Президент Франции Эмманюэль Макрон совсем не похож на франкского майородома Карла Мартелла. Победившего под Пуатье в 739 году и остановившего арабское завоевание Западной Европы. Тем не менее именно макроновская Франция оказалась сегодня единственной европейской (и христианской) страной, реагирующей на агрессивный исламизм.
Президент Франции решился вступить в открытую идеологическую конфронтацию с мощным исламистским лидером – президентом Турции Реджепом Эрдоганом. Французские войска вместе с армиями Мали и Буркина-Фасо воюют против исламистов в странах Сахеля (операция «Бархан»). Франция – самый жёсткий критик турецких претензий на греческий шельф, и единственная страна НАТО, пославшие военные корабли для поддержки Греции. Макрон выразил готовность принять раненых с карабахского фронта. И, наконец, отозвал посла из Анкары в ответ на оскорбительное выступление Эрдогана (тот посоветовал ему «лечить психику»).
Французское правительство отреагировало на недавнее убийство чеченским исламистом учителя Самуэля Пати. 230 подозреваемых в поддержке фундаменталистской агрессии депортированы из Франции. Мечеть, которую посещал убийца, закрыта полицией. Девушка, одобрившая убийство в соцсетях, получила тюремный срок.
И, наконец, самое главное: после убийства Пати президент Макрон призвал «построить просвещённый ислам» во Франции, «который бы жил в мире с республикой, уважал бы принцип отделения церкви от государства», и, главное был бы свободен от «иностранного влияния». Этого, собственно, и не смог перенести Эрдоган, претендующий на роль главного защитника ислама в мире – идею французского национального ислама, свободного от его влияния.
В Великобритании, Германии, Испании и США исламские экстремисты устраивали страшные террористические акты, но ни в одной из этих стран не говорили об очищении ислама от иностранного влияния, о «просвещённом», т.е. реформированном и секуляризованном исламе. А во Франции – заговорили. Главной причиной того, что именно Франция оказалась единственной страной европейской культуры, не побоявшейся бросить вызов фундаментализму – сильное правое движение. Оно испытывает взлёты и падения, трансформируется, видоизменяется, но остаётся могучей силой. Поэтому президент Макрон, действительно совсем не похожий на Карла Мартелла, защищает национальные, республиканские ценности, не боясь прогневить ни террористов, ни Эрдогана.
Макрон был, в общем-то, искусственно «вылеплен» французской элитой в преддверии президентских выборов 2017-го. В противовес Марин Ле Пен, лидеру Национального фронта. Молодой обаятельный политик, сыпавший на ошеломлённого избирателя дождём обещаний как правого, так и левого происхождения, Макрон сумел выполнить свою задачу. Во втором туре мадам Ле Пен потерпела поражение.
Но Макрон – шире: французская элита – прекрасно понимает, что идеи Национального фронта поражения не потерпели. В первом туре за кандидата НФ проголосовали Эльзас, Лотарингия, Шампань, Пикардия, Франш-Конте, Бургундия, Прованс – примерно половина Франции. Политтехнологии способны сокрушить любого кандидата, если против него объединяется элита, как и произошло во Франции в 2017-м. Но уменьшить привлекательность его идей не могут.
НФ достаточно сильно выступал и на предыдущих президентских выборах 2012-го и 2007-го. А в 2002 году во второй тур прошёл отец-основатель Жан-Мари Ле Пен. Он проиграл, как его дочь пятнадцать лет спустя. Но и тогда ему отдали голоса те же Эльзас, Лотарингия, Франш-Конте, Бургундия, Пикардия… Неизменность правого электората демонстрирует глубокую укоренённость правых идей во Франции.
Французское правое движение после Второй Мировой войны переживало тяжёлый кризис. Во время войны лидером правых был маршал Петэн, запятнавший себя сотрудничеством с гитлеровской Германией. В его лагере были все основные правые политики. И все оказались дискредитированы после разгроме Германии.
Правое движение воссоздавалось с нуля. В 1950-е оно фокусировалось вокруг Пьера Пужада, наследника французского правого синдикализма. В 1953 году Пужад основал Союз по защите владельцев магазинов и ремесленников, выступавший против диктата крупного капитала, всевластия бюрократии и засилья левых профсоюзов. На парламентских выборах 1956-го пужадисты сумели провести в парламент 52 депутатов. Среди них был молодой десантник Жан-Мари Ле Пен. Взявший в парламенте долгосрочный отпуск для участия в боях против алжирских повстанцев.
Ещё одним правым депутатом в парламенте того созыва был лидер маленькой ультраправой партии Французское национальное объединение Жан-Луи Тиксье-Виньянкур. У него была бурная политическая биография: роялист, участник войны с Германией, затем сторонник режима Виши, он в конце концов выступил на стороне Сопротивления и был брошен гестаповцами в тюрьму. Освобождённый английскими войсками, Тиксье-Виньянкур был арестован за коллаборационизм, но… оправдан как жертва гестапо.
Тиксье-Виньянкур, как и молодой Ле Пен, поначалу с восторгом принял приход к власти генерала де Голля. Оба надеялись на героя войны. Ждали, что он покончит с властью беззубой бюрократии и установит сильный режим в интересах «маленьких людей» – рабочих, мелких буржуа, крестьян и ремесленников. И, разумеется, покончит с партизанщиной в Алжире.
Неожиданное решение де Голля уйти из Алжира потрясло Францию. Опора де Голля – массовые средние слои, крестьяне и часть рабочих – отказала ему в поддержке. Но причины, заставившие генерала-президента «кинуть» свой электорат, были достаточно весомы. Алжирцы, потерпев поражение в боях, остались в большинстве своём непримиримыми врагами Франции, а управлять страной, где 85% населения нелояльны или прямо враждебны – очень трудно, точнее, бесперспективно. Кроме того, за уход Франции из Алжира выступало чуть не всё тогдашнее международное сообщество: США, СССР со всем «соцлагерем», Британия, Германия, Китай, все арабские и мусульманские государства, лидеры Третьего мира – Индия, Индонезия, Югославия, Бразилия… В таких условиях удержание Алжира означало бесконечную (пусть и тактически победную) антипартизанскую войну, расходы на огромную армию, перенапряжение экономики, ссору со всем миром.
Осуждать де Голля за его алжирское решение трудно. Но претворено в жизнь оно было ужасно. Французская армия получила приказ не вмешиваться, когда повстанцы начали резню французов в Оране; не было никакого организованного вывоза французов из страны, где им угрожала мучительная гибель; ничего не было сделано для эвакуации сотен тысяч алжирцев, лояльных Франции (большинство из них погибли). Более того, де Голль подписал с Алжиром ряд соглашений, предусматривавших французскую экономическую помощь этой стране, а также право алжирцев на въезд и проживание в бывшей метрополии. После резни европейцев в Оране и изгнания французов из Алжира Франция так и не денонсировала соглашения, согласно которым французскому населению местные власти гарантировали какие-то права и чуть ли не безопасность…
Любовь к де Голлю среди правых сменилась отчаянной ненавистью. Ушедшие в отставку офицеры и бежавшие из Алжира «черноногие» создали Секретную вооружённую организацию (OAS). Они пытались поднять восстание против де Голля, а после неудачи – ликвидировать его физически. Тиксье-Виньянкур сформировал легальную ассоциацию сторонников OAS – «Комитеты Тиксье-Виньянкура». После подписания Эвианских соглашений, санкционировавших независимость Алжира, они превратились в предвыборный штаб президентской кампании Тиксье. Начальником штаба стал Ле Пен.
Но шок от «алжирского предательства» дезориентировал правых, породил ощущение безысходности. Тиксье-Виньянкур на выборах 1965 года получил всего 5% голосов. Он рассорился с Ле Пеном, но оставался неоспоримым лидером правых. В 1966 году Тиксье-Виньянкур сформировал новую правую партию – Республиканский альянс за свободу и прогресс, выступавшую с позиций синдикализма и одновременно максимальной экономической свободы. (Синтез радикального профсоюзного популизма, антикоммунистического национализма и проамериканской ориентации олицетворял в партии бывший коммунист и профбосс Раймон Ле Бурре.) Иммиграция из мусульманских стран, в первую очередь Алжира, уже тогда стала одной из важнейших программных положений правых. Тиксье-Виньянкур подчёркивал, что он – за французский Алжир, но против алжирской Франции.
Республиканский альянс стоял на позициях самого жёсткого антикоммунизма и антисоветизма. Выступал за последовательный атлантизм, активное участие Франции в НАТО, союз с США и Британией. Призывал сопротивляться вторжению Варшавского пакта в Чехословакию и «доктрине Брежнева». При этом республиканцы поддерживали Израиль в ближневосточном конфликте.
Во время левого восстания 1968-го – «Красный май» – партия Тиксье-Виньянкура, несмотря на всю ненависть к де Голлю, поддержала его ради отпора коммунистам. Уличные бойцы Альянса дрались с левыми на улицах французской столицы.
После ухода де Голля В 1969-м Тиксье-Виньянкур перешёл на сторону его преемника Жоржа Помпиду (голлизм без де Голля, с антикоммунизмом, сильным президентством властью, помощью малому бизнесу и активной социальной политикой не вызывал возражений с его стороны). Республиканский альянс распался. Но правое знамя было подхвачено Ле Пеном: в 1972 году он организовал Национальный фронт.
НФ занял устойчивые позиции во французской политике. Его основное требование – прекращение эмиграции из стран неевропейской (не христианской) культуры, в первую очередь исламских и африканских. Фронт требует поддержки французской национальной культуры и традиционных ценностей, мер по повышению рождаемости и поддержки французских семей. При этом к французам НФ причисляет всех граждан, считающих себя таковыми (в рядах фронта есть евреи, армяне, гугеноты, чернокожие, латиноамериканцы, ливанские и сирийские христиане).
В 1974 году французская элита, устрашённая «нефтяным шоком», который годом ранее устроили арабские нефтеэкспортёры в отместку США и Европе за поддержку Израиля (которая, кстати, существовала в основном в воображении арабских властителей), широко распахнула двери Франции для мусульманских иммигрантов. В ответ правые выбросили лозунг «Нам нужен новый Карл Мартелл!»
Карл Мартелл, разумеется, не появился. Но Париж под давлением правых – не столько политиков, сколько народных настроений – подошёл к проблемам иммиграции по-другому, нежели Британия или Германия. Франция отвергла мультикультурализм. Иммигранты по закону должны изучать (и использовать в жизни) французский язык, не создавать замкнутые национально-культурные сообщества, интегрироваться во французскую нацию. Иными словами, не создавать чужеродных вкраплений, а становиться французами. Другое дело, что это получается плохо, но само стремление французского государства сохранить национальную идентичность означает большой вес правого политического сектора. А правые – это НФ.
Фронт традиционно выступает за снижение налогов для малого бизнеса, ужесточение борьбы с преступностью, сохранение и усиление государственного участия в здравоохранении, образовании, транспорте, банковском деле и энергетике. Во внешней политике Фронт выступает против евроинтеграции и за приоритет национального законодательства и национальных институтов перед европейскими. Одной из внешнеполитических задач Фронта является недопущение вступления Турции в Евросоюз.
В 2011 году Ле Пен, неоднократно вредивший НФ своими непродуманными и провокационными высказываниями (он то хвалил Третий рейх, то нападал на евреев), уступил должность лидера организации своей дочери Марин. Под её руководством Фронт (он официально переименован в Национальное объединение, но в обиходе продолжает именоваться по-старому) эволюционировал в респектабельном направлении. Сохранив идейную основу консервативного национализма, традиционализма, опоры на «маленького человека», противодействия бюрократам, олигархам и «денежным мешкам». Оборотной стороной стало интенсивное сближение позиций с РФ.
Причём если при Жан-Мари высказывались симпатии к России ельцинской, то при Марин объектом симпатий стало путинское государство. (Различие нюансов понятно.) Кремль воспринимается многими – хотя, конечно, не всеми – французскими правыми как образец авторитарного традиционализма, антиисламизма и антиамериканизма. Правящий режим РФ получил в лице французских националистов довольно влиятельное политическое лобби, в значительной степени определившее позиции европравых. Как отнёсся бы к такому повороту Тиксье-Виньянкур, можно себе представить. Но на такие аргументы в нынешнем НФ ответ всегда готов: РФ не СССР, Путин не коммунист…
В 2014 году партия одержала сокрушительную победу на выборах в Европарламент, заняв с 25,4% голосами и первое место во Франции. После этого «политического землетрясения» французская элита и начала поиски кандидата, способного остановить Марин Ле Пен. Таким человеком стал Эммануэль Макрон.
Ле Пен оттеснена, но не вытеснена. Её яркое выступление по телевидению после убийства учителя Пати было настолько сильным, что частично транслировалось на многих зарубежных телеканалах, даже на русском Euronews. Неоднократные попытки засудить Марин за резкие высказывания свидетельствуют о сохранении сильных политических позиций – как ею самой, так и её партией. А то, что ни одна из этих попыток не удалась, подтверждает это влияние.
Под влиянием правых Франция гораздо более жёстко реагирует на религиозный экстремизм. А эта реакция, в свою очередь, усиливает правые настроения в обществе. Получается система сообщающихся сосудов, благодаря которой правое движение Франции, несмотря на все трудности, расколы, противоречия и давление элиты, продолжает быть одним из самых сильных и массовых. И часто заставляет правящие круги, хотя бы в какой-то степени, действовать в соответствии со своими целями.
Евгений Трифонов, специально для «В кризис.ру»
