Верховный суд подтвердил пределы охранных зон на принадлежащем дочерней компании «Газпрома» участке в центре Петербурга. Это означает, что госкорпорация может начинать задуманное ещё 13 лет назад строительство на Охте. Снова под угрозой уникальный археологический памятник ― Охтинский мыс. Откуда, собственно, и есть пошёл город св. Петра.
Метафизику Петербурга пытаются разгадать уже который век. Но почему-то обычно забывают, что пресловутый гений места обитал здесь задолго до Петра. Даже точно известно, где: в устье реки Охты. Это была торговая точка на пути из варяг в греки. Не случайно шведы построили здесь крепость Ниеншанц, рядом с которой возник город Ниен. Может, это кому-то не понравится, но именно дух Ниена нашёл свое новое грандиозное воплощение в будущем Питере.
«Что нам Петербург, мы и до него существовали», – любили повторять дореволюционные охтинские старожилы. Охта тогда считалась петербургским захолустьем, но этот местечковый патриотизм был вполне оправдан: до Петербурга здесь процветал типичный для того времени европейский город. Узенькие улицы, аккуратные домики, флюгеры-петушки. Ратуша, кирха, школа…
2,5 тысячи жителей Ниена торговали, трудились на верфях и кирпичных заводах, занимались ремеслами, возделывали поля. У всех имелись маленькие парусные кораблики или лодки. Место было оживленным. На реке – иностранные корабли, по берегам лесные склады, мельницы, хлебные амбары.
Город богател год от года и даже одалживал деньги шведской короне.
В Ниене было четыре официальных языка – шведский, немецкий, русский и финский. Успех в делах и карьерный рост от национальности не зависели. Вот, например, русский купец Матвеев, ставший Матсоном на иностранный манер, прославился тем, что построил в Ниене самый большой на тот момент корабль Швеции. А последним комендантом крепости Ниеншанц был Йоган Апполов – Иван Опалев по-русски, принявший лютеранство и причисленный к шведскому рыцарству.
А еще жил в Ниене мальчик Урбан Йерне, будущий известный ученый-энциклопедист. Он был и автором первого в Швеции учебника по химии, и личным врачом Карла XI, систематизировал шведскую грамматику, создал шведскую драматургию, писал стихи и картины, с Ньютоном дружил. В общем, был таким шведским Ломоносовым. А в своих воспоминаниях о родном городе написал: в Ниене так хорошо учили, что, когда мы с братом поступали в Дерптский университет, нас сразу зачислили на второй курс.
Вот вам и приют убогого чухонца, воспетый Пушкиным. А что ему было еще воспевать? Когда Петр стоял на берегу пустынных волн, Ниена уже не было. Его сожгли сами шведы.
Кстати, финская деревня тогда действительно существовала на берегу Невы, на месте Эрмитажа. На Фонтанке, напротив нынешней площади Ломоносова, была русская деревня. В районе будущего Смольного находилось село Спасское с православной церковью, из Ниена туда переплывали на пароме. А вообще, все тогдашние поселения этих мест перечислены к книге финна Сауло Кепсу «Петербург до Петербурга».
Но вернемся в Ниен. «Представьте себе: русские наступают – как можно было обороняться, если вокруг город? Его сожгли, а жители уехали в Выборг и Нарву. Некоторые, правда, укрылись в крепости. И чтобы спасти их, комендант после двух отбитых атак согласился на почетную сдачу. 2 мая 1703 года, вручив ключи от крепости фельдмаршалу Шереметеву, под барабанный бой гарнизон вместе с семьями покинул Ниеншанц. Ушли все, в том числе и русские. Они были свободными людьми, вольнолюбивыми, с чувством собственного достоинства. В письмах королю возмущались, что налоги высокие, и вдруг на тебе – крепостное право?»
Так о сдаче крепости и гибели города рассказывает Эдуард Якушкин, единственный допетербургский художник. Он рисует город Ниен, ни одного изображения которого не сохранилось. Но фантазии художника основаны на архивных документах, он с удовольствием делится своими знаниями, и наше описание Ниена получилось таким детальным благодаря ему.
Между прочим, картины Эдуарда Якушкина могут отлично вписаться в экспозицию будущего музея-заповедника на Охте.
Археологи откопали на Охте несколько культурных слоев начиная с неолита. В том числе и то, что осталось от Ниеншанца. Раскопки производились под заводом, снесённым ради башни «Газпрома». Петербуржцы своими протестами защитили тогда Охту от газпромовского небоскрёба – башню, как известно, построили на Лахте. А теперь историки, археологи, градозащитники требуют спасти от застройки исторические памятники Охтинского мыса.
Раскопки на Охте называют Петербургской Троей. И археологический ландшафтный музей-заповедник на этом историческом месте, конечно же, станет мировой туристической сенсацией. Если, конечно, его удастся там создать.
Светлана Мазур, специально для «В кризис.ру»