одним из лучших политических менеджеров ельцинской эпохи. Пало ненадёжное правительство Евгения Примакова. Провалился инициированный думскими коммунистами и «яблочниками» импичмент. Было разгромлено движение Юрия Лужкова. Триумфально победило движение «Единство», тогдашний прообраз ЕР. Стал главой государства Владимир Путин. И тут же, 31 декабря 1999-го, переназначил Волошина в должности главы президентской администрации.
Волошин придерживался «чубайсоподобной» версии либерализма. «То, что можно осуществить демократическим путём, следует осуществлять демократическим путём. То, что нельзя, следует осуществлять иначе» — эту максиму приписывают ему. В первый период путинского правления такая позиция была вполне ко двору (не забудем, что нынешний ярый оппозиционер Андрей Илларионов состоял тогда экономическим советником Путина). Однако могущество Волошина значительно снизилось по сравнению с последним ельцинским годом. Глава президентской администрации не защищал ни Владимира Гусинского, ни даже Бориса Березовского. Но в день ареста Михаила Ходорковского случилась его отставка.
Особенно далеко от власти Волошин не ушёл, хотя переориентировался с административно-политического на бизнес-направление. Входил в советы директоров РАО «ЕЭС», потом «Норильского никеля», «Уралкалия», «Первой грузовой компании» (заметим: ни одна из этих структур к категории госкомпаний не причисляется). На публике появлялся редко. Но метко: его выступления то в Берлине, то в Вашингтоне успокаивали западных партнёров. Они делали вывод, что либерально-западническое крыло в российской элите сохраняет существенные позиции. Волошин демонстрировал это самим фактом своего появления.
Либеральный демон на старте
Около года назад Волошин был назначен руководителем рабочей группы по созданию в России Международного финансового центра. Группа учреждена при президентском совете по развитию фондового рынка. Звучит всё это внушительно, но о реальных властных рычагах при таком статусе говорить трудно. Это типичная ситуация, когда не место красит человека, а в точности до наоборот. Руководство Волошина делает «группу по МФЦ» чем-то реальным.
Теперь эта группа, неделю назад мало кому известная, реально показала силу. Далеко не всякое министерство решится «наехать» на госкомпании. Кстати, министр экономического развития Андрей Белоусов, поражённый резкостью Волошина, поспешил за них вступиться. Зато предшественница Белоусова, ныне экономический помощник президента Эльвира Набиуллина фактически солидаризировалась с Волошиным. Хотя и отметила, что миноритарии взяли слишком много воли. Видимо, наглядевшись на Навального.
Демарш Волошина рассматривается аналитиками как составная часть нового президентского курса. После Минобороны очередь госкомпаний — так в общем и целом формулируются прогнозы. Да и внезапности снегопадов теперь не будут сходить с рук. Особенно с такими последствиями, как чудовищный трёхдневный затор на автотрассе М-10. Мобилизация так мобилизация.
Волошинское выступление воспринято как голос Путина. Который, кстати, ещё год назад требовал озвучить конечных бенефециаров госкомпаний. Новые «оборонсервисы» можно поискать и там. Но есть кардинальное различие: министерство не приватизируешь. Тогда как с госкомпанией это вполне реально. Парадоксальным образом, дисциплинирование элиты, начатое с консервативных позиций, оборачивается призраком масштабной либерализации. Если так, то лучшей фигуры, нежели Александр Волошин, для старта не найти. А если прозвучало всего лишь предупреждение, без планирования реальных действий — что тоже отнюдь не исключено — то ни от кого оно не воспримется серьёзнее, нежели от Волошина.
Сам Волошин на прямой вопрос: является ли его заявление сигналом к новому этапу антикоррупционной кампании? — ответил: «Не знаю». Из чего тут же были сделаны выводы однозначного знания.