В плане «Агентства бизнес-новостей» на 20 февраля значилось мероприятие под нейтральным лейблом «круглый стол». Некоторую настороженность, правда, вызывала тема: «Прогресс в обратную сторону». Разговоры о «регрессе» последних двух десятилетий, плавно перерастающие в апологию КПСС, давно набили оскомину. Хотя бы заунывностью повторяемых тезисов, нечасто сообразуемых с реалиями. Список же участников сразу расставлял все точки над «и»: он целиком состоял из доверенных лиц кандидата в президенты Геннадия Зюганова.
Гостей от прессы встречали доктор технических наук, профессор Юрий Савельев, доктор исторических наук, профессор Игорь Фроянов, депутат Госдумы трех созывов Святослав Сокол, первый секретарь горкома КПРФ. Иначе говоря, политическое руководство и интеллектуальная элита компартии в северной столице. Исходя из формальной логики, следовало ожидать предметного разговора и содержательной дискуссии. Однако с самого начала перед дюжиной представителей СМИ (из которых половину составляли операторы и фотографы) предстала обычная пиар-акция в пользу кандидата КПРФ.
Собственно, об этом и заявил Юрий Савельев, после чего взял слово. Заметно было, что оратор пытается придать речи какую-то структурированность. В основном за счет потока цифр, которыми он обосновывал свои тезисы о неэффективном хозяйствовании, разбазаривании ресурсов и вообще плачевном состоянии общества, нуждающегося в курсе лечения по партийным рецептам коммунистов. Савельев много говорил о потребительской корзине, прожиточном минимуме, количестве полицейских на душу населения. Постоянно сравнивал славное прошлое с мрачным настоящим по надоям молока и тоннам выплавленной стали. При этом сын репрессированного офицера Савельев несколько раз благоговейно помянул всуе имя Сталина. Не вызвав ничего, кроме молчаливо-ледяной враждебности работников пера.
Если же по-настоящему углубиться в любимые Юрием Петровичем цифры, то открывается картина однозначной стагнации позднего СССР. Которая не могла привести ни к чему иному, кроме шокового обвала 1990-х – вопрос стоял лишь о конкретных формах. Трудный путь России оказался все же иным, нежели Югославии, Афганистана, Таджикистана или хотя бы Грузии. И это, как верно говорил Дмитрий Медведев, «заслуга тогдашней власти и тогдашнего гражданского общества».
Годовые срезы, приводимые Савельевым по данным правдивой советской статистики, следовало бы рассмотреть не беспорядочными мазками, сравнивая по отдельным параметрам 1970-е с 2000-ми. А брать для анализа все данные за период 1917–2011 годы. Правда, выявляемая тенденция обрушивает всю шаткую конструкцию, заимствованную, похоже, из сочинений Сергея Кара-Мурзы. Взять сельское хозяйство. Российские исследователи на основании советских архивов давно показали, насколько отличалась потогонная фабрика советского агросектора от идиллической картины коллективного хозяйствования в традициях крестьянского мира. Рентабельность колхозов, в прямом противоречии с приводимыми Савельевым цифрами, никогда в целом по стране не составляла мифических 18–33% сверх вложений. Сельхоз РСФСР был безнадежно убыточен и закредитован. Первопричиной чему являлись изначально противоестественные идеологические установки партии, правопреемница которой выдвигает сейчас кандидатуру политика, чьим доверенным лицом выступает Юрий Петрович.
Промышленные экзерсисы Савельева и вовсе вызывают недоумение. Он сетует по поводу резкого снижения доли промышленных рабочих в экономически активном населении Ленинграда-Петербурга. Словно предприятия, принудительно встроенные в директивную систему плановой централизации, могли быть дееспособны в условиях саморегулируемого спроса. Метко выразился на этот счет предприниматель Сергей Черников: «Ведь в социалистической экономике самое главное было – людей занять. О снижении себестоимости всерьез никто не заботился. Руду добыли и везли за 4 тысячи километров. И радовались: вот, мол, сколько человек эту перевозку обслуживают».
Под занавес Савельев пообещал от лица кандидата Зюганова «не догонять там, где отстали, а давать рост там, где мы все еще впереди». Он имел в виду оборонную промышленность, космические проекты и вообще наукоемкие отрасли. Учитывая, что точно такая же программа выдвигается Владимиром Путиным, нужда в кандидатуре Геннадия Зюганова становится неочевидной. «Нахлебников и паразитов» профессор пообещал «усадить на трактор». И тут же заочно гарантировал западным корпорациям выполнение всех подписанных контрактов… Но если кто-то усмотрит в такой позиции непоследовательность, это будет серьезной ошибкой. Здесь явственно маячит тень компартии Китая, подтвердившей циничную шутку американских партнеров сталинского и брежневского СССР: «Коммунизм – это капитализм без забастовок и с неограниченной нормой прибыли».
Выступление Игоря Фроянова было менее агрессивным и восторженным. Игорь Яковлевич кратко обрисовал «утрату нравственности», падение ценности труда, коррозию коллективистского начала. Которое, по его мысли, из глубины веков прошло через советский период истории. Напоследок историк-коммунист совершил речевой кульбит, которым бы гордился самый радикальный националист: русскую нацию нужно блюсти в чистоте (впрочем, Савельев тоже выражался в духе «понаехали тут»).
Эта теория не выдерживает ни малейшей критики. Даже если не вчитываться в милицейские архивы, не знакомиться с советской общеуголовной статистикой. Достаточно знать, как исконные общинники сопротивлялись псевдоколлективизации и в 1918–1922 годах, и в 1927–33-м. «Коллективное» хозяйство сталинского типа не было озабочено соответствием вековым представлениям крестьянства о способах труда. Задача ставилась конкретнее: максимальный контроль над работником, максимальное изъятие продукта. Можно разделять эти побуждения, но нельзя их игнорировать. Особенно когда обращаешься к избирателю, который нуждается в четком осознании предстоящего выбора.
Не приходится и выводить советскую власть из национальных традиций России, как это делает профессор Фроянов. Имперская форма государственности не является общезначимым структурным параметром. В Российской империи не существовало тоталитарной связки партократии, идеократии и суперэтатизма. Которая в полной мере воплотилась в Советском Союзе под властью РКП(б)-ВКП(б)-КПСС. Советский коммунизм был строем уникальным, и кому-кому, но не коммунистам эту уникальность приуменьшать.
Оба главных оратора (секретарь-депутат Сокол, как наиболее официальное лицо, выступал меньше) не скрывали своих симпатий к опыту нынешнего Китая. Многочисленными зондированиями трудовых отношений в самой быстрорастущей экономике мира давно зафиксировано: десятки миллионов людей трудятся там по 12–14 часов в сутки за 100–150 долларов в месяц. Сгоны крестьян с земель, переводимых в коммерческий оборот, вызывают в исторической памяти самые страшные картины огораживаний. Парадоксальным образом российские коммунисты преклоняются перед системой, воскрешающей образчики самого «дикого» капитализма. Но – под руководством коммунистической партократии, которая, надо полагать, оправдывает все остальное. «Русский социализм» партии Зюганова все откровеннее переходит на язык центрального банкира Чжоу Сяочуаня и министра общественной безопасности Чжоу Юнкана. Легко представить, как бы реагировали такого рода «русские социалисты» на звонки из Пекина, окажись они при власти.
Судя по реакции журналистов, пиар-акция оказалась сорвана начисто. Идеи, предложенные вниманию аудитории, оказались ветхими перепевами старых агитпроповских брошюр. Нынешние власти РФ подвергаются яростной и подчас обоснованной критике. Тот же Юрий Савельев активно участвует в деятельности петербургской объединенной оппозиции, пламенно обличает режим. Петербуржцы видят его на митинговой трибуне рядом с либералкой Ольгой Курносовой, ультранационалистом Николаем Бондариком, энтээсовцем Станиславом Бусыгиным… Но и российские власти, и большая часть российской оппозиции все же предлагают разные варианты движения в будущее. Иногда разумные и нужные обществу, иногда, мягко говоря, не очень. Есть лишь одна партия, зовущая в прошлое и живущая мечтой о реванше.