40 лет назад Саддам Хусейн заявил, что река Шатт-эль-Араб принадлежит Ираку. Он предложил переговоры, которые, в его понимании, сводились к процедуре удовлетворения его претензий на иранскую территорию. Через сутки правящие Ираном шиитские теократы ответили отказом. Аятолла Хомейни решил свести давние счёты. Начиналась ирано-иракская война. Схватка свирепых тиранов. Восемь лет боёв, без малого миллион погибших. Кому война, а кому… не взошедшая «Белая звезда».
Вообще-то к сентябрю 1980 года боевые действия уже шли несколько недель. Лето прошло в «пограничных провокациях». То иранцы обстреливали иракское приграничье, то иракцы нарушали воздушное пространство соседа. В результате уже в августе генералам с обеих сторон было ясно, что их страны не готовы к войне. Однако всё решало политическое руководство. Точнее, решали двое. Президент Ирака, председатель Совета революционного командования, секретарь иракского отделения партии Баас Саддам Хусейн. Высший руководитель Ирана аятолла Рухолла Хомейни.
Двух диктаторов разделял не только конфликт из-за приграничной речки. Они представляли взаимно враждебные модели развития исламского мира второй половины XX века: светский национал-социализм и религиозный фундаментализм. Обе идеологии позиционировались как революционные, вожди-пророки претендовали на статус мессии мусульманской части человечества. И ужиться по соседству не могли. Не говоря о том, что Хусейн был арабом и суннитом, Хомейни – персом и шиитом: сказывался застарелый национально-государственный и конфессиональный конфликт. Наконец, между ними давно легла непримиримая личная вражда: Хомейни не без оснований считал Хусейна ответственным за убийство в эмиграции его старшего сына Мустафы.
В 1958 году офицеры-насеристы свергли королевский режим в Ираке. Прозападный, но консервативный, репрессивный и коррумпированный. После серии заговоров в стране утвердилась власть военной верхушки, спаянной с социалистической партократией Баас. Жестокий, амбициозный и энергичный Саддам Хусейн возглавлял партийную службу безопасности, курировал карательные органы, организовывал репрессии. 16 июля 1979-го он совместил высшие посты партии и государства. И начал борьбу за лидерство в арабском и мусульманском мирах.
Незадолго до того, 11 февраля 1979-го Исламская революция в Иране свергла шахский режим Мохаммеда Реза Пехлеви. Прозападный, модернизаторский и довольно эффективный. Но при этом жёстко авторитарный и репрессивный. Пришедшее к власти шиитское духовенство во главе с Хомейни установило режим куда более свирепой диктатуры. Иранские теократы изначально видели себя провозвестниками всемирного исламского похода. Война представлялась хорошим шансом для распространения революционного опыта. К тому же большинство населения Ирака составляли шииты. Хомейни рассчитывал на восстание в тылу врага в силу религиозных симпатий.
В начале 1980-го клерикальные каратели разгромили в Тегеране подпольную организацию «Форкан» и казнили неистового революционера Акбара Гударзи. Но революционное антиклерикальное повстанчество продолжалось. Иран жил в состоянии малой гражданской войны. Это вдохновляло Саддама, рассчитывавшего на помощь иранских социалистов. И конечно, многочисленного арабского населения пограничного остана Хузестан. Кроме того, иракский диктатор осознавал, какую опасность несёт иранский режим другим арабским странам, и надеялся на их помощь. Выдвижение в авангард антииранской борьбы делало Ирак потенциальным лидером арабского мира. Решимости ему придавала поддержка французов, помогавших строить ядерный реактор. А также дружба с СССР.
В общем, гладко у Хусейна было на бумаге. У Хомейни тоже. Но тот и другой не учли множества подводных камней.
Расчёт тегеранских аятолл на восстание единоверцев полностью провалился. Арабский национализм оказался сильнее шиитского единения. Если на то пошло, больше пользы иранцам принесли не шииты, а курды. У которых, впрочем, тоже не хватало сил свергнуть саддамовский режим. Да и Хусейн вполне освоил навыки религиозной демагогии. Он смог обозначиться и как лидер сопротивления персидским полчищам, и как страж суннизма.
Но надежды Саддама на иранских арабов тоже не оправдались. Национальные меньшинства доказали лояльность Ирану. Не получилось и общеарабской поддержки. Аравийские монархии благословляли иракскую армию на бой «против неверных бесов, против еретических мулл, захвативших власть в Тегеране». И даже оказывали ощутимую финансовую помощь. А вот Египет – и при Садате, и при Мубараке – предпочёл держать дистанцию. Ибо нисколько не разделял убеждённости Хусейна в том, что он есть Насер Второй.
Сирийский президент Хафез Асад-старший просто принял сторону Ирана. Во-первых, Саддам был его соседом (чего одного достаточно). Во-вторых, он наладил альянс Дамаска с Тегераном. Который так пригождается ныне Башару Асаду-младшему (теперь это, правда, уже не союз, а отношения вассала с сюзереном). Поддержал аятолл и ливийский правитель Муамар Каддафи – он категорически не соглашался, чтобы лидером арабского мира считался кто-то, кроме него. К тому же Саддам помогал чадскому лидеру Хиссену Хабре в победоносной войне с каддафистами.
Короче, оба просчитались, но обоим повезло. Чего нельзя сказать о народах Ирана и Ирака.
Инициатива развязывания войны принадлежала Багдаду. Что само по себе было авантюрой: военно-экономический потенциал Ирана значительно превосходил иракский. А откровенное позиционирование Саддама Хусейна как нападающего позволило этот потенциал мобилизовать и задействовать. Даже противники аятолл в большинстве своём решили их поддержать. По принципу «прежде всего мы все иранцы».
Активная фаза началась 22 сентября 1980-го наступлением иракских войск. Хусейн намеревался в течение десяти суток захватить центры иранской нефтяной промышленности. Его вера в блицкриг была настолько сильна, что 1-й корпус, подавлявший восстание в Курдистане, даже не отправили на фронт.
Наступление не достигло цели. Внезапно выяснилось, что иранцы отчаянно сопротивляются, а местное арабское население не встречает хлебом-солью солдат Саддама. От таких неожиданностей Хусейн тут же растерялся. 28 сентября он предложил Ирану перемирие: мол, отдайте нам то, что мы уже взяли, а остальное оставляйте себе. Спустя двое суток иранцы согласились. Но с некоторыми условиями: Саддам Хусейн уходит в отставку, Ирак официально извиняется и платит репарации, нефтеносная иракская Басра «временно» переходит под юрисдикцию Ирана. Такое миролюбие аятоллы-рахбара чем-то не устроило председателя Совета революционного командования.
Иракцы всё же прекратили огонь в одностороннем порядке. Саддам объявил, что других территориальных претензий у него к Ирану нет. Всё, что надо, захвачено – значит, война окончена. На иранцев это никакого впечатления не произвело. Они лишь увидели явный испуг врага.
Бои возобновились, но скоро перешли в режим позиционной войны. Очередное предложение о мире поступило из Багдада в ноябре. С огромным трудом и жестокими потерями иракцам удалось прорваться в город Хорремшехр. Здесь рассчитывали укрепиться для длительной обороны. Вместо победного марша получалась изматывающая война с сильным и фанатичным противником.
Во второй декаде октября иранцы перешли в контрнаступление. Но теперь уже они переоценили свои силы. Бронетанковые бои не выявили победителя. Выбить иракцев с захваченных территорий не удалось. В начале 1981-го попробовали повторить. Однако глубоко эшелонированная иракская оборона (отстроенная не Хусейном, а группой военных профессионалов) оказалась достаточно прочной. Не удалось даже деблокировать окружённые иранские города. Ни о каком продвижении иракцы уже не думали, но продемонстрировали лучшую военную организованность и дисциплину.
Весной 1982 года иранское командование сконцентрировало на ирано-иракском фронте значительно превосходящие силы: до 200 тысяч бойцов против примерно 50 тысяч иракцев. Не менее половины иранских сил составляли иррегулярные формирования «стражей исламской революции» – тогда ещё плохо обученные и слабо вооружённые, но фанатично бесстрашные. Жестокая иранская тактика «живых волн» вынуждала иракцев расходовать боезапас и нивелировала их превосходство в артиллерии и бронетехнике. Численность позволяла охватывать иракцев с флангов и даже заходить в тылы.
В апреле–мае иранцы вернули Хорремшехр. Это означало крах всей первоначальной стратегии Саддама Хусейна. Почти вся иранская территория была освобождена. Наученный горьким опытом Хусейн не помышлял о продолжении. 29 июня 1982-го Саддам объявил о выводе из Ирана последнего иракского солдата. Он думал лишь о сохранении лица. Заявлял, например, что отправит войска в Ливан против Израиля. Дескать, силы нужны в арабо-еврейской войне, а то бы он ещё показал. Но никакого вмешательства в Ливане со стороны Ирака не последовало.
Война могла на этом завершиться. Но теперь головокружение от успехов захватило тегеранских властителей. Главным мотором войны выступал динамичный председатель исламистского парламента Али Акбар Хашеми-Рафсанджани. Он убедил Хомейни продолжать борьбу, пока не будет достигнута высшая её цель – отстранение от власти Саддама Хусейна. Определённая логика в этом была: Саддам есть Саддам, он в любой момент способен напасть снова, не лучше ли снять проблему раз и навсегда?
13 июля 1982-го стартовал новый этап кровопролития. Иранские войска пересекли свою юго-западную границу и вступили на территорию Ирака. Но на чужой земле военная фортуна отвернулась от них. Через две недели наступление выдохлось в болотах мухафазы Басра. Причём иранские потери в живой силе и технике вдвое превзошли иракские. В октябре провалилось и наступление на северном участке фронта.
С начала 1983-го начались регулярные операции под общим наименованием «Фаджр» («Заря»). Иранцы пытались прорвать оборону на иракской территории и развернуть наступление на Басру и Багдад. Однако даже поддержка курдских антисаддамовских повстанцев не дала серьёзных результатов. Небольшой плацдарм в Ираке захватить удалось. Но он был скорее обременением, чем базой для успешного наступления.
В 1984 году обе стороны безнадёжно увязли в кровопролитных боях за болота Басры, ракетных обстрелах и бомбардировках городов, танкеров и нефтяных терминалов. «Позиционка» беспросветно заклинила обе армии и обе страны.
Саддам Хусейн, заваривший всю эту кашу, заметно к ней охладел. Он только и делал, что выступал с предложениями «справедливого и почётного мира». И добился этим немалого. Развязали войну власти Ирака, но с середины 1980-х агрессором в глазах мирового сообщества выглядел Иран. С чего началось, то забылось. Теперь ведь Хомейни упёрто продолжал воевать (даже Хашеми-Рафсанджани, сообразив ошибку, больше на ней не настаивал). Под конец потоки крови лились вообще по воле одного человека.
Парадокс войны состоял в том, что оба диктаторских режима – военно-социалистический и исламско-теократический – от неё укрепились. Партократы и клерикалы оборачивали военные неудачи себе на политическую пользу.
Саддам под этим предлогом провёл кровавые чистки в генералитете, устранил потенциальных заговорщиков. Насадился культ личности президента, «возглавившего борьбу за национальное выживание». Иракские журналы в каждом номере помещали по полсотни портретов Хусейна, часто совершенно одинаковых. На все лады превозносились его полководческие таланты. «Да уж, в такое впороться – большой нужен талант», – комментировали в частном порядке советские политобозреватели
Хомейни и его синклит возложили ответственность за поражения 1981-го на президента Абольхасана Банисадра. Считавшегося представителем либерального крыла исламской революции. Банисдар был отстранён от власти и едва успел бежать от ареста. Все оппозиционеры объявлялись нацпредателями и иноагентами, работающими на Саддама.
В критический для режима момент общество удалось консолидировать. Что говорить, когда наследник опрокинутого шахского престола Реза Кир Пехлеви, по специальности военный лётчик, из эмиграции слал в штаб ВВС исламской республики просьбу зачислить его рядовым пилотом и отправить на ирано-иракский фронт. Ему отказали. Но вот бывших шахских гвардейцев переформировали в республиканскую дивизию и бросили в бой с иракцами.
Эмигранты-монархисты к началу войны успели консолидироваться. Шахский экс-премьер Али Амини возглавил Иранский фронт освобождения. Шахский отставной генерал Голям Али Овейси командовал Иранским движением сопротивления с военным крылом – Иранской освободительной армией. Удалось собрать немалые силы, порядка 10 тысяч бойцов. Можно сказать, именно Саддам сорвал их прорыв в Иран. Монархисты были убеждёнными национал-патриотами и не считали возможным даже косвенно помогать военному противнику своей страны. Овейси позаботился о передислокации из Ирака в Турцию. Приступить к делу ему так и не пришлось – в 1984 году генерал был убит в Париже агентами хомейнистской разведки.
В Турции базировались боевики ещё одной монархической организации – Азадеган («Рождённые свободными»). Её создал шахский генерал Бахрам Арьяна. Воинствующий антиисламист, он отверг мусульманство и перешёл в зороастризм (даже сменил имя с мусульманского на арийское; при рождении его назвали Хосейн Манучехри). Яркая личность, фанатичный поклонник Наполеона, идейный национал-социалист, Арьяна был весьма специфическим монархистом. Династию Пехлеви он не очень жаловал. Своему сыну дал имя Кир – с очевидным намёком, что он будет править как минимум не хуже. Хомейни с его исламской республикой Арьяна считал врагами нации. Продолжателями «Александра Проклятого» (Македонского, если что) – с которого пошли все беды персидского народа.
Уже после начала войны, 13 августа 1981-го, ближайший соратник Арьяны шахский адмирал Камаль Хабиболлахи пришвартовался к испанскому Кадису. Со группой боевиков он захватил ракетный катер «Табарзин», отправленный французами в Иран. Объяснение простое: это судно французы строили для шаха, а не для аятоллы. Катер пришлось вернуть, но начало вышло эффектным. С турецкой территории были нанесены несколько ударов, совершены успешные теракты в самом Иране. Однако массированного развёртывания не получилось. Во многом по той же причине – не помогать же арабу Саддаму. Продолжателю тех, что в VII веке заставили персов принять ислам.
Смерть Арьяны в 1985-м сломила Азадеган. Замыкание на харизматичного вождя привело к быстрому разрушению организации после его потери.
У кого точно не было национальных комплексов, так это – Организация моджахединов иранского народа (ОМИН), во главе которой стоял Масуд Раджави. Марксистская идеология исключала такого рода рефлексию («у пролетариата нет отечества» и т.д.). Ради свержения «буржуазно-клерикального режима Хомейни» моджахедины были готовы объединиться с кем угодно. Хусейн, в свою очередь, с удовольствием вспоминал о своих социалистических взглядах и революционных корнях. Поэтому без труда находил общий язык с ОМИН.
Поначалу моджахедины примыкали к исламской революции. На первом этапе войны даже создали свои боевые подразделения в иранской армии. Но жёсткий идейно-политический конфликт с клерикалами всё радикально изменил. С 1981-го моджахедины повели террористическую борьбу против режима. Убивали исламистских чиновников, включая самых топовых. Устроенные ими взрывы унесли жизни президента Мохаммада Раджаи, премьер-министра Мохаммада Бахонара, председателя Верховного суда аятоллы Сейеда Бехешти (ближайший сподвижник Хомейни, второе лицо исламской республики). Хомейнистские чекисты обрушили на ОМИН массовые репрессии, вынудив актив к эмиграции. Самые упорные старались далеко от Ирана не отъезжать и обосновывались в Ираке. С 1983-го моджахедины состояли с Саддамом в политическом союзе, с 1986-го – в военном. Именно они показали особую боевитость в последних операциях ирано-иракской войны: «Вечный свет» (наступление моджахединов) и «Мерсад» (контрнаступление исламистов).
Наряду с монархистами и леворадикалами, важное место в антихомейнистской эмиграции занимали социал-либералы. Крупнейшей фигурой среди них являлся последний шахский премьер-министр Шапур Бахтияр. Человек героической биографии. Социал-демократ, антифашист, боец интербригад в Испании, антишахский подпольщик и популярный демократический деятель. Бахтияр показал себя мудрым человеком и дальновидным политиком: едва ли не первым он понял, какой кровавый оскал скрывается за одухотворённым ликом исламской революции. Бывший политзаключённый Бахтияр принял от шаха назначение премьером. Но сделать что-либо было уже поздно.
После прихода Хомейни к власти Бахтияр успел эмигрировать во Францию. «Это победа тех, кто вместо школы ходил в мечеть», – с горечью сказал он. И тут же принялся за дело. Уже в июле 1980-го сторонники Бахтияра и боевики Овейси подняли военный мятеж на авиабазе близ города Хамадан. Выступление не удалось, но борьба продолжилась. 5 августа Бахтияр создал НАМИР – Национальное движение сопротивления Ирана.
В целом организация стояла на общедемократических позициях. Но идеологически была весьма раскинута. Программными вопросами и пропагандой заведовали левые, которым симпатизировали и сам Бахтияр, и его заместитель философ Абдорахман Боруманд. Программу и манифесты НАМИР вообще писали бывшие коммунисты Эзат Раастджаар и Хосейн Малек, в прошлом активисты просоветской партии Туде. Агитационным аппаратом руководил Молуд Ханлари, тоже выходец из Туде. На ключевых политических постах находились бывшие министры бахтияровского кабинета. Конфиденциальные темы контролировали родственники лидера. Например, секьюрити возглавлял его сын Гиве Бахтияр, служивший в полицейской префектуре Парижа. Финансами занимался двоюродный брат Аббас Бахтияр.
Либералы и социалисты держали идеологию, политику и пропаганду. Но влиятельным было и правое, прошахское крыло НАМИР. Его представители задавали тон в организационных и военных вопросах. Бывший шахский сенатор монархист Касем Джафруди, тесть Бахтияра, выступал как главный консильери. Бригадный генерал шахской армии Амир Шардар командовал военной структурой НАМИР. Командир июльского мятежа полковник Бекир Бани-Амери был адъютантом Шардара. Между правыми и левыми регулярно вспыхивали конфликты (особенно не терпели друг друга доктор Боруманд и генерал Шардар). Но Бахтияр заботился о балансах и консолидировал противостоящие фланги.
Вся иранская эмиграция была очень неоднородной. Советская пропаганда по этому поводу выстраивала свои замысловатые схемы. Есть эмигрантский двор Пехлеви, символизируемый наследником (шахзаде) Реза Киром. Во главе с шахиней (шахбану) Фаррах и принцессой (шахдот) Ашраф. Именно Ашраф, сестра-близнец Мохаммеда Реза Пехлеви, считалась политическим лидером династии, её давно называли «единственным настоящим мужчиной в окружении шаха». Есть крайне правые монархисты – генерал Овейси, дипломат Ардешир Захеди. Есть «буржуазные либералы», как профессор-экономист Хушанг Нахаванди, недавний советник шаха и шахбану. И есть «соглашательская социал-демократия» под знамёнами Бахтияра. Проводилась даже такая классификация: мол, «Овейси и Захеди выступают за кровавый военный переворот, а Нахаванди и Бахтияр за более умеренные методы».
Были ещё оппозиционные Хомейни умеренные исламисты во главе с экс-президентом Банисадром. А уж о леворадикальной вооружённой оппозиции советские обозреватели старались вообще не упоминать. Между тем, по своим личным взглядам Бахтияр, вероятно, предпочёл бы альянс как раз с моджахединами и федаинами. Но ситуация сложилась иначе.
НАМИР заключил союз с монархическим Фронтом освобождения, наладил сотрудничество с шахдот Ашраф. Коалиция Бахтияра с Амини и Овейси тут же пошла трещинами. Давали о себе знать идеологические мотивы и память о старых конфликтах. Куда прочнее получился союз с Азадеган. Военная организация НАМИР получила от Бахтияра прямую директиву: выполнять оперативные команды генерала Арьяны и адмирала Хабиболлахи. Проницательный читатель, вероятно, догадался о причине.
Идейная левизна-правизна, конечно, создавала массу проблем. Но эти споры можно было отодвинуть в прекрасный Иран будущего. А вот открытая военно-политическая коллаборация моджахединов с саддамовским Ираком создавала непреодолимую пропасть.
Бахтияр оказался в крайне сложном положении. О союзе с Хусейном по-моджахедински для него не могло быть и речи. Но и стать в войне на сторону исламской республики, подобно шахзаде, он не мог. Не мог даже категорически заявить о враждебности к Ираку, как эмигранты-монархисты. Совсем отказаться от помощи Хусейна ему не удавалось. Некоторые структуры НАМИР, например, один из радиоузлов, располагались в Багдаде. НАМИР воздерживался от критики саддамовского режима. Бахтияр даже высказывал абстрактные идеи о «самоопределении арабского населения иранского Хузестана». И в результате подвергался яростной критике не только хомейнистов, но и монархистов.
НАМИР создал в Иране довольно активную сеть подпольной организации и пропаганды. Леволиберальную и социал-демократическую агитацию лучше всего воспринимала интеллигенция. Откликались подчас рабочие, особенно с профсоюзным опытом. Временами, под давлением экономических трудностей, начинали прислушиваться и базарные торговцы, массовая опора хомейнизма. Изредка, но находились союзники даже в среде правящего духовенства – хотя бы те, чьи карьерные интересы игнорировали надменные аятоллы.
В середине 1980-х боевые группы НАМИР нанесли ощутимые удары. Погромили отряды басиджей – «титушек-ополченцев» режима. Снесли несколько полицейских участков и местных администраций. Подрывали и жгли банки, штабы «гвардейцев»-стражей, нефте- и газопроводы, заводы, электростанции. Лихо угнали в Египет борт госавиакомпании.
В 1985 году социально-экономический кризис в Иране совместился с военным тупиком. Массы стали внимать оппозиции. Когда Бахтияр призвал не покупать в госмагазинах и на госАЗС, многие призыву последовали. 17 мая 1985-го под лозунгами НАМИР вышел миллион иранцев.
Падение теократии стало представляться реальностью. 35 лет назад была разработана операция «Белая звезда» – призванная совершить это.
Антиклерикальная революция виделась как военное восстание. Ударный кулак должны были сформировать племенные ополчения и офицеры-заговорщики. Боевой костяк определялся тысяч в десять бойцов. Авангардную роль Бахтияр закономерно отводил племени бахтияров, из которого происходил сам. Помощь ожидалась от ВВС, флота и полиции. В этих силовых структурах недовольство произволом и некомпетентностью клерикалов проявлялось почти открыто. Что было логично: лётчиков рьяно подставляли под огонь иракской ПВО, моряков то вызывали на сушу, то запирали на судах, полицейских подчиняли стражам, поставленным над всеми законами.
Оперативный план предполагал быстрое блокирование казарм стражей, захват администраций и установление светской власти в пяти регионах: Белуджистане, Фарсе, Исфахане, Лурестане и Восточном Азербайджане. С этих направлений предстояло наступление на столицу. Решающим же этапом мыслилось восстание в Тегеране.
Главные надежды возлагались на отраслевые профсоюзы. Нефтяники, металлурги, текстильщики, производители сахара и табака – традиционно активные отряды иранского рабочего класса. И конечно, дальнобойщики – эти всегда в авангарде протестов. Их и агитировать не надо: глазами всё видят. Левые активисты и профсоюзные вожаки быстро организуют пролетариат на бой с эксплуататорами-теократами. Агитировать предстояло базар. Но тут помогут свои муллы: разъяснят, что хомейнисты предают истину ислама.
Шансы были. Но на помощь диктатуре снова пришла война.
Летом 1985-го развернулись бои в районе иракского нефтяного месторождения Меджнун (по иронии судьбы, Меджнун является продолжением иранского месторождения, названного Азадеган). Шесть операций в этом районе получили общее наименование «Аль-Кудс» («Иерусалим»).
«Аль-Кудс-1» начался 14 июня с наступления иранских войск на севере от Меджнуна. «Аль-Кудс-2», охвативший район Касре-Ширина, развернулся 19 июня. Наступление на Сулейманию, организованное 14 июля, получило название «Аль-Кудс-3». Кстати, здесь иранским войскам помогали бойцы Патриотического союза Курдистана. «Аль-Кудс-4» начался 26 июля, через пять суток после смерти Бахрама Арьяны. Наступление на Северный Курдистан, прозванное «Аль-Кудс-5», инициировано 8 сентября, а в конце сентября иранские войска в ходе операции «Аль-Кудс-6» попытались взять Мехран.
Каждая из этих операций заканчивалась возвращением на исходные позиции. Однако на первых порах они казались успешными. Всё это позволяло пропагандистам накачивать иранцев новыми дозами духоскрепно-милитаристской истерии. Резко ужесточился (хотя, казалось, куда ещё?) внутренний дисциплинарный режим. Волна протестов была сбита, все виды подполья и фронды начисто задавлены. Ни о какой «Белой звезде» уже не приходилось думать.
1986 год начался с очередного иранского наступления. На фронт стянули миллион бойцов, из которых половина – стражи и басиджи, а каждый пятый – подросток. Численное превосходство иранской стороны на ключевых участках превышало десятикратный разрыв. Ведомство иранского внешторга заказало на Тайване миллион пластмассовых изделий – зелёных ключиков, которые вешались на шеи солдатам. Дабы отомкнуть врата рая…
Оперативной целью являлся захват иракского полуострова Фао. Это позволяло дезорганизовать саддамовский нефтеэкспорт, сковать иракскую армию в безнадёжном котле, замкнуть Басру с запада и двинуться на Багдад. Успех означал бы стратегический перелом в пользу Ирана. Хусейн лично прибыл на фронт и принял командование на поле боя – впрочем, быстро его делегировав своему военному министру, кузену и шурину генералу Аднану Хейраллаху (после войны погибшему при странных обстоятельствах). Кровопролитные бои продолжались более месяца. В середине марта иранцы в очередной раз отступили. Однако они успели закрепиться на Фао.
Ответом стал в мае иракский прорыв и захват иранского города Мехран. Иранцы со своей стороны двинулись на иракскую Кербелу, средоточие шиитских святынь. Чудовищная «тактика живых волн» позволила вернуть Мехран и снова развернуться на Басру. Чтобы к концу года снова остановиться перед непрошибаемыми эшелонами иракской обороны. Последний отчаянный рывок был предпринят зимой-весной 1987-го. Несколько раз Басра казалась на грани падения. Но оперативная перегруппировка иракских войск и массированные артобстрелы остановили движение иранских цепей. Наступление выдохлось. Вместе с боевым духом войск и расчётами теократов.
Осенью 1987-го Иран попытался перенести центр тяжести на «войну танкеров» в Персидском заливе. Вскоре свободно передвигаться по акватории могли только боевые корабли. Это вызвало гнев американской администрации, которая и так в большей мере поддерживала Ирак. Социалист Хусейн, естественно, не вызывал симпатий у Рональда Рейгана. Но исламско-революционная неистовость аятолл, угрожающих Саудовской Аравии, представлялась худшей опасностью.
Вашингтон попытался закулисно урегулировать отношения с Тегераном. Помощник Рейгана по национальной безопасности Роберт Макфарлейн зондировал контакты с прагматичным Хашеми-Рафсанджани. Кончилось знаменитым скандалом «Иран–контрас» и попыткой самоубийства Макфарлейна. Определённый толк, впрочем, всё равно вышел. Тайные поставки оружия Ирану, организованные активистом ВАКЛ Оливером Нортом, создали финансовый фонд, использованный для помощи никарагуанским контрас. (Официальные каналы заблокировал конгресс, но дело было необходимым в рамках мирового антикоммунистического противостояния. В таких случаях Ронни не был правовым фетишистом.)
Так или иначе, американо-иранские отношения наладить не удалось. А раз так… Американские корабли потопили несколько иранских катеров и взяли в плен экипажи. Одна из таких акций совершилась в личном присутствии министра обороны США Каспара Уайнбергера. Намерения были продемонстрированы со всей серьёзностью. Прозвучавшие из Тегерана анафемы дела не меняли. Хомейни не решился на прямое столкновение с Америкой.
Сильно раздражены были и руководители СССР. Они тоже поддерживали Ирак, одного из опорных союзников в арабском мире. Хотя оставляли некоторую «запаску» и для Ирана на предмет антиамериканского блокирования. Учитывались также интересы сирийского союзника Асада. Но откровенный погром, устроенный хомейнистами, постоянные отказы от мирных предложений Хусейна разозлили Кремль.
«Упорное продолжение войны. Милитаристские действия в Персидском заливе. Провокации иранских паломников в Мекке. Тегеран противопоставляет себя мировому сообществу. Причём делает это демонстративно. Интересно, отдаёт ли иранское руководство себе отчёт в последствиях такой позиции?» – публично задавались вопросом советские международники. (Не говоря о том, что ещё в 1983-м хомейнистская госбезопасность разгромила компартию Туде. Жестоко, с арестами, пытками и унизительными телепризнаниями в шпионаже на Советский Союз.) Михаил Горбачёв разворачивал над планетой величественное полотно Перестройки. А тут какие-то религиозные фанатики переключают внимание на свои «фаджры-кудсы-кербелы»!
Совпадение позиций сверхдержав предопределило резолюцию Совета Безопасности ООН N 598 от 20 июля 1987 года. Ни до, ни после документ ООН не формулировался в такой жёсткой тональности. Требование прекращения огня выдвигалось ультимативно. И хотя обращалось оно к обеим сторонам, иракский президент пребывал в явном выигрыше. Он-то давно предлагал мир! С чего всё началось, к тому времени быльём поросло.
Даже почти нескрываемое применение химического оружия сходило Саддаму с рук. Лишь бы скорее кончилась война, а уж как иракцы это сделают… их вопрос. Саддам Хусейн позиционировался как защитник цивилизации от фундаменталистского мракобесия. «Да поможет вам Аллах – наш, а не иранский» – такое выражение стало ритуальным в дипломатии Багдада.
В Тегеране тоже обозначились подвижки. Прежде иранская сторона отказывалась обсуждать что-либо, кроме отставки Саддама и выплаты иракцами $300 млрд репараций. Но относительно резолюции 598 министр иностранных дел Ирана Али Акбар Велаяти высказался иначе: типа, документ был бы ещё лучше, если добавить в текст осуждение агрессора. «В ответе Ирана не содержится категорического отвержения резолюции», – констатировал генеральный секретарь ООН Хавьер Перес де Куэльяр.
Наступил последний год войны – 1988-й. Бессмысленность войны была уже абсолютно очевидна даже иранской теократической верхушке. Но «нацлидер» стоял на своём. Полуостров Фао ещё был оккупирован иранскими войсками. Теоретически это могло вселять какие-то надежды на успех.
Направлением очередного иранского наступления был избран Иракский Курдистан (где можно было рассчитывать на поддержку населения). 14 марта иранцы вступили в курдское селение Халабджа. В ответ Саддам Хусейн совершил одно из деяний, впоследствии приведших его на виселицу. Халабджа была подвергнута не только артобстрелу и бомбардировке напалмом, но и газовой атаке. Погибли три тысячи иранских военных и пять тысяч курдских жителей. Продвижение иранцев в Курдистане остановилось.
Одновременно иракцы сконцентрировали 100-тысячную группировку при 1200 танков в направлении Фао. Им противостояли лишь 20 тысяч иранцев. Заметим, как изменилось даже арифметическое соотношение, насколько иранская сторона выдыхалась быстрее иракской. 17 апреля 1988-го началась операция «Рамадан» – возвращение Фао под контроль Ирака. Сопротивление иранцев было быстро сломлено. В конце мая иракская армия окончательно зачистила регион Басры, а в некоторых местах прорвалась на территорию Ирана. И опять по приказу Саддама применялись боевые отравляющие вещества.
В середине июня иранцы контратаковали и отбили свои территории на юге. Зато севернее иракские войска и моджахедины снова двинулись на Мехран. Отвлечение иранских сил позволило Ираку занять месторождение Меджнун. В июле иракцы продвинулись в иранском Хузестане. Но Хусейн уже не планировал захватывать земли соседа. Он и так много раз пожалел, что начал эту войну. В обмен на деоккупацию Хузестана теперь Саддам требовал лишь ухода иранцев из Иракского Курдистана.
Зная Хомейни, трудно сказать, как бы развивались события дальше. Но 3 июля 1988 года иранский пассажирский самолёт совершал рейс в Дубай. Перелетая Персидский залив, борт попал в прицел ракетного крейсера «Винсеннес». Американцы приняли гражданский самолёт за военный. Ракетный залп. Гибель 290 человек.
Через неделю президент Рейган выразил сожаление в связи с гибелью людей. Но юридической ответственности США за собой не признали, извинений не приносили. С американской точки зрения, виноват был хомейнистский режим. Создавший в регионе обстановку перманентной войны, в которой иногда огонь открывается по ошибке. В СССР появилась мрачная шутка: «Недопустимое обострение напряжённости – летать над Персидским заливом стало так же опасно, как над советской территорией». Имелся в виду южнокорейский пассажирский самолёт, сбитый советской ПВО 1 сентября 1983-го. Генсек Андропов тогда тоже не извинялся и обвинял США.
Как ни цинично это звучит, катастрофа иранского самолёта ускорила достижение мира. Иранские власти получили, наконец, повод прекратить войну, отчасти сохранив лицо. Как бы в силу скорби по погибшим и тревоги за живых. 19 июля 1988 года аятолла Хомейни произнёс речь, в которой согласился на перемирие и переговоры: «Принять это решение мне было труднее, чем принять яд. Я поклялся бороться до последнего вздоха. Я завидую мученикам. Но я был вынужден учесть мудрое мнение всех военных экспертов». Можно подумать, это мудрое мнение он услышал тогда впервые.
Война окончилась не сразу. Иракцы встали в позу победителей и выдвигали унизительные для иранцев условия процедуры. Иранцы продолжали «не признавать режим Саддама». Всё это продлило бои ещё на три недели – в основном с целью захвата пленных, которых превращали в заложников. Выигрывали по большей части иракцы. Только 6 августа Тегеран официально согласился на прекращение огня и прямые мирные переговоры. В тот же день Саддам Хусейн объявил о победе Ирака. Прежде такой демарш сорвал бы всё. Но теперь иранская сторона махнула на это рукой. 20 августа 1988 года вступило в силу полное прекращение огня. Война окончилась.
Саддам Хусейн начинал войну, чтобы присоединить пограничную речку с берегами. Рухолла Хомейни продолжал войну, чтобы свергнуть Саддама Хусейна. Две диктатуры схлестнулись в смертном бою. Речка осталась за Ираном. Хусейн остался президентом Ирака. Таков был итог кровавого восьмилетия. Количество убитых в точности не подсчитано. Но меньше полумиллиона эксперты не называют. Чаще говорят о миллионе.
Через два года Саддам Хусейн захватил Кувейт и через несколько месяцев был разгромлен наголову международной коалицией. Из Кувейта он уходил уже не как из Ирана – международным преступником и изгоем, с ограничением суверенитета. Дальше кровавое подавление двух восстаний – курдского и шиитского – ещё 150 тысяч убитых. Сровненная с землёй страна. «Человеку ещё нет пятидесяти пяти, а сколько уже сделано!» – говорили об иракском президенте мастера чёрного юмора. Уйди он из жизни за пару лет до того – остался бы в истории почти героем.
Потом ещё более десятилетия тирании. Снова война с Америкой. Снова катастрофический разгром. Несколько лет суда – причём не американского, а иракского. И только потом – виселица.
Хомейни умер гораздо раньше Саддама. Зато в своей постели и полновластным диктатором. Наследники сохранили теократическую диктатуру в Иране по сей день. Воюют в Сирии, вмешиваются в Ливане, даже контролируют Ирак – непредвиденный итог свержения Хусейна американцами. И везде сталкиваются с усиливающимся сопротивлением. Но более всего – в самом Иране.
Нынешний режим Али Хосейни-Хаменеи больше похож на хомейнистский, чем режим Владимира Путина на сталинский. Ещё более упёрто противостоит своему народу и внешнему миру. Ещё более жесток в насилии. Хотя тоже разъеден коррупцией
Но с каждым годом растёт негодование людей, их презрение к диктатуре. Всё активнее оппозиция и подполье, всё яростнее протесты. Рано или поздно настанет час, о котором тридцать пять лет назад мечтал Шапур Бахтияр. «Белая звезда» взойдёт, пусть и под другим названием.
Михаил Кедрин, специально для «В кризис.ру»