В Париже прошёл Республиканский марш. Против тоталитарного терроризма вышли полтора миллиона человек. По замыслу организаторов, мероприятие должно было вылиться в глобальную историческую акцию — поддержать французов приехали со всего мира. Вместе с президентом Франсуа Олландом по бульвару Вольтера прошагали канцлер Ангела Меркель, президент Пётр Порошенко, премьер-министры Дэвид Кэмерон, Мариано Рахой, Биньямин Нетаньяху, лидеры и представители других государств. От России прибыл министр иностранных дел Сергей Лавров, от Америки — генеральный прокурор Эрик Холдер. Но демонстрации единства не получилось.
Начало разладу было положено в самой Франции. Точнее, во французском Национальном собрании. Правящие социалисты заявили, что не желают видеть в рядах демонстрантов представителей четверти населения страны — членов партии Национальный фронт. Марин Ле Пен с соратниками получили уникальную возможность показать свою неразрывную связь с обществом, отделившись от политической элиты и влившись в народную массу. Зато однопартийцы президента Олланда показали себя либо идеологическими догматиками, либо политическими гешефтерами, ставящими партийный пиар выше общенационального единения в трудный час.
Прогулка 50 еврочиновников в окружении 5500 полицейских с собаками и вертолётами больше походила на светский раут олигархов, чем на акт общественного протеста и скорби. Олландовский «выход в народ» после официальной части картины не изменил. Дюжие охранники бесцеремонно оттирали парижан в сторону. С торжеством демократизма у Олланда получилось «как всегда».
Сами французы не строят иллюзий по поводу единства и сплочённости. Демограф Мишель Трибелас, занимающаяся вопросами иммиграции во Францию, отметила, что лозунг Je Suis Charlie («Я — Шарли») отдаёт нарциссизмом и непристойностью. Журналисты Charlie Hebdo погибли, выполняя свой долг, как они его понимали. И носить их имя могут лишь те, кто готов продолжать дело смелых карикатуристов. Что касается властей, то полезнее было бы инициировать «эквивалент первой поправки к Конституции США» (право владения оружием), чем маршировать по улицам.
С Трибелас солидарен обозреватель Le Figaro Филипп Бильже. Он решил воздержаться от участия в марше: «Вместо шума, поднятого вокруг этого феноменального шествия, было бы лучше скромно и эффективно доказать гражданину, что он не должен бояться. Что наше государство допустит повторения трагедии. Что наша демократия крепка».
Дополнительный раскол во французское общество внёс — вольно или невольно —израильский премьер. Накануне марша Нетаньяху объявил, что Израиль готов принять всех французских евреев. Если учесть, что во Франции евреев около полумиллиона, а в Израиле около четырёх миллионов, сомнительно, чтобы иммигрантов ждал радушный приём. Хотя, несомненно, в перманентно воюющей стране им будет безопасней, чем в мирной Европе. Что же станется с оставшимися французами, Нетаньяху, похоже безразлично. И где тут солидарность? С таким же успехом можно было маршировать по Тель-Авиву.
В том же духе выдерживается предложение испанского премьера Мариано Рахоя: усилить в ЕС погранконтроль, ревизовать Шенген. Сколько было разговоров о новой эре, открывающейся XXI веком. И вот пожалуйста — большой креатив.
Но вот что всего тревожнее. Как выяснилось, далеко не все французы сочувствуют Charlie Hebdo. Особенно молодые. На следующий день после расстрела во Франции был объявлен национальный траур, во всех госучреждениях, включая школы, прошла минута молчания. И тут оказалось, что многие учащиеся не знают о произошедшем. А среди знающих немало таких, кто считает — жертвы виноваты сами. «Что посеешь, то и пожнёшь», — изрёк школьник из тринадцатого округа Парижа. В другом классе почти треть учеников отказались держать траур. В колледже Рубе четыре сотни студентов устроили скандал, «не в полной мере понимая, для чего устроена минута молчания». В Гренобле двенадцатилетний мальчик объявил, что ему не жаль тех, «кого я не знаю». Кое-где во время минуты молчания ученики смеялись и обменивались непристойными шутками. В колледже Пьер-де-Гейтер четырнадцатилетний парень участвовал в минуте молчания, но «сделал это для тех, кто был убит, но не для Шарба, который рисовал карикатуру. У меня нет жалости к нему». Карикатурист Стефан Шарбонье — главный редактор атакованной газеты. Он тоже был убит 7 января.
Понятно, какая возникает первая мысль. Но не все эти подростки из мусульманских семей. Среди Абделей и Хамидов оказалось немало Жанов и Пьеров. Возможно, поэтому французский премьер-министр Мануэль Вальс посчитал необходимым предупредить соотечественников: «Мы должны смотреть с ясностью, что происходит: рост общинности, отказ от завоеваний Республики, отказ от светского государства». Под «общинностью» имеется в виду групповое сплачивание ближнего круга — семьи, компании, квартала — противопоставленного обществу в целом. Позиция, очень характерная для мусульманских иммигрантов, распространяется среди коренных французов.
Усилия Олланда и его партии, всячески насаждающих политкорректность и толерантность, не пропали даром. Терпимость к чужим взглядам и обычаям хороша в меру. Пока не превращается в покорное следование. Это не говоря о том, что бывают взгляды и обычаи, терпимости не заслуживающие. И об этом нельзя забывать.
В европейской культуре издавна укоренены ценности индивидуальной свободы. Не будем сейчас анализировать, насколько они вообще совместимы с исламом. Было время, когда преследуемые христианскими королями иноверцы и еретики спасались во владениях арабских эмиров. На наших глазах мусульманские народы показали, как следует поступать с засидевшимися диктаторами. Но исламский фундаментализм европейской свободе враждебен. Как некогда большевизм и нацизм, в Европе возникшие и вовсе не Коран исповедовавшие. Как державная идеология «духовных скреп» — недаром всем известные российские организации за малым не поднимают лозунгов «свободу братьям Кауши!» Как учение чистокровного француза Рене Генона, от которого по большому счёту пошли всевозможные «евразийские миры».
Не восточная мудрость и культура проникают в европейскую цивилизацию через всеядную толерантность, а мракобесие, жестокость, равнодушие. Теракт в Charlie Hebdo — закономерный результат олландовской политики и залог поражения левых на следующих выборах. Не факт, что правые в лице путинистки Марин Ле Пен намного лучше. Но уроки они явно извлекут. Тем более извлекут их миллионы французов. И не только они.
Ульяна Коваленко, специально для «В кризис.ру»